Он выбрал свободу
К процессу Виктора Кравченко
О Викторе Кравченко у нас знают очень мало. Он совершенно незаслуженно забыт, хотя его заслуги в деле прорыва информационной блокады вокруг Голодомора и репрессий в СССР огромны. Задолго до советских диссидентов он открыл миру глаза на страшную советскую историю и действительность.
Невозвращенец
В апреле 1944 года произошло событие, которое оказало существенное влияние на отношения союзников по антигитлеровской коалиции. В первую очередь между США и СССР.
Член советской Закупочной комиссии по ленд-лизу Виктор Кравченко стал невозвращенцем и попросил политического убежища в США. В это время западные союзники усиленно готовились произвести высадку своих войск в Нормандии, отношения с Москвой были относительно холодными, между Лондоном и Вашингтоном тоже не все гладко. И тут такое событие.
Интересно, что до 3 мая 1944 года советское посольство в Вашингтоне заявляло, что вообще не знает кто такой Виктор Кравченко, а уже 18 мая потребовало его выдачи. К тому же фигурант не прятался, а развернул активную кампанию. В частности, в интервью газете The New York Gerald Tribune он довольно резко высказался о советских порядках, репрессиях и голоде. Некоторые выдержки из этой публикации использовала геббельсовская пропаганда, что потом Кравченко вспомнили.
Надо сказать, что такие публикации политически были неверными, так как объективно использовались вражеской пропагандой. С другой стороны, была реальная опасность, что его выдадут СССР, что означало неминуемую гибель. С этой точки зрения публичность по крайней мере помогала затянуть процесс экстрадиции. Так и оказалось.
Хотя президент Франклин Рузвельт был склонен выдать Кравченко, но в США это дело судебных властей и процесс это вообще небыстрый. Через год персоналии в Вашингтоне сменились, а потом отношения с Москвой разладились и опасность выдачи исчезла.
Отметим, что испытывать страх для Кравченко не было чем-то новым. Накануне войны с Германией он руководил строительством трубопрокатного комбината в Кемерово. С его приездом в город совпало проведение самого крупного политического процесса в Сибири — о взрыве метана на кемеровской шахте «Центральная», в котором обвинили девятерых горных инженеров, объявленных троцкистами. Отсюда — панический страх, парализовавший всех причастных к строительству. К расстрелу были
приговорены все подсудимые, одного не расстреляли. Всех реабилитировали через 20 лет, в конце 1950-х. Это строительство Кравченко еще вспомнят.
Были ли у Кравченко связи с американскими спецслужбами - остается неясным. Он не был носителем секретов, деятельность комиссии, в которой он работал , была прозрачной для американцев. В этом смысле он никакого интереса для Office of Strategic Services (OSS) — предшественницы ЦРУ — и ФБР не представлял. Скорее всего, на какое-то время он ушел из информационного поля.
Книга
Этот период Кравченко потратил на написание своей книги «Я выбрал свободу», на английском языке — I Chose Freedom, на французском — J’ai choisi la liberte. В феврале 1946 года вышло американское издание, и книга сразу стала бестселлером. В США ее тираж составил более 4 млн экземпляров. В дальнейшем она была переведена на многие языки. При этом полного перевода на русский и украинский языки нет до сих пор.
Как книга была написана и издана — это отдельная история , в чем-то напоминающая детектив. Нас же интересуют последующие события. Заметим, что название «Я выбрал свободу» стало, выражаясь современным языком, мемом. В дальнейшем многие советские невозвращенцы им пользовались. И практически никогда не ссылались на первоисточник.
Интерес к книге в демократическом мире был вполне понятен. В ней практически впервые свидетель Голодомора, репрессий, раскулачивания и просто издевательств над людьми сталинской властью рассказал, если можно так сказать, с бытовой точки зрения. Пусть и высшего звена менеджера, но неравнодушного человека. Показанный масштаб голода, репрессий и просто скотского отношения власти к народу потрясал воображение читателя.
Описывая сбор урожая и последствия Голодомора в селах вблизи Днепропетровска, куда Кравченко был послан как член партии для «ликвидации кризиса хлебозаготовок», он четко и точно описывает весь ужас происходившего. «Самый ужасный вид имели дети с костлявыми руками и ногами, которые выступали из раздутых, словно шарики, животов. Истощение забрало любой отпечаток юности с их лиц, превратив их в маски пыток; только в их глазах еще теплилась упоминание о детстве... Мы везде встречали мужчин и женщин, которые лежали распластанные, их лица и тела были раздуты, их глаза не имели никакого выражения...».
Еще совсем недавно европейцы были свидетелями гитлеровского террора и лагерей смерти. Оказывается, что в сталинском СССР дело было примерно таким же, если не хуже. Только роль газовых камер выполняли сибирские и дальневосточные морозы.
Кампания лжи и клеветы
Не удивительно, что в Москве немедленно развязали пропагандистскую войну против книги и ее автора. Этому способствовала политическая ситуация.
