Майдан, которого не услышали
Еще несколько дней назад здесь должен быть совсем другой текст. Я радовалась приближению главного для меня праздника - 200-летия со дня рождения Тараса Шевченко. Готовила тексты и мечтала, чтобы Шевченковские дни триумфально прошли по всему миру и Украина смогла бы уважительно принять прославленных поэтов, писателей со всего мира, да и сама смогла бы показать свои художественные достижения. И мир был бы очарован нашей песней, мелодикой нашего языка, красками на полотнах наших художников, пластикой танцоров.
А еще я работала над рукописями мужа Джеймса Мейса, так как приближался его 62-й день рождения и в этот день о нем будут вспоминать, писать. Молиться за его светлую душу.
А еще писала потихоньку поэзии, начинала и никак не могла их дописать, потому что всякий раз останавливалась на какой-то крестовине перекрестных рифм и этот горький перекресток меня каждый раз отправлял снова и снова на Майдан. Я оказывалась в человеческом многолюдье и думала, что это первый мой Майдан, а я их с начала украинской независимости прошла все, на котором чувствую себя чужой. Потому что слова, звучавшие с трибуны, не имели никакого отношения ко мне лично. Я наслушалась по телевизору тех ораторов, которые призывают: проснуться, прозреть, вставать. И этот спектакль, это шоу оппозиционные депутаты перенесли на сцену Майдана. Я была тот Майдан, который сгонял их с трибуны, затюкивал, освистывал, тот Майдан, который не принял партийный флагов и лозунгов, лидеров и вождей. Потому что знала, почему я пришла на Майдан. Я, лично, потому что оказалась в петле произвола и вот уже семь лет не могу получить свою законную пенсию. Потому что не могу без отвращения наблюдать за милицейским хамлом, которое «законно» грабит киоски, магазины и получает свои десятки тысяч за свою проверку правил противопожарной безопасности. Да еще и хвастается своими доходами. А еще потому, что едва ли не каждую ночь просыпаюсь от ужаса и вижу глаза того милицейского подполковника Николая, который хрипит «крови хочу» и пытается сломать хребет моему мужу. Я не хочу мести, я хочу, чтобы он был наказан здесь и по закону моего собственного государства. И чтобы эти сновидения меня покинули.
Рядом стояла женщина, у которой забрали квартиру «донецкие», потому что после смерти мужа затосковала и не знала, что делает, что-то подписала за сто гривен и оказалась на улице. А поодаль неудачливый бизнесмен, у которого забрали бизнес, и он жалуется, что не может прокормить свою семью, а там парень из Черниговщины, в его селе работы нет, мать больна, он единственная ее опора, а какая из него опора, пока весна, что-то кому-то вспашет, а зимой, разве что воровать... И безнадежно долго мне в ухо воркует свои стихи мой друг - поэт, замечательные поэзии, но они никому не нужны, потому что издательства требуют денег, то есть, чтобы издать свои труды, ему за это надо заплатить большие деньги. А где их взять?
Я - человек любознательный, от человека к человеку я выслушивала человеческие маленькие и большие трагедии, понимала, почему они пришли на Майдан. Не понимала одного, почему эта сцена существует как бы вдали от человеческих забот и бед?
Почему не дали слово людям? Они бы стояли в очереди сколько надо, часами, днями, чтобы только их услышали. «О, я бы им сказала, поднимает руки вверх пожилая женщина, я бы им всем такое сказала...». При правильной организации ее бы услышал не только Майдан, вся Украина, мир. Так нет, надо куда-то надо идти, писать заявление, кто-то тебя будет проверять, кто решит, допускать ли тебя к тому проклятому микрофону... Тем выстраданным словам Майдан бы поверил, что-то бы ответил, рассудил, но не была задействована общая голова Майдана и не был открыт для его людей информационный канал, даже прогрессивные телевизионные каналы непрерывно передавали интервью с депутатами, политологами, артистами, певцами, а людей Майдана показывали только как фон, на котором что-то где-то происходит. Никто! Никто не взял себе труд всмотреться в эти многочисленные лица и спросить, не столько ты стоишь на Майдане, не что ты дал Майдану, а почему ты стоишь на Майдане. Ты лично, ты, который создал этот Майдан? Ты, который и есть Майдан. Эта информационная лакуна и не дала понять, что Майдан - не экстремисты, а люди, доведенные до отчаяния. Что они способны на все, чтобы их услышали. Еще 17 февраля я невыносимо долго слушала какую-то болтовню о городском самоуправлении. Человек упивался запахом своей речи, было видно как он гордится, как же, наконец возвысился среди икры человеческих голов. Гордился, размышлял, хмурился, артистично поднимал брови. Майданный народ вытаскивал наушники, кто-то молился, кто-то нервничал: сколько это будет продолжаться? За кого они нас принимают? Кто-то нервно шел к метро, потеряв терпение.
17 февраля все якобы было спокойно, о чем-то говорил громкоговоритель, которого никто не слушал, сцена надежно охранялась ребятами в причудливых повязках, руководители Майдана были где-то далеко, а сам Майдан жил своей жизнью, Майдан устал, энергия, дух Майдана не находили выхода, это висело в воздухе. Вечером в Фейсбуке на мои встревоженные слова получила ответ от Владимира Вьятровича, Оксаны Собко, которые тоже настойчиво обращали внимание, что Майдан не получил права голоса и при такой организации оппозиционные лидеры не смогут проконтролировать формы, в которые выльется протестная энергия Майдана.
Теперь невозможно сказать, кто переступил черту первым, кто сделал первый шаг. С какой стороны он был. Майдан радикализировался незаметно для его якобы лидеров. А напротив проходила безумная экзальтация другой силы, и трудно сказать, какие пропагандистские схемы там были задействованы. Две стороны друг друга не слышали.
Рвануло. С Байковой горы, где собрались мои друзья, чтобы почтить память американского украинца Джеймса Мейса, увидела сизые дымы. А через час услышала о первых жертвах... Воспетый поэтами дым Отечества вдруг стал совсем не сладким и не поэтическим. Это был дым, который выжигал глаза. И выстрелы, первые жертвы, первые смерти людей, которые заплатили жизнью, чтобы их наконец услышали.
