Цена – не вопрос
О победобесии практически все сказано. Имеет смысл лишь подчеркнуть несколько аспектов. Путинский режим ловит души просто устроенной ловушкой с хрестоматийной подменой смысла: звучит она так – твой отец и дед воевали, твои родственники погибли, наши враги хотят, чтобы их гибель была напрасной, а для этого пытаются переписать историю и отнять у нас нашу победу. Как в любом ложном утверждении, первая часть утверждения (разбег) узнаваема и для большинства соответствует реальному травматическому опыту: наши отцы и деды воевали, наши родственники погибли. Ложным является последний поворот: отнять победу у прошлого, отнять память о войне невозможно. А под переписыванием истории кремлевские пропагандисты имеют в виду такое уточнение истории, которое не укладывается в упрощенное толкование и более легкое ее использование для прикладной пропаганды.
Но я хотел бы говорить не о цифрах, хотя пропагандистское толкование истории неотделимо от подмены реальных фактов вымышленными: а это и реальные цифры потерь и структура этих потерь, то есть разница между ценой пушечного мяса для начальства и потерями среди самого начальства, которые и устанавливают статус солдатской жизни для российских полководцев.
Но я бы сделал акцент на другом: зачем нужно истерическое празднование дня победы для режима? И я не об удержании власти, не о единственном событии, способном стать смыслом мобилизации разных социальных групп и даже не о манипулировании искренними порывами людей, испытывающих (или не испытывающих) чувство вины и благодарности предкам, воевавшим за них и, возможно, отдавшим жизнь. Здесь все примерно понятно, механизмы манипуляции и мобилизации хорошо исследованы. Я об относительно новом аспекте, который назвал бы подготовкой к войне.
Речь идет не о войне прошлой, а войне будущей, к которой разными приемами путинские пропагандисты готовят пушечное мясо. А готовят они к необходимому переходу от гибридной войны, которую Кремль вел и ведет против Украины, Грузии, Молдовы, Сирии, когда потери еще можно скрывать, как и участие регулярных частей, переодетых в отпускников или членов той или иной частной военной компании. Смысл сегодняшней кремлевской пропаганды уже иной: Кремль готовит своих граждан к «гибели всерьез»; и здесь имеет смысл остановиться на относительно новых аспектах милитаризации сознания.
Война – это, прежде всего, целеполагание. То есть если правительство скажет правду: вы должны погибнуть, дабы защитить наше привилегированное положение, наши авуары, нашу интерпретацию конституции (в которой декларируется одно, а в реальности права только у правящей элиты), то желающих гибнуть найдется немного. Гибнуть вообще никто не хочет, для каждого цена собственной жизни, несомненно, больше, чем для начальства. Смысл милитаризации в двух аспектах – переформатировании ценностной картины мира тех, кому предуготована гибель. И понижение ценности собственной жизни в их глазах.
Этим и занимаются последние годы, после оккупации Крыма и конфликта с западным миром, кремлевские пропагандисты. И обойти вниманием главный оселок пропагандистского усилия – смысл Второй мировой войны и участие в ней СССР и ее граждан – было невозможно. Аспектов послекрымской пропаганды много, в качестве примера приведем один: использование детей в военной форме, которые или присягали на верность дяде Вове или пели военные песни с акцентированной экспрессивностью, сообщая только одно: погибнуть ради такой великой цели – огромное счастье. То есть, если дети согласны гибнуть за Путина, то что остается взрослым? Но дети неслучайно одеты в форму красноармейцев эпохи ВОВ, неслучайны эти иронические угрозы типа: можем повторить. В этом «повторить» два дна: одно как бы декларируется – можем повторить победу над западной цивилизацией. Но вместе – в одном пакете идет и второй смысл: можем повторить, то есть можем погибнуть, погибли наши деды и отцы, то есть с горькой радостью, что отдали жизнь за родину.
Этот аспект интерпретации памяти о войны, как памяти о возвышенной, экзальтированной (где экзальтация трансформируется в радость) жертве, которую приносили солдаты ВОВ, и есть общий тренд дегуманизации ценностной картины мира в рамках кремлевской мобилизации. Эта дегуманизация обязательна, ибо надо поставить ценность человеческой жизни ниже, значительно ниже ценности государства или тех групп, которые выдают свои интересы за интересы государства. Без пропагандистской интерпретации ВОВ и того, что интерпретируется как победа (то есть вне тех подробностей, которые разрушают ощущение целостности пропагандисткой подмены), процессы дегуманизации российского общества были бы затруднительны.
То есть все эти фанфары, «бессмертные полки», создание иллюзии социального единения богатых и бедных, тех, кто будет отдавать приказы и тех, кто предназначен на роль пушечного мяса, - это все манипуляция, составной частью которой являются те реальные чувства и реальная память о прошлом, которая используется как магнит, притягивающий вслед за эмоциональной включенностью согласие на то, чтобы отдать жизнь за манипуляторов и их право направлять подведомственное население на убой. По тому, с какой легкостью даже скептические и вооруженные интеллектом умы включаются в эту карусель, понятна уже накопленная инерция, когда скорость движения общественного тела увлекает за собой и тела частные. У этой карусели есть вход – олицетворение себя и своей памяти с чем-то более общим, чем она является, и выход – создание инерции дегуманизации общества, которая ничем иным, кроме войны, окончиться не может (куда-то эти огромные запасы агрессивности и умиления перед собой за отказ от индивидуальности девать надо?).
Поэтому говорим: победа со слезами на глазах, подразумеваем: если завтра война, если завтра в поход. Другие интерпретации кажутся неактуальными.
