Долг помнить
Тот адский август 2014-го был месяцем надежды и окончательного разочарования, геройства и побега ...
«Почему военные не спешат со входом в Луганск?», — написал я в дневнике 12 августа 2014 года. Действительно, Кремль после того, как его криворукие наемники сбили Боинг рейса MH-17, временно притаился, что позволило украинским войскам развернуть наступление. Понятно было, что времени у ВСУ мало. Освободив треугольник «Северодонецк-Лисичанск-Рубежное» и Попасную, военные буквально разрезали «ЛНР» и «ДНР». Началось окружение Луганска.
Уже больше недели не было света и связи. Связь с внешним миром оставалась через «Перше українське радіо», которое мы ловили, пока был заряд в батарейках советского приемника. Мобильная связь работала с перебоями только на отдельных участках Восточных кварталов. Но российские боевики быстро сориентировались и несколько раз обстреляли это место. Потом тех, кто пытался поговорить по мобильному оттуда, боевики просто пугали, мол, «позиции сдаешь!».
Среди соседей отец пустил слух — сын уехал, в Луганске его нет. Я же вынужден был оставаться дома. Покидать Луганск, учитывая так называемые «расстрельные списки», куда меня записали «добрые» люди, было с одной стороны опасно (на блок-посту могло случиться всякое), с другой стороны — я не хотел покидать город, в то время как до его освобождения оставались считанные дни. Нужно потерпеть, научиться ждать — так я думал. Как писал Булгаков, которого я тогда имел возможность перечитать вместе со Стефаном Цвейгом: «Есть же такая сила, что заставляет иногда глянуть вниз с обрыва в горах ... Тянет к холодку ... к обрыву».
Тогда я запланировал написать статью «Мы свободны», ведь был уверен, что вот-вот наши войска войдут в город. Наши, именно наши. Как же странно теперь слышать, когда некоторые журналисты говорят, что не стоит использовать это слово. Мол, это не позволяет журналисту быть над схваткой. Однако этой статье не судилось быть написанной. Вместо нее, когда уже в начале сентября выехал из оккупации, написал для газеты «День» другую статью — «Война учит». Там словами неспециалиста, но очевидца я изложил мысли по свежим следам и впечатлениям о том, какая эта война.
13 августа подразделения батальона «Айдар» вместе с танкиста 1-й танковой бригады штурмом освободили поселок Хрящеватое. Тактика была следующей — «Айдар» штурмует и уходит. На его место заходит «Киев-1» и вместе с мирными жителями «принимает» на себя удар реактивной артиллерии с самого Луганска.
Ночью полыхал горизонт на юго-востоке города. А днем боевики били с «Градов» в сторону Хрящеватого и Новосветловки. Однажды под огонь «Града» попала маршрутка с беженцами как раз под Хрящеватым. Люди сгорели заживо. Белые платочки, которые должны обеспечивать гарантию безопасности, оказались «сырой» условностью. Буквально за неделю до той трагедии я, на предложение выехать таким же конвоем, сказал: бить будут именно по мирным. Тогда уже предчувствие переросло в убеждение: Россия воюет страхом. Чем больше страха — тем более управляема для Кремля ситуация. Эта изуверская логика у оккупанта в крови.
Реактивную артиллерию россияне использовали с разных позиций города. На видео, которое мне пришлось тогда снять, видно как адские «приветы» вылетают из самого центра города. Били они и в том числе из родильного дома. Тактика примитивная — отстрелять порцию снарядов и покинуть место, тем самым подставив мирных жителей под «ответку». И так называемая «ответка», если и прилетала, то очень редко. А вот миномет работал регулярно. С самого утра.
Мертвый, опустевший город без света, связи и кое-где без воды и газа, периодически наполнялось треском «василиска». Звук — как будто кто-то натянул на вашу голову кастрюлю и бьет по ней молотком. Достаточно было узнать радиус действия миномета, чтобы понять — стреляют они не за пределы города, стреляют они по самому городу. Страх, который парализует, информационная изоляция позволяла манипулировать мнением местных — «укропы обстреливают», «ничего святого нет». Люди верили. Но в основном боялись проявить нелояльность к «освободителям» с автоматами и на отжатых джипах. Однажды под огонь миномета попал перекресток на квартале 50-ти лет октябрю. Этот квартал, который в народе называли «полтинник», был типичным спальным районом с рынком, кафе и магазинчиками. Тогда погибли несколько десятков человек. Сейчас на том месте стоит плита — «жертвам ВСУ». Люди, опять же, верят. Человеку вообще свойственно забывать и верить. Особенно в момент крайнего напряжения, когда мозг стремится довериться либо привычным формулам поведения, либо же чужому мнению. Опять же — страх загоняет в тупики сознания, где оккупант встречает мощной пропагандой.
Это были последние дни, когда Луганск еще можно было освободить. Судя по попытке окружить город, возникала мысль, что у украинских бойцов достаточно для этого сил. К сожалению тактика окружения, в то время как город оказался почти «оголен» (наемники, которые называли себя «ополченцами» в основном сменили камуфляж на гражданскую одежду, а россияне все никак не могли дождаться конца «командировки») и при отсутствии резерва оказалась ложной. Это был шанс — войти в Луганск сжатым «кулаком». Но силы распылялись, а решающего штурма так и не происходило. Уже была освобождена Станица Луганская, и видно было, что еще немного и наши войдут в город, возможно даже одновременно с нескольких направлений. По радио же постоянно сообщалось о боях в Иловайске, к которому было приковано особое внимание. И вот однажды утром в 20-х числах августа с Востока в Луганск вошла мощная колонна военных. Наши? — запульсировала мысль у тех, кто ждал освобождения. Но оказалось, что вооруженные «до зубов» в город вошли россияне. Позиции Хрящеватого, Новосветловки, Лутугино были потеряны. Линия разграничения закрепилась по Северскому Донцу.
Сейчас, когда ступаю по киевским улицам или открываю написанную впоследствии книгу «Я — свідок. Записки із окупованого Луганська», понимаю, что и сам начал забывать детали тех событий. Но четко помню чувство свободы, когда 2 сентября пересек последний блок-пост «сепаров». На пути к Счастью пассажиры откровенно ругали оккупантов, как будто пытались наверстать недосказанное в самом Луганске, а навстречу нам ехал танк с украинским флагом и прилепленным номерным знаком «ПТН ПНХ». На танке улыбались и махали нам руками бойцы — отмеченные печатью смерти, в которую не верилось. Через несколько дней в этом районе под Металлистом в засаду попадут «айдаровцы», а россияне с особым садизмом будут снимать на видео их изуродованные тела и допрос обгоревшего, но еще живого, Ивана Исика из Дрогобыча, который просил воды, но ему так и не дали напиться. Голоса на этом видео с характерным русским акцентом, который четко отличается от местного, и матом рассказывают, что это «земля русских».
Некоторые до сих пор говорят о том, что «нас поссорили политики», «война выгодна олигархам», «мы же братья» и «пора заканчивать войну», как будто это мы ее начали и ее завершение зависит от нас. В таком случае стоит еще раз просмотреть то ужасное видео допроса украинца Ивана, съемки вылета российского «Града» с украинского, но оккупированного Луганска и при случае прогуливаясь по Крещатику не забыть подойти к мемориальной доске с портретом украинского военного, погибшего в Хрящеватом в эти дни — Владимира Юричко. Память иногда полезно освежать, ведь для нас помнить означает — выжить.
