Заштукатуренная память
Отель «Цитадель» во Львове построен вопреки протестам общественности на месте массовых убийств и пыток. Когда видишь это сооружение с варварской роскошью, то думаешь о тех, кто там останавливается или приезжает ужинать. Разве что наркобароны и всевозможные мафиози. Зло притягивает зло. Оно укоренилось на горе, потому что кровь не смыта и не отомщена. Рядом скромный деревянный крест под полуразрушенной башней, которая тоже уже имеет хозяина, будущего ресторатора, не важно – донецкого или львовского – лишь бы добиться. Салина возле Добромиля. Здесь в июне 1941-го было уничтожено примерно три с половиной тысячи человек и брошено в соляные шахты: узники Перемышльской тюрьмы, которых привели сюда, тридцать детей из приюта в Перемышле, рабочие, пришедшие получить зарплату, местные, попавшиеся на глаза конвою, исполнители, убивавшие людей деревянными молотками для размельчения соли, евреи, которых немцы заставили вытаскивать тела из шахты глубиной 100 м. Уроженец Добромиля, немного обтесавшись в толерантной Европе, пишет небрежно, что цифры завышены в несколько раз. Свидетели, видевшие колонну, математически вычислили количество жертв. Я им верю больше. В 1950-х годах на Салине создали туберкулезный санаторий. Окровавленный кирпич покрыли штукатуркой. Протестировать никто, конечно, не мог. Люди просто ставили и ставили кресты в лесу, у могил, где похоронили тех, кого вытащили из шахты, а коммунисты его вырывали. Несколько лет назад поставили часовню возле одной шахты. Никакого статуса Салина не имеет. В этом не заинтересована местная власть. Она мечтает, как бы продать дороже этот большой участок, хотя в конце июня устраивает молебны, потому что люди все равно бы пришли. Приходит немного. Зато желающих украсть кирпич из тех домов хватает. Периодически говорят, как было бы хорошо сделать там курорт, потому что вода целебная. Вода, в которой растворились тела жертв тоталитаризма, это мертвая вода. Но, вероятно, будет так, как хотят местные князьки, рассказывая о процветании Добромиля и новых рабочих местах. Ни эксгумации, ни исследований, ни музея.
В Дрогобыче под стеной, где немецкие оккупанты расстреляли сотни людей, открыли бар. Конечно, с разрешения патриотической власти. Пришлось убрать. На месте холерных кладбищ, воинских захоронений и жертв сталинского террора, вырыли озеро и сделали центр отдыха для любителей шашлыков. Деньги там серьезные. В Броннице за Дрогобычем у дороги, возле места, где были расстреляны десятки тысяч евреев, хотели сделать шашлычную, но удалось отвоевать, потому что вмешался Израиль. Ну, поставят монумент, оградят – и овцы целы, и волки сыты. Когда речь идет о бизнесе и рабочих местах – смерть ничего не значит.
Активистов мало, а обыватель имеет один маршрут: работа, церковь, дом. Иногда шашлыки на берегу озера, вырытого на гробах тысяч человек. В Нью-Йорке оставили открытую рану на месте атаки 11 сентября. У нас на месте расстрелов Небесной Сотни делают все, чтобы заштукатурить кровь, унизить память. Вместо того чтобы наказать НАКОНЕЦ убийц. В галицких селах выгорают на солнце простенькие стенды с фотографиями погибших, в гарнизонном храме во Львове один боковой притвор почти заполнен портретами погибших воинов. Это – настоящее. Это не бизнес на крови, не конъюнктура.
Блогеры лихорадочно пишут статьи о Небесной Сотне, журналисты проводят опрос на тему: «Что вы думаете о Небесной Сотне?» Потому что могут быть и разные точки зрения, у нас же свобода слова. И убийцы на свободе. На Майдане не погиб ни один писатель, зато каждый имеет возможность высказаться теперь, хотя издателям уже поперек горла тема Майдана и войны. Хватит на этом зацикливаться. А вы, господа мастера, плотнее кладите штукатурку, под ней так хорошо скрывать преступления.