Во Франции и Италии коммунисты пользовались значительной поддержкой. Однако в развернувшейся холодной войне им пришлось уйти из правительств. Сначала в Италии, а в мае 1947 года и во Франции. Тем не менее, в их руках оставался значительный информационный ресурс в виде газет и журналов. В частности, во Франции более двух десятков газет были либо откровенно коммунистическими, либо крайне левого толка.
В 1947 году вышел французский перевод книги Кравченко. В ответ в коммунистическом еженедельнике Les Lettres françaises (Французские письма, ЛФ) была опубликована статья «Как была сфабрикована книга Кравченко». В ней говорилось, что Кравченко – изменник, дезертир, бросивший свою страну во время войны, алкоголик, да и книгу писал не он, а те, кто под его именем действовал по указке американских секретных служб.
Автор Сим Тома (в англоязычном написании Сэм Тамас) не существовал. Скорее всего, эта статейка была сфабрикована в Москве. Именно уши советского изготовления торчали со всех углов. Вслед в прокоммунистических Ce soir (Этим вечером), Samedi soir — (Субботний вечер) полился прямо-таки поток грязных публикаций. Одна из таких в Ce soir принадлежала писателю Андре Вюрмсеру.
Кравченко решил нанести ответный удар и подал в суд на Les Lettres françaises. Так как Сим Тома никак не объявлялся, то ответчиками выступили главный редактор Клод Морган и литературный критик еженедельника Андре Вюрмсер. Кравченко обвинял издание и авторов в диффамации и требовал материальной компенсации. В ответ коммунистическая пресса занялась фабрикацией откровенно лживых измышлений.
За несколько дней до начала процесса Ce soir вышла с заголовком на всю первую полосу: «Одна книга за подписью Кравченко уже появилась при Гитлере в 1941 году». В качестве доказательства был воспроизведен форзац книги какого-то Р.Кравченко, изданной в Дрездене под названием «Я был заключенным у Сталина». Как писалось в статье, речь шла об одном и том же авторе. Журналист Доминик Дезанти в другом печатном органе ФКП, журнале Action таким образом обосновал эту версию. «Я навел справки и узнал, что фамилия Кравченко в СССР встречается так же редко, как Бразийак во Франции. Ссылка на этого писателя, расстрелянного после освобождения Франции за коллаборационизм, конечно, была не случайной.
Авторов этого фейка нисколько не смущало, что в 1941 году Виктор Кравченко находился в СССР. Кто, кроме специалистов, мог проверить на берегах Сены, что его фамилия в Украине распространена так же, как, например, Дюпон во Франции. Коммунистических клеветников такие мелочи нисколько не смущали.
Советское посольство осуществляло непосредственное руководство действиями адвокатов и фигурантов от Les Lettres françaises. Посол
Александр Богомолов конфиденциально встречался с Клодом Морганом и Андре Вюрмсером , согласовывая линию поведения на процессе.
Процесс
Интересно, что адвокатами с обеих сторон выступали в недавнем прошлом активные участники движения Сопротивления, воевавшие в подразделениях генерала де Голля. На их мантиях были ленточки высоких военных орденов и не только французских. Тем не менее, их разделяла глубочайшая идеологическая и даже нравственная пропасть.
На первом заседании 24 января 1949 года его адвокат мэтр Жорж Изар подчеркнул важность суда. «Господин Кравченко сказал, что он выбрал свободу. Ну так вот, на этом процессе свобода выбрала его, чтобы защищать свое дело».
Тактика адвокатов ЛФ лежала в двух плоскостях. Во-первых, представить Кравченко как ничтожного человека, хвастуна и лгуна, приписывающего себе высокие должности. Человека пьющего и сомнительных моральных качеств. Во-вторых, показать, что он эту книгу не писал, а ее сфабриковали американские спецслужбы. Таким образом увести процесс от обсуждения содержания книги и от того, что в ней изложено относительно положения в СССР.
Адвокаты Кравченко действовали прямо противоположным образом. Они не только доказали авторство Кравченко, но и постоянно направляли процесс в сторону предметного обсуждения извращения фактов в публикациях ЛФ.
Экспертом Les Lettres françaises выступил коммунист и агент советских спецслужб Владимир Познер — двоюродный дядя известного российского тележурналиста. Он был представлен как поэт, но известный писатель Владимир Набоков отзывался о его стихах убийственными комментариями.
Познер пытался доказать, что книга Кравченко написана американцем. При этом он ссылался на случайные опечатки в рукописи и некоторые грамматические погрешности. Собственно, никто не скрывал, что английский перевод прошел редактуру и некоторое приспособление к американским условиям.
На стороне ЛФ выступали известные французские деятели: лауреат Нобелевской премии по физике Фредерик Жолио-Кюри, деятельница международного женского движения Мари Клод Вайян-Кутюрье. Как она заявила, «В СССР заключенные могут купить все, в чем они нуждаются, иметь индивидуальную комнату, смотреть фильмы и заниматься музыкой», а также настоятель Кентерберийского собора Хьюлет Джонсон — красный каноник (декан).
Отметим, что Фредерик Жолио-Кюри в 1949 году стал иностранным членом советской Академии наук, а в 1951 — лауреатом Сталинской премии мира. В том же году лауреатом этой же премии стал и Хьюлет Джонсон.
