Горячие темы:

Мохсен МАХМАЛЬБАФ: Я думал, что возьму в руки пистолет и изменю мир. Но понял: добиться каких-либо результатов можно, лишь изменив сознание людей

06 декабря, 19:26

«СКИФСКОГО ОЛЕНЯ» ЗА ВКЛАД В КИНОИСКУССТВО МОХСЕН МАХМАЛЬБАФ ПОЛУЧИЛ ИЗ РУК ВИКТОРА ЮЩЕНКО / ФОТО РУСЛАНА КАНЮКИ / «День»

Прошел месяц после закрытия ХХХVII Киевского международного кинофестиваля «Молодость». Поутихли страсти, утрамбовались впечатления. Интерес к событию был огромный. Только аккредитованных журналистов — около 400. Поначалу порадовалась: слухи о возрастающей бездуховности общества сильно преувеличены. Когда же почитала некоторые материалы о форуме, радости поубавилось. Поясню: в одной из публикаций корреспондент искренне удивился тому, что престижную премию «За вклад в развитие мирового киноискусства» вручили (цитирую) «малоизвестному режиссеру из Ирана Мохсену Махмальбафу». Не знаю уж, известны ли журналисту (по всей видимости, специалисту по вопросам кино в своем издании) такие имена, как Роман Полански, Кшиштоф Занусси, Ежи Гофман, Отар Иоcселиани, Софи Лорен? (Про Этторе Скола и Ролана Жофе даже заикнуться боюсь). А ведь все они в разные годы также были удостоены этой премии и памятной статуэтки «Скифский олень».

На всякий случай хочу реабилитировать перед читателями господина Махмальбафа. Он снял 24 фильма. Коллеги и поклонники его творчества называют режиссера «великим». А иногда и «самым известным афганцем в мире». Эта ложка дегтя к тому, что, по всей видимости, в будущем оргкомитету фестиваля стоит внимательнее относиться к вопросу аккредитации журналистов. Фильтровать, извините за жаргон, поток пишущих и снимающих на «Молодости». Думаю, восприниматься подобный шаг будет не как ограничение, а лишь как забота о добром Имени фестиваля.

Собственно, этот факт безграмотности журналиста, пишущего о кино, и, по всей видимости, претендующего на некую роль пропагандиста и оценщика киноискусства, и стал поводом для написания данной статьи. Дело в том, что я-то, по сути, толком и не знаю, что происходило в кулуарах фестиваля. И мои журналистские амбиции несколько ущемлены: не удалось сделать ни одного материала с известными и интересными гостями, приезжавшими в Киев. Зато впервые за многие годы работы на «Молодости» посмотрела абсолютно всю конкурсную программу (волею многолетнего