Кое-что об обесценивании и разобщенности
Возможно, это болезнь мирового постмодерна, или как там еще его называть. Большинству населения Западной Европы и США, раздобревшему от достатка, кажется, что их довольно успешные государства должны им еще что-то. И эти раздобревшие и часто растолстевшие от избытка еды, от материальной помощи этого же государства люди начинают громить магазины, портить имущество, как в последнее время в США, обесценивая тот высокий уровень благосостояния, который они имеют по воле случая.
Но особенно интересует печальный феномен обесценивания в Украине. Как вы знаете, обесценивание - это попытка уменьшить, отрицать, осмеять, по крайней мере обколоть словесными шпильками то, что нам по каким-то причинам, мягко говоря, не нравится. Но это еще, как я называю, мелкое обесценение на уровне межличностных человеческих отношений.
Есть обесценение разных уровней, даже народом другого народа, начиная от, казалось бы, невинных бытовых шуточек. Вспомним обесценение Украины в СССР. За якобы дружественными шутками о хохлах, сале, рушнике и горилке отчетливо просматривалась тенденция (даже очень плохо скрытая, потому что есть обесценивание гораздо более изысканное, такое, что сначала его трудно даже так классифицировать) унижения, высмеивания, умаления жизненных ценностей так называемого «младшего брата», такое, вроде бы дружественное, навязывание садомазохистских клише отношений между этими двумя «братскими» республиками. То есть обесценивание Украины и всего украинского, которые выходило на узкие этнографические или юмористические границы. «Хохлам» было разрешено петь песни (можно и грустные, но только о безответной любви), незлобно шутить и танцевать гопаки или ползунки, даже на московских сценах, для развлечения снисходительных к «салоедам» московских зрителей.
Но больше всего волнуют наши собственные самопожирание и самообесценивание, которые буйным цветом разрастаются еще с начала девяностых. Мы, дети и внуки травмированной национальной идентичности, вероятно, иначе и не можем, и не умеем. Наших дедов и прадедов расстреливали за украинский язык, морили голодом, предавали свои же, которые такой ценой хотели завоевать себе жизнь. Наши деды и прадеды видели, что украинское согласие топталось враждебной империей. Бэкграунд наших негативных селекций и страшного опыта выживания в «красной» империи огромен.
Но уже наступает даже не зрелая, а перезрелая необходимость учиться!
Украинская разобщенность тянется еще с древних времен, от того пресловутого «где два украинца, там три гетмана». Запорожская Сечь тоже была время от времени формой анархической вольницы. В Украине не было традиции в страхе и священном трепете (немного сарказма) пресмыкаться перед царями и их приспешниками.
Но по приказу Петлюры расстреляли полковника Болбочана. Враждовали друг с другом две ветви ОУН - бандеровская и мельниковская. Нередко после 1945 года после допросов эсбистами ОУН (б) погибали невинные - это делалось не специально (и не имело ничего общего с российским вероломством по отношению к своим, которое тянется еще со времен Иоанна Грозного), но часто об ошибке узнавали уже слишком поздно... В 60-70-х годах даже украинские диссиденты нередко были в неприязненных отношениях между собой... И такой список очень большой.
Сейчас, кажется, в воздухе витает потребность большего понимания различных частей Украины, украинцев разных взглядов (не имею в виду пророссийские). Иначе можем, не дай Бог, снова оказаться в малороссийской губернии российской федерации.
Такое понимание будет свидетельствовать, что мы выбираемся из смирительной имперской рубашки, преодолеваем свой инфантилизм. Понимание – это не казарменное единомыслие. Это умение отличить, что является важным для государства на каждом этапе его развития.
Верю, что так и будет. У нас нет другого разумного исторического выбора.
