Два князя

Как известно, Исаак Ньютон расщепил якобы единый поток света (это было в 1667 году), и в результате оказалось, что на самом деле этот световой поток вовсе не однороден. Наоборот, он распадается на несколько разных цветов, которые в совокупности, комплексно, образовывают целостный спектр. Факт, памятный многим из нас из школьных уроков физики.

Так и явления исторического процесса, которые с точки зрения не слишком образованного наблюдателя кажутся якобы единым нерасчлененным целым, на самом деле являются очень сложной целостностью самых разных «цветов» (факторов, предпосылок, событий, фактов...). Весьма убедительный пример — историческое развитие Киевской Руси, которая, по утверждению тех историков, которые ориентированы на «Русский мир», представляет собой «общее наследие» трех восточнославянских народов. Внимательное ознакомление с реальной историей Древней Руси свидетельствует, что это не совсем так. Мнимую «общность» не удается сохранить в столкновении с фактами. Причем лучше всего убеждают здесь не абстрактные тезисы, а сравнение жизненного пути (если хотите — сравнение даже на контрастах!) ярких личностей — наших предков. Попробуем проследить это по тем основополагающим чертам (и политическим, и сугубо человеческим), которые определили неповторимое место в истории восточных славян Великого князя киевского (1113—1125) Владимира Мономаха (1053—1125) и его внука, великого князя владимиро-суздальского (1157—1174) Андрея Боголюбского. Как увидит читатель, такой сравнительный анализ может оказаться неожиданно интересным.

ВЛАДИМИР МОНОМАХ: КНЯЗЬ СОБОРНОЙ ГАРМОНИИ

Этот властитель был, несомненно, одним из наиболее авторитетных политических лидеров Киевской Руси, и символично, что именно его смерть 19 мая 1125 года стала тем историческим рубежом, который обозначил конец государственного единства (пусть относительного) Древнекиевского государства, — Мономах был, похоже, последним из славной когорты выдающихся князей, которые были способны сохранить это единство. Но не в меньшей мере, чем политические достижения Мономаха (главное из них: он сумел чуть ли не в последний раз собрать в определенное государственное объединение отдельные русские княжества), современников и потомков привлекали его искренний гуманизм и высокая нравственность — это был действительно «просвещенный правитель» (сколько более поздних московских и петербургских властителей, которые, кстати, возлагали на себя знаменитую «шапку Мономаха», будто «чествуя» нашего героя, бесстыдно притворялись «образованными», будучи на деле деспотами и палачами!). Писатель, искренний, убежденный ценитель книжности и культуры, покровитель образования — и одновременно выдающийся полководец своего времени (справедливо прозванный: «Славный победами Мономах»), гроза половцев, торков и других кочевых народов, которые буквально сжигали и опустошали тогдашнюю Русь, Великий князь Владимир Всеволодович, внук Ярослава Мудрого, служил редчайшим примером гармоничного сочетания жесткой политической воли, впечатляющей дальновидности государственника — и вместе с тем человечности властителя.

Чтобы убедиться в этом, следует прочитать соответствующие страницы из «Поучения Владимира Мономаха», которое великий князь создал уже на склоне лет, взяв на себя бремя высшей власти, где-то в 1117 году. Дело даже не в том, что содержание этих страниц — неопровержимое свидетельство глубокой христианской зрелости автора («Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец Бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить, кровь его пролить вскоре. А Господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю жизнь нашу»). Дело прежде всего в том, что Мономах-государственник умеет ощущать боль «маленького человека», искренне стремится облегчить бремя его страданий: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а заутра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на несколько дней». И дальше: «Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков (это — правда. — И. С.), оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится». И много таких «вспышек» вечной мудрости находим в этом «Поучении» Мономаха...

Большую часть жизни этот древнерусский князь провел на украинской земле — и именно поэтому мы имеем все основания считать его своим соотечественником. Уже в 13 лет начал «самостоятельно» властвовать в Ростовско-Суздальской земле (кстати, это политическое ядро, из которого со временем выросло отдельное Владимиро-Суздальское княжество, а в дальнейшем княжество Московское, во времена Мономаха было подвластно древнеукраинскому Переяславскому княжеству — преинтереснейший факт!), потом княжил во Владимире-Волынском (1072—1076), Чернигове (1076—1077; 1078 —1094), Переяславе (1094—1113), наконец, в Киеве (1113—1125). Должен был (именно должен, едва ли это его радовало) очень часто садиться в седло и возглавлять военные походы (далеко не всегда против чужеземцев-половцев, но нередко против других князей-властолюбцев, ибо заботился о единстве Русской земли), даже в почтенном возрасте, на 7-м десятилетии жизни. Тем не менее характерно, как именно Мономах «наказывал» князей-виновников: часто (по свидетельству летописцев) требовал от бунтовщиков лично и прилюдно покаяться, преклонить колени перед ним, великим князем киевским, отдать себя и свою семью, своих людей, город на его волю, после чего Мономах долго «зачитывал» виновнику все его «огрехи» против Русской земли и жестко требовал: «грешник» должен отказаться от приглашения иностранных монархов вместе с войском на Русь, жить с другими князьями в мире и сохранять мир и согласие в семье. После этого виновника отпускали. Если учитывать, в какое «человечное» время жил Мономах (вспомним лишь зверское ослепление князя Василька, на что именно наш герой откликнулся с невыразимой болью так: «Такого не бывало еще в Русской земле, ни при нас, ни при отцах и дедах наших!») — то такие методы воспитания, по справедливости, должны быть признаны действительно гуманными. Ведь соперников в борьбе за власть, как правило, подвергали заключению или убивали...

