Первое дело правозащитников

Сто лет назад событие во французском городе, административном центре региона Бретань, приковало внимание не только Франции, но и всей Европы. Закончился повторный суд над Альфредом Дрейфусом. Приговора суда напряженно ждали очень многие. «Дело Дрейфуса» имело большой отклик в России. Оно проходило как аналог в судебных делах Бейлиса, вятичей и многих других. Проблема очень скоро вышла за пределы судьбы одного человека или группы людей, в отношении которых были совершены судебные ошибки. Столкнулись две идеологии: защита престижа государства или права отдельного человека. В судьбе Дрейфуса проявилось все лучшее, что было во Франции и Европе, и все то темное и страшное, что затем ввергло их в две мировые катастрофы. Борьба была долгой, изломавшей не одну судьбу, но Франция отстояла демократию и свободу, доказав, что «Декларация прав человека и гражданина» на ее земле родилась не случайно. Ее пример — другим наука.

РЕСПУБЛИКА РЕВАНША

Вся атмосфера эпохи Третьей республики во Франции, возникшей в 70-х годах XIX века, была пропитана реваншистскими настроениями. Поражение в войне с Германией и Парижская коммуна, фактически гражданская война в пределах столицы, глубоко потрясли все французское общество, нанесли сильный удар по патриотическим чувствам французов. Эти события оказали заметное влияние и на последующее экономическое и политическое развитие страны.

До последней трети XIX века по уровню экономического развития Франция уступала только Англии. К началу XX века в мировом промышленном производстве она занимала уже четвертое место, пропустив вперед США и Германию. В результате поражения Франция потеряла две наиболее промышленно развитые провинции, вынуждена была выплатить огромную контрибуцию. Несмотря на рост производства в тяжелой промышленности, в стране преобладала легкая промышленность с большим удельным весом мелких предприятий.

Хотя Франция была провозглашена республикой еще 4 сентября 1870 г., ее политический строй долго оставался неопределенным. Большинство в Национальном собрании принадлежало монархистам, на французский престол претендовали сразу три династии — Бурбонов, Орлеанов и Бонапартов. Тогдашнюю Францию называли республикой без республиканцев. Только разногласия относительно фигуры будущего короля помешали монархистам, получившим большинство в первом республиканском парламенте, восстановить монархию. В 1875 г. большинством в один голос Национальное собрание приняло поправку к конституции, которая окончательно узаконила во Франции республиканскую форму правления. Роялисты все же утратили популярность, в 1884 г. Национальное собрание приняло закон, который запрещал пересматривать республиканскую форму правления.

Многие в стране стали тосковать по великому прошлому, свои надежды связывать с «новым Наполеоном», «твердой рукой», скатываясь при этом к откровенной ксенофобии.

ДЕЛО О BORDEREAU

В сентябре 1894 г. уборщица в германском посольстве мадам Бастиан — агент французской контрразведки — передала своим шефам клочки bordereau (бордеро). Во французском делопроизводстве так называется сопроводительное письмо с перечнем прилагаемых документов. Неизвестный французский офицер сообщал германскому военному атташе в Париже перечень секретных военных документов, доступ к которым имел ограниченный круг лиц. К письму отнеслись серьезно, так как оно было найдено в бумагах резидента германской разведки во Франции полковника Шварцкоппена. Это был небольшой лист тонкой желтоватой бумаги в клеточку, на нем мелким, но разборчивым почерком и было написано донесение без даты и подписи. В нем содержалось предложение о предоставлении сведений о новой конструкции гидравлического тормоза 120-миллиметрового орудия, которое должно было поступить на вооружение французской армии, а также о ряде других дел секретного характера. Это знаменитое бордеро сыграло роковую роль в судьбе многих людей. И прежде всего капитана Альфреда Дрейфуса.

