Есть тоска веселая в шалостях строки
Замечательная птица иволга поет по-разному: то флейтовыми переливами, то кошачьими вскриками. Поэты, конечно, предпочитают слышать флейту, за исключением Сергея Есенина, наделившим ее несвойственным плачем. Ухо политика услышало бы иволгу в зависимости от ситуации: в одной уловило звуки арфы, в другой — мартовское мяуканье. К сожалению, подобным образом мы относимся ко многим вещам: выделяя в них то, что легко усваивается, но совсем не характеризует сущность.
Этим летом в электронных и печатных СМИ заговорили об украинской литературе. Нет, не о произведениях и творчестве литераторов. В центре дискуссии — происхождение ее как таковой. В итоге родилось три взгляда на украинскую изящную словесность. Первый — украинской литературой может считаться только плод украинской речи и национального таланта. Второй — всякое произведение, созданное на территории современной Украины, годится на эту роль. Третий — если сам автор причисляет себя к украинской литературе, то так тому и быть.
Трудно не заметить руки, передвигающей по полю общественного внимания три этих наперстка. За навязанной — якобы литературной — полемикой отчетливо просматриваются уши затаившихся в кустах копирайтеров. В засаде все по-старому. Из крайне правого лагеря наперстки перемещаются в крайний левый или наоборот. Смысл игры в том, чтобы огромный центр, то есть большинство людей здравого смысла, втянулись в баталии меньшинства: коммунистов, радикальных националистов и других маргинальных групп. Понятно, откуда ветер дует и кому нужны две Украины с разными полюсами культур?
Когда в литературные мастерские входят счетоводы, решившие классифицировать и систематизировать «момент творчества», добра не жди. Без родного языка не бывает родной литературы — аксиома. Вы можете себе представить британскую литературу вне английского? Я — нет. В то же время не язык, а художественные достоинства определяют ценность произведения. Чешский еврей Франц Кафка писал на немецком, южноафриканец Джон Р.Р. Толкиен — на английском, как и русский дворянин В. Набоков. Поляк из Бердичева Д. Корженевский мастерски владел польским и французским, но в конце жизни стал великим британским романистом, известным нам под именем Джозеф Конрад. Ирландский драматург Сэмюель Беккет сочинял на французском...
Когда стираются границы между государствами и коммуникации позволяют не считаться с расстояниями и различиями в образах жизни, разве можно изолировать от этого процесса писателей? Кубинцы считали Эрнеста Хемингуэя своим, по духу и творчеству, хотя сам он никогда не отказывался от титула американского прозаика. Мари-Анри Бейль, известный нам как Стендаль, не слишком любил свою родину Францию, но воспевал Италию. Широко известный за пределами Чехии Ярослав Гашек гораздо больше нравится русским, чем чехам. Не все так просто во взаимоотношениях обществ и персон литераторов. Сочинительство вообще плохо поддается систематизации по каким-то признакам. А уж по национальным и политическим — тем более. Поэтому спор о лучшей метрике для украинской литературы абсурден сам по себе. Пусть панове и господа поэты, прозаики, документалисты, эссеисты пишут так, как им хочется, используя любой алфавит, а читатели разберутся, кого и к кому причислять.
На дворе XXI век, и современные писатели уже никогда не станут общенародными, как их коллеги из прошлых столетий. Нет единых систем и стандартов, формирующих мировоззрение людей, и нет единого автора, который бы словом, чувством и мыслью затрагивал всех одинаково. Ничем не ограниченное многообразие проявлений творческих начал, пожалуй, единственный критерий оценки литературной жизни. Почти двести лет назад с таким выводом согласились американцы в полемике об особенностях национальной литературы. А принадлежит он поэту Генри Лонгфелло, заметившему, что наиболее универсальная литература, в конечном итоге, является и самой национальной.
К сожалению, не только в словесности мы откатываемся на 100 и 200 лет назад. По загадочным причинам страна не желает решать своих проблем на основе уже приобретенного цивилизацией опыта. Ищем путь к процветанию на заросших тропах средневековья, коммунистического и дохристианского прошлого. Отказываемся от лучшей из существующих систем безопасности и остаемся ни с чем в напряженной ситуации. Без друзей на севере, востоке, юге и западе. Бросаем миллионы на черпание ила из Дуная, в то время, когда везде чистку водных артерий начинают с малых рек и речушек. Постоянно переписываем Конституцию, ни года не прожив в духе ее положений...
Словом, у нас так много дурости, что украинским писателям и публицистам, независимо от лексических особенностей, впору закрыть свои творческие лаборатории, вывешивая таблички: «Все ушли на фронт борьбы с идиотизмом». Фронт образовался давно, но сейчас чувствуется активизация боевых действий по всем направлениям: от малозначительного (с точки зрения командующих) литературного до стратегического — того, где газ, зерно и конфеты превращаются в рычаги давления. Привычные приемы работы российской пропагандистской машины соединяются с привычными реакциями украинских властей и СМИ. Власти молчат, а СМИ нагнетают страхи. «Полномасштабная торговая война»! «Путин покинул Кремль и где-то в тайном бункере планирует захват Крыма»! «Новый грузинский сценарий для Украины»! Такими сообщениями заполнены виртуальные просторы, и их тональность, видимо, должна запугать слабых украинцев до панического бегства в Таможенный союз, а сильных — до такого же бегства в обратную сторону. Выходит, по обе стороны фронта все довольны спецоперацией. Одни сплачивают общество вокруг В. Януковича, «которого собрался свергнуть Путин», другие объединяют народ вокруг кремлевского ставленника, способного умиротворить разбушевавшегося соседа. Но так ли это на самом деле?
Может, мы слышим только одну из песен иволги? У русского поэта С. Есенина она плачет, «схоронясь в дупло», как плачут глухари в бору. На наших же околицах эти птицы не рыдают и в дуплах не живут. Кувыркаясь в свежих копнах сена вблизи украинских сел, не услышишь одновременно желтую птичку лесных опушек и увесистого хозяина чащоб. Здесь у пернатых, как и у владеющих перьями, песни не столь высокопарны, но чаще оказываются ближе к реальности. Хотя в лентах новостей и дискуссиях по уже решенным проблемам человечества тоски веселой через край — и у нас, и у них.