Привезли первую жену Кравченко Зинаиду Горлову-Кравченко-Свет-Гончарову. Она говорила только о личных его качествах, какой он плохой. При этом не учла, что выступает во французском суде. Когда Горлова сказала, что отец отговаривал ее выходить замуж за Кравченко, так как тот «невежественный Дон Жуан», зал взорвался смехом. Для французской публики это характеристика звучала скорее лестно. Три привезенных советских свидетеля доказывали, что Кравченко плохой инженер и руководитель, никогда не занимал директорских должностей. Его утверждение, что руководил строительством завода в Кемерово ложь. Завода вообще не существует. Когда же им предъявили газету «Правда» с речью Вячеслава Молотова, в которой он похвально отозвался о Кравченко и его руководстве заводом, свидетели как-то сникли и хватали воздух. От вопросов о репрессиях и голоде они отказывались. Вроде бы не интересовались политикой и в селах не бывали, так как городские жители.
Ход процесса и атмосфера вокруг него круто изменились, когда показания начали давать свидетели со стороны Кравченко. Среди них был бывший летчик эскадрильи «Нормандия-Неман», награжденный за мужество советскими орденами, кавалер Ордена Почетного легиона — высшей военной наградой Франции — Муанэ.
Он подробно рассказал, что видел в СССР. Освоив русский язык, он беседовал со своими механиками и от них много узнал о страшной жизни в стране победившего социализма.
Муанэ привел характерную деталь. Летчиков эскадрильи не отпускали в город в увольнение и не разрешали покидать расположение части. Возможные контакты с населением всячески пресекались. В 1940-1943 гг. он воевал в Англии и мог сравнить отношение к французам в двух странах. Муанэ подтвердил написанное в книге Кравченко и заявил о полной поддержке.
Советский МИД направил 21 февраля 1949 года ноту. «В соответствии с резолюциями ООН правительство СССР требует от французского правительства немедленной выдачи трех военных преступников, свидетелей В.А.Кравченко». На следующий день, вопреки дипломатическим правилам нота была опубликована в органе ФКП газете L’Humanite. Советское требование было в ответной ноте отклонено, но обсуждалось на процессе.
Адвокат Кравченко мэтр Изар обратился к суду. «Мы не критикуем дипломатических документов, но мы требуем от них известной добросовестности». Затем он читает текст советской ноты, опубликованной в L’Humanite. «Советская власть говорит, что она из французских газет узнала, что на территории Франции находятся три советских военных преступника. Это неправда! В газетах никогда ничего не было об Антонове, которого вы сейчас увидите. Следовательно, если было что-либо о Кревсуне и Пасечнике, то о третьем свидетеле в прессе не было ни одного слова. Об Антонове знали только мы и адвокаты ответчиков. Значит, советская власть от адвокатов ответчиков узнала об Антонове. Ответчики открывают Советскому Союзу подробности процесса. Это весьма интересно знать. Таким образом — иностранное государство вмешивается в наш процесс».
Ничего нового мэтр Изар не сказал, но для формирования общественного мнения это было очень важно. Как и для процесса. Иностранное вмешательство вызвало естественную негативную реакцию.
Судьба и раскаяние
Насмешка истории. Вердикт суда был вынесен 4 апреля 1949 года, ровно пять лет спустя после того, как Кравченко выбрал свободу. В тот же день, в Вашингтоне состоялось подписание договора о создании НАТО.
После процесса Кравченко написал еще одну книгу «Я выбрал правосудие», но она не имела такого успеха.
Под именем Питера Мартина в последующие годы он жил в Нью-Йорке с женой Синтией и двумя сыновьями — Эндрю и Тони. В семье говорили по-английски, но дети называли его незнакомым словом тато.
В начале 1950 гг. он узнает, что около 30 человек из его украинской родни погибнут в лагерях, а отца, мать и брата расстреляют. Из-за этого он очень переживал и часто впадал в депрессию.
Большой гонорар от книги Кравченко потратил на неудачные проекты организации крестьянской бедноты в коллективных хозяйствах на серебряных рудниках в Перу и Боливии.
В 1966 году Кравченко найдут убитым в его квартире на Манхэттене в Нью-Йорке. Признали самоубийство, хотя пистолет был в кармане брюк...
Что же участники процесса ?. Мэтр Изар стал членом Французской академии.
Главный организатор диффамации в Les Lettres françaises, один из редакторов еженедельника Пьер Дэкс через 23 года признался, что «За тринадцать лет до этого я отказывался верить в существование концентрационных лагерей в Советском Союзе. Я, несомненно, решил добровольно оставаться слепым, боясь, что не смогу дальше жить, осознав, что коммунизм дожил до этого позора». Тогда он писал предисловие к книгам Солженицына.
Клод Морган в октябре 1956 года оказался в Будапеште и был свидетелем подавления венгерского восстания. Он писал: какая боль, какой стыд. И стал антикоммунистом.
Адвокат ЛФ Матарасо через 20 лет признался, что говорил много глупостей на процессе и ему было стыдно.
Позднее раскаяние. Но лучше поздно...