Военный министр генерал Мерсье после доклада начальника бюро разведки майора Анри о том, что в генеральном штабе появился шпион, назначил расследование. Французская контрразведка приступила к сличению почерков. Эксперт генерального штаба Гобен установил, что почерк Дрейфуса похож на тот, каким было написано бордеро, но не дал однозначного ответа, действительно ли Дрейфус писал его. Тем не менее, полковник Фабр, майоры Анри и дю Пати де Клам настаивали на виновности Дрейфуса. Причины возможного предательства Дрейфуса не расследовались, дело сразу приняло обвинительный характер. Хотя в нем и были видны очевидные несуразности. В первую очередь непонятны были причины, по которым Дрейфус мог пойти на сотрудничество с германской разведкой. Сын богатого текстильного фабриканта, его жена также была из богатой семьи и принесла большое приданое, не был замечен в пристрастии к картам, скачкам, вел размеренный образ жизни в кругу семьи, не отличался большими тратами денег и, наконец, в них не нуждался. Образцовый образованный офицер, учился в Высшей военной школе, а потом в самом привилегированном учебном заведении Франции — Высшей политехнической школе. Служил в артиллерии и дослужился до чина капитана, с 1893 г. был причислен к генеральному штабу, что во французской армии было весьма престижно. Он отличался трудолюбием, исполнительностью, большой ревностью к службе, строгостью к себе и другим, но в общении с товарищами был суховат и не пользовался их симпатией. Впрочем, было одно обстоятельство, почему в качестве шпиона был выбран именно Дрейфус. Он был единственным евреем в генеральном штабе. В стране и так царила атмосфера все увеличивающейся ксенофобии, а среди французского офицерства — тем более.

Дрейфус 15 октября 1894 г. был арестован и предан военному суду по обвинению в государственной измене. О характере следствия можно судить по такому эпизоду. Обыск на квартире, естественно, ничего не дал. Но следователь майор дю Пати де Клам это интерпретировал как особо изощренную конспирацию. Тем не менее, у следствия не было никаких доказательств вины Дрейфуса и прямых улик. Военный министр Мерсье уже был готов приостановить расследование. Но если Дрейфус не виновен, то будут продолжать искать настоящего шпиона, а кого-то это не устраивало. Майор Анри организовал утечку информации.

Антисемитская газета La Libre Parole («Свободное слово») публикует сенсационную статью под заголовком: «Государственная измена. Арест офицера-еврея капитана Дрейфуса». В газете утверждалось, что Дрейфус «сознался в предательстве», однако дело замалчивается, поскольку речь идет об офицере, являющемся евреем. В основу процесса кладут секретные документы, с которыми не познакомили даже защитника Дрейфуса адвоката Деманжа. Майор Бриссе, представитель обвинения, добивается удаления из зала суда общественности и прессы.

Решающую роль сыграло заключение графологической экспертизы. Несмотря на расхождения во мнениях пяти экспертов-графологов (трое против двоих) и весьма нелепое заключение одного из них, будто подсудимый сознательно подделывался под почерк брата его жены, 22 декабря 1894 г. военный трибунал из семи судей единогласно признал Дрейфуса виновным в государственной измене. Приговор: лишение чинов и званий и пожизненное тюремное заключение на Чертовом острове в Кайенне, во Французской Гвиане. Не разрешили поехать с ним его жене, хотя закон это допускал.

Во дворе военной школы близ Марсова поля в Париже Дрейфус 5 января 1895 г. был подвергнут так называемой гражданской казни: с него сорвали военные награды и знаки отличия, над ним как символ поруганной чести сломали шпагу. Дрейфус крикнул, обращаясь к солдатам, что невиновен, восславил Францию и ее армию. В ответ двадцатитысячная толпа, собравшаяся снаружи, подогретая многочисленными «изобличающими» публикациями прессы, скандировала «Смерть!» и антисемитские выкрики. Как писал находившийся в это время во Франции Антон Чехов, многие вернулись с этой экзекуции «со смущенной совестью». А будущий отец-основатель сионизма Теодор Герцль, работавший тогда парижским корреспондентом венской газеты и присутствовавший при гражданской казни, впоследствии вспоминал, что именно после нее он стал всерьез разрабатывать доктрину образования самостоятельного еврейского государства.

«ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ПОДЛОГ»

Дело, о котором, кажется, сразу забыли, ибо большинство населения Франции не сомневалось, что Дрейфус — изменник, в конце 1896 г. неожиданно приняло новый и скандальный оборот.