Чем больше углубляешься в портрет Мономаха-человека (даже больше, чем Мономаха-политика), тем больше понимаешь: его мировоззрение можно понять или воспринять лишь в общем мировоззренческом контексте цивилизации Древней Руси. Много важного и содержательного написано об этой цивилизации незабываемым Сергеем Борисовичем Крымским, академиком Дмитрием Лихачевым. Что здесь следует запомнить? Чувство значимости происходящего, значимости всего временного не покидало древнерусского (древнеукраинского) человека ни в жизни, ни в искусстве, ни в литературе. Человек, живя в мире, помнил о мире в целом как об огромном единстве, ощущал свое место в этом мире. Его дом обычно располагался «красным» (самым красивым) углом на восток. После смерти человека клали в могилу головой на запад, чтобы лицом он встречал солнце. Церкви были обращены алтарями навстречу новому дню. Росписи в храмах напоминали человеку о событиях Ветхого и Нового заветов, собирали вокруг нее мир святости: святых воинов внизу, мучеников выше; в куполе изображалась сцена вознесения Христа, на сводах, поддерживавших купол, — евангелисты. Церковь была микромиром, и, вместе с тем, она была макрочеловеком. Все было взаимосвязано, все значительно, все напоминало человеку о смысле его существования, о величии мира и значении в нем судьбы человека. Вот такой была культура, под благотворным влиянием которой воспитывался и жил великий киевский князь Владимир Всеволодович Мономах.

АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ: КНЯЗЬ «НОВОГО» ДЕСПОТИЗМА

А теперь — несколько слов о родном внуке нашего героя, сыне Юрия Владимировича Долгорукого, традиционно признанного основателем Москвы (1147 год) — об Андрее Юрьевиче, великом князе владимиро-суздальском, званом Боголюбским (Боголюбово — это его любимое село-имение близ княжеской столицы Владимира).

Сын половчанки, дочери хана Аепы (отсюда — монголоидные черты его реконструированного портрета, который предлагается вниманию читателя). Несколько сдвинутый назад лоб, похоже, придавал портрету князя Андрея жесткое, иногда даже злое выражение. Всегда гордо поднятая голова, мощная нижняя челюсть, которая выдавалась вперед, создавали впечатление жестокости, заносчивости и стойкости. Прапрадедом Андрея был Ярослав Мудрый, еще более давними пращурами — Владимир Святой, князья Святослав и Игорь.

Характерный факт: крупнейший русский историк Василий Ключевский именует Андрея Боголюбского не иначе как «великороссом» (!). Думается, что речь идет здесь не об этническом происхождении князя (оно у него, особенно по женской линии, было весьма сложным и пестрым), а об образе мышления, ментальности. Развивая свою мысль, известный историк пишет: «От всей фигуры Андрея веет чем-то новым; но едва ли эта новизна была доброй. Князь Андрей был суровым и своенравным хозяином, который во всем действовал по-своему, а не по старинному обычаю. Прогнав из Ростовской земли больших отцовских бояр, он окружил себя такой дворней, которая в знак благодарности за его господскую ласку подло его убила и разграбила его дворец». И дальше: «Современники были готовы усматривать в Андрее проводника новых государственных стремлений. Но его поступки вызывают вопросы: руководствовался ли он довольно обдуманными началами ответственного самодержавия или лишь инстинктами самодурства?»

Такой жесткий вопрос, поставленный Ключевским, имеет под собой все основания. Важно отметить, что князь Андрей вел себя даже с самыми приближенными людьми, со своими родственниками-князьями, как со своими «подручниками», то есть подчиненными, то есть, по сути, слугами, если не холопами (это и есть главная типологическая черта владимирско-московского деспотизма; впрочем, жестокость и спесивость Андрея Юрьевича отнюдь не помешали Московской православной церкви причислить его в конце ХVІІІ в. к лику святых... Объяснялось это его мученической гибелью — он был зарезан собственными слугами в своем загородном дворце в июне 1174 года). Так вот, знатные бояре Боголюбского фактически были просто княжескими холопами, полностью зависимыми от воли деспота — вот модель будущего государственного устройства Ивана Грозного, и дальше в течение столетий. Характерно, что и заговор убийц Андрея Боголюбского начался с того, что его «верные» слуги стали извещать друг друга: нас все одно завтра арестуют по приказу князя, так что пришло время действовать и спасать самих себя...

Заметим, что эти убийцы князя Андрея — вовсе не знатные бояре, испытанные в боях, из которых князь был только «первым среди равных» (такими были традиции Киевской Руси). Нет, речь идет об «милостьниках» Боголюбского — представителях «служебной организации», дворне, дворянах, главная заслуга которых — личная преданность князю (!). Это все — княжеские холопы, на них и держалась власть деспота. Избранный якобы «волею народа», князь сразу подчинил этот народ, утвердив личную диктаторскую власть. Добавим, что Андрей был первым русским (точнее, российским!) властителем, который именовал себя не иначе как «царь и великий князь» — именно этот титул принял на себя в 1547 году Иван ІV Васильевич Грозный.

Ключ к познанию скрытых тайн истории — это вместе с тем и анализ, и синтез, видение и отличного в схожем, и схожего в отличном. Это в полной мере касается и истории Киевской Руси. Этот ключ даст нам возможность открыть дверь в тот, свободный от мифологии об «общей истории», мир, который так нужен всем нам.