Беспорядки в Западном Папуа: опыт радикализации замкнутых сообществ
Во времена глобальных социальных трансформаций социальные протесты спорадически вспыхивают в разных частях света - от Никарагуа и Гаити до Гонконга, а последняя вспышка происходит прямо сейчас в индонезийской провинции Западное Папуа. Протесты развиваются по схожей логике, но с разной динамикой, которая зависит от устройства конкретных сообществ. Например, протестующим в Гонконге понадобилось почти полгода чтобы достичь того уровня радикализации, который протестующие в Западном Папуа легко преодолели за неполные две недели.
Понять, что влияет на динамику радикализации, важно с точки зрения безопасности, поэтому беспорядки в Западном Папуа - этой Мекке антропологов - заслуживают отдельного внимания.
В начале августа в социальных сетях началось вирусное распространение видеоролика, в котором группа индонезийских военных издевается над папуасскими студентами в восточно-яванском городе Сурабая, называя их «обезьянами, свиньями и собаками». После этого в папуасском сообществе провинции Западное Папуа, расположенной на острове Новая Гвинея, поднялась волна возмущения, которое долго накапливалось на фоне тяжелого исторического опыта, негативных для автохтонного населения демографических тенденций последних 20 лет и дискриминационных хозяйственных, религиозных и культурных практик индонезийского правительства.
Провинцию Западное Папуа, немного меньшей Испании, очень слабо развитой, удаленной от столицы Джакарты на 4 тысячи километров, но наделенной значительными запасами древесины, природного газа, золота, меди, покрытую плотными тропическими лесами, быстро охватили протесты против расовой дискриминации. Демонстрации и марши, которые произошли в 30 городах, быстро переросли в акции за независимость провинции. «Свободный Папуа - это то, к чему стремятся обезьяны» - написано на плакатах демонстрантов.
Правительство Джакарты пыталось подавить протесты, арестовав несколько человек, но упустило этап радикализации, не увидев ни настоящих путей распространения радикальных призывов, ни способов, которыми эти призывы становились «видимыми» в сообществах.
В преимущественно христианизированной среде папуасов ячейками распространения призывов национально-освободительного характера стали церкви. «Пришло время каждому из нас стать новыми Моисеями и выйти из состояния рабства», - говорят проповедники в церквях Западного Папуа.
Появление на спонтанных акциях протеста людей в традиционных папуасских нарядах и использование традиционных ритуалов мгновенно делает эти акции видимыми для локальных сообществ, заставляя людей массово присоединяться к протестам.
Но в то же время внешние наблюдатели, в том числе и мусульманские индонезийские власти не видят этих маркеров и не слышат этих призывов, поскольку находятся вне этих традиционных сообществ, и не понимают течения кризисных процессов в этой специфической социокультурной среде.
С одной стороны, это приводит к минимизации или даже к невозможности адекватных реакций на распространение призывов к протестам, но с другой - к замыканию протестных сообществ и, соответственно, - почти неизбежной радикализации протестов.
Таким образом, быстрая и незаметная извне радикализация взорвалась словно восстание, в котором выплеснулось возмущение, накопленное за десятки лет, со времен колониализма. «Папуасы - это черные, кудрявые, волосатые обезьяны, которые хорошо поют и танцуют, продают орехи и вышитые сумки и полотенца на уличных базарах, они глупые, всегда грязные и склонны к преступлениям», - так, по мнению жителей Папуа, считают индонезийцы. Индонезийцы являются по большей части владельцами бизнеса, руководителями предприятий и организаций, занимают руководящие должности в органах управления в Западном Папуа. Также Джакарта получает основные доходы от использования природных богатств Западного Папуа.
Это стало результатом социальной политики Джакарты, направленной на увеличение количества индонезийцев в Западном Папуа и постепенную ассимиляцию автохтонных жителей. Изменить демографическую ситуацию удалось, но это привело не к желаемой ассимиляции, а к еще большей сегрегации, росту расизма и неравенства.
Все это много лет питало чувство отчужденности и возмущения в местных общинах, которые всегда ставили под сомнение результаты референдума о присоединении 1967 года, когда 1022 человека под наблюдением индонезийских военных решили судьбу 800 тисяч жителей провинции.
Социальный взрыв был вопросом времени и стечения благоприятных обстоятельств, а динамика радикализации зависела от структуры общества и эффективности обратных связей в социальной системе.
Сегодня радикальные действия привели к смерти по крайней мере 6 человек, ранения не менее 12 человек, многочисленным поджогам и разрушениям административных и промышленных зданий. Было сожжено здание местного парламента, несколько отделений полиции, было подожжено и разрушено здание местной тюрьмы, что привело к бегству заключенных, повреждены и частично разрушены несколько промышленных предприятий и объектов инфраструктуры, в частности, станций мобильной связи, подожжено несколько магазинов и много автомобилей, в том числе грузовиков, что привело к блокированию нескольких важных трасс. Сотни тысяч людей во всей провинции проводят марши и демонстрации протеста, участвуют в столкновениях с полицией и массовых беспорядках. В Западном Папуа, как наверное и во всей Индонезии, происходят самые массовые беспорядки крайней мере за последние 40 лет.
Интересно, что местные и региональные радикальные и экстремистские движения, как и любые институциональные организации, также оказались не очень готовы к такому внезапному взрыву радикальных протестов. Местные организации анархистов, анархо-коммунистов, маоистов, националистов, Движения за освобождение Папуа, Национальной Армии Освобождения Западного Папуа и других экстремистских группировок начали присоединяться к протестам, когда этап радикализации был уже в разгаре.
Все это свидетельствует о серьезной разобщенности и сепарированности местного общества - разобщенности многомасштабной и многомерной, социальной, политической, этнической, религиозной, культурной, экономической и гражданской, которая порождает различные социальные угрозы и конфликты и блокирует обратные социальные связи. Эта разобщенность и является мощным двигателем радикализации, и одновременно она мешает разрешать кризисы и конфликты, не оставляя других инструментов, кроме насилия...