Разведка перерывает свои архивы и обнаруживает не имеющее даты письмо, которое год или два назад фон Шварцкоппен адресовал своему итальянскому коллеге — военному атташе подполковнику Паниццарди. В то время Италия входила в Тройственный союз вместе с Германией и Австро-Венгрией, и спецслужбы этих стран обменивались информацией. В нем говорилось: «Посылаю вам 12 планов Ниццы, которые мне передал для вас этот мерзавец Д.». Как свидетельствует Шварцкоппен, это некий Дюбуа, агент германской и итальянской разведок, который стал водить своих хозяев за нос, чем и заслужил у Шварцкоппена эпитет «мерзавец».

Майор Анри пошел на «патриотический подлог» (faux Henry — подлог Анри): к сообщению фон Шварцкоппена приписывается дата: «16 апреля 1894 г.».

Было перехвачено еще одно письмо, на этот раз германского военного атташе французскому офицеру, аристократу венгерского происхождения майору Эстергази. Из него следовало, что именно последний является немецким агентом и именно им написано письмо, из-за которого был осужден Дрейфус. Несмотря на приговор, нашлось достаточно много людей, которые сомневались в виновности Дрейфуса. Министр иностранных дел Ганато не верил этому бордеро и был против возбуждения дела, но не решился настаивать на своем, аи впоследствии играл двусмысленную роль человека, убежденного в невинности, но не заявлявшего о том публично. Возглавлявший тогда военную разведку полковник Жорж Пикар, офицер с безупречной репутацией в армии, не захотел отстаивать «честь мундира».

В ноябре 1897 г. брат Дрейфуса Матье распространяет в прессе фотоснимки бордеро и обвиняет в предательстве Эстергази — человека с репутацией авантюриста, служившего и в австрийской армии, и в Иностранном легионе, слывшего азартным игроком, ловеласом и дуэлянтом, отягощенного большими денежными долгами. Биржевой маклер, имевший дела с Эстергази, узнает его почерк. Как только германский военный атташе подполковник фон Шварцкоппен 15 ноября 1897 г. покинул Париж, Эстергази на другой же день ставит вопрос о расследовании в отношении себя. Во французской и германской прессе проходит лавина статей, общественность раскалывается на два лагеря: сторонников и противников Дрейфуса.

Генеральному штабу на основе сфальсифицированных данных удается обвинить несговорчивого Пикара в тяжких служебных проступках и уволить из армии. Через некоторое время военное министерство обвиняет его в намерении «при помощи интриг заменить Дрейфуса другим обвиняемым». Следует арест Пикара. Еще один невиновный оказывается в паутине этого дела. Одновременно судебное расследование, ведущееся по делу Эстергази, превращается в фарс. Судьи, обвинители и обвиняемый общими усилиями разыгрывают комедию. Комиссия, возглавляемая одним из генералов, подтверждает, что против Эстергази нет никаких улик, и оправдывает его. Эстергази был оправдан и объявлен жертвой еврейских происков. По стране прокатилась волна антиеврейских беспорядков. Однако этот оправдательный приговор становится поворотным пунктом в деле Дрейфуса. Очевидная предвзятость судей, оправдавших Эстергази, вызвала возмущение большого числа граждан Франции. Теперь уже многие были уверены — произошла ошибка, Дрейфус невиновен.

«Я ОБВИНЯЮ»

Буквально через несколько дней после оправдательного приговора Эстергази в газете L’Aurore («Аврора»), главным редактором которой был видный деятель радикалов и будущий премьер-министр по прозвищу Тигр Жорж Клемансо, еще несколько лет назад требовавший повесить Дрейфуса, было опубликовано открытое письмо знаменитого уже тогда писателя Эмиля Золя президенту Франции Феликсу Фору. Клемансо придумал броский заголовок — «J’accuse» («Я обвиняю»). В письме, подробно пересказывавшем перипетии дела Дрейфуса, высказывалась твердая уверенность в его невиновности.

Одни восхищались письмом Золя, были и такие, кто искал в этом поступке Золя личный, даже корыстный мотив. Но никто не мог отказать писателю в мужестве, а его письму — в огромной энергетической силе. Оно взбудоражило общественную жизнь не только Франции, но и всей Европы. Писатель и историк Марк Алданов отмечал, что «в чисто литературном отношении, по силе и энергии стиля, письмо это — едва ли не лучшее произведение Золя». Письмо заканчивалось словами, никого не оставившими равнодушными: «Правды — вот все, чего я жажду страстно ради человечества, столько страдавшего и заслужившего право на счастье. Негодующие строки моего послания — вопль души моей. Пусть же дерзнут вызвать меня в суд присяжных, и пусть разбирательство состоится при широко открытых дверях! Я жду».

С точки зрения юридической и политической тактики письмо Золя следует признать ошибочным. Вместо облегчения положения Дрейфуса он сам попал под суд и был осужден, ему пришлось на некоторое время эмигрировать в Англию. Во время процесса над Золя публика в зале буквально бесновалась, адресуя ему угрозы и оскорбления. Но писателя было не запугать. Он спокойно выслушал приговор и бросил в сторону зала: «Каннибалы!». Золя знал место своего письма в истории: «Лишь теперь начинается настоящее «дело Дрейфуса», ибо лишь теперь обозначились окончательно позиции противоборствующих сил: с одной стороны, злодеи, всеми неправдами стремящиеся похоронить истину, с другой стороны — правдолюбцы, готовые пожертвовать жизнью ради торжества правосудия». Он верил в справедливое решение: «Я не хочу, чтобы моя страна осталась во лжи и несправедливости. Когда-нибудь Франция поблагодарит меня за помощь в сохранении ее чести». Золя не дожил до полного оправдания Дрейфуса — в 1902 г. он скоропостижно умер. По официальной версии, отравился угарным газом из-за неисправности дымохода, но современники не исключали убийство.

ДВЕ ФРАНЦИИ

Письмо Золя имело эффект разорвавшейся бомбы. Даже это сравнение выглядит бледным, скорее это было общественное землетрясение. За первые несколько часов было продано двести тысяч из 300 тыс. экземпляров газеты L’Aurore с памфлетом «J’accuse». Такого во Франции никогда не было. На следующий день в газетах вышла петиция в поддержку обвинительного письма Золя. Ее подписали несколько видных ученых, писателей, поэтов и художников, озаглавивших свое заявление просто — «Протест». Еще через несколько дней один из видных противников Дрейфуса писатель Морис Баррес в небольшой статье назвал петицию «Протестом интеллектуалов», употребляя еще редкое тогда слово «интеллектуал» в ироническом смысле — «умники». Впрочем, ироническое и уничижительное значение к слову не пристало. Однако многих письмо Золя сильно разозлило. Борьбу против «интеллектуалов» возглавили «националисты». Это слово появилось во французском языке почти за столетие до дела Дрейфуса, однако с легкой руки некоего Жоржа Тьебо оно приобрело современное значение. Эстергази и его сторонники начали называть себя националистами в противовес, как они неустанно подчеркивали, непатриотичным и не чисто французским по происхождению сторонникам Дрейфуса. Хотя полковник Пикар, Клемансо, Золя и многие из подписавших «Протест» евреев откровенно не любили, и это — мягко говоря. Они прекрасно понимали, что, разжигая в стране антисемитские страсти, реакция готовит наступление на демократию. По этому поводу Золя писал: «Преступно вливать яд в сознание малых и смиренных, преступно разжигание страстей нетерпимости и противоборства — исподтишка, под личиной антисемитизма, от которого великая либеральная Франция — страна прав человека — погибнет, если не вылечится. Использование патриотизма для ненависти — это преступление!».

Страна окончательно раскололась. Одну часть Франции, ее меньшинство, представляла «Лига прав человека» — первая правозащитная организация, относительно нее даже можно говорить о движении. Среди защитников Дрейфуса были и люди с мировой известностью: писатели Анатоль Франс, Эдмон Гонкур, художники Клод Моне, Камилло Писсаро, Поль Синьяк, актриса Сара Бернар, а также те, кто стал знаменитым уже после этих событий: писатели Ромен Роллан, Марсель Пруст, физик Поль Ланжевен.

Другая Франция была представлена «Лигой Французского отечества» и ставила ценность государства превыше всего. Защитницей государства является армия, а поскольку стране угрожают внешние враги, французы не имеют права вступать в драку друг с другом и тем самым ослаблять армию. Среди противников Дрейфуса по разным причинам оказались писатели Альфонс Доде и Жюль Верн. Знаменитый фантаст считал, что нельзя оказывать давление на суд и пока дело не будет пересмотрено — Дрейфус виновен. Тогда это была Франция большинства. Майские парламентские выборы 1898 г. прошли под знаком шовинизма. Выступая 7 июля 1898 г. в новой палате депутатов, военный министр генерал Кавеньяк сообщил о трех секретных документах, в частности о письме Паниццарди, в которых о Дрейфусе «упоминалось в выражениях, не оставлявших сомнения в его вине». Палата стоя аплодировала генералу, а по предложению депутата-социалиста Мирмана, принятому подавляющим большинством голосов, эта речь была расклеена во всех коммунах Франции.

Однако очень скоро все существенно изменилось. Через три дня Пикар обратился с письмом к премьер-министру Бриссону, в котором заявлял, что два из этих документов не имеют никакого отношения к Дрейфусу, а третий — подложный. Это следовало из того, что фальсификаторы, считая Шварцкоппена немцем, заставили его сделать несколько характерных именно для немца ошибок в тексте, тогда как Шварцкоппен — уроженец Эльзаса — прекрасно владел французским языком. В беседе с генералом Кавеньяком Анри сознался, что подделал документы. Он был арестован и помещен в парижскую тюрьму Мон-Валерьен, но там совершил самоубийство. Также повесился эксперт-графолог Лемерсье, выступавший на процессе Дрейфуса. Его подозревали в том, что он вместе с Анри подделал письмо Паниццарди. После этого военный министр Кавеньяк и следующие за ним два министра подали в отставку, а Эстергази бежал в Англию.

Общественное мнение стало разворачиваться в пользу Дрейфуса. Все собравшиеся под знаменами реакции: шовинисты, клерикалы, монархисты, часть военной верхушки, мечтавшей о военной диктатуре, решаются на крайнюю меру. В феврале 1899 г. на похоронах сочувствовавшего им президента Фора, к которому обращался Золя, они предприняли неудачную попытку государственного переворота. Его застрельщиком выступила «Лига Французского отечества». Французское правительство вынуждено было пойти на пересмотр дела Дрейфуса, хотя генералы грозили отставкой всего генштаба. Круговая порука высшего офицерства создавала для сторонников Дрейфуса почти непреодолимый барьер.

ОПРАВДАНИЕ

Летом 1899 г. Дрейфус, не ведавший, какую бурю он вызвал, был возвращен с Чертова острова для участия в новом суде. Он проходил в Рене — цитадели противников осужденного. Атмосферу процесса иллюстрирует покушение на жизнь защитника Дрейфуса Лабори, получившего легкое ранение.

Процесс продолжался с 7 августа по 9 сентября 1899 года. Большинство судей (пять против двух) вновь признали Дрейфуса виновным, но при необъясненных смягчающих вину обстоятельствах. В результате он был приговорен теперь уже к десяти годам заключения вместо пожизненного срока. Приговор на сторонников Дрейфуса произвел удручающее впечатление. И, видимо, не только на них. Военное ведомство настолько закусило удила, а военный суд выглядел настолько пристрастным, что президент республики Лубе по предложению премьер-министра Вальдека-Руссо помиловал Дрейфуса. Однако это не запрещало начать пересмотр дела. И в ноябре 1903 г. он подал новую кассационную жалобу. В марте 1904 г. кассационный суд постановил произвести дополнительное следствие, и в 1906 г. новый суд признал Дрейфуса полностью невиновным. Национальное собрание Франции 442-мя голосами против 32-х приняло особый закон, возвращавший Дрейфуса на военную службу с повышением в звании до майора и награждением орденом Почетного легиона. Дрейфус участвовал в Первой мировой войне, дослужился до звания полковника. Он умер в 1935 г.

Французские консерваторы и реакционеры потерпели серьезное поражение, но противники Дрейфуса организовали движение L’Action franсaise («Французское действие»), крайне националистическую организацию. Характерно, что сторонники Дрейфуса во время оккупации Франции в 1940—1944 гг. в подавляющем большинстве воевали в рядах «Свободной Франции» генерала де Голля или в отрядах Сопротивления, а противники стали опорой оккупантов и вишистского режима.

Значение дела Дрейфуса оказалось скрытым для его главного лица. Но когда Клемансо, так много сделавшего для его освобождения, спросили, понимает ли сам Дрейфус скрытый смысл своего процесса, тот ответил: «Он не понимает ничего. Это единственный человек, который не разбирается в деле Дрейфуса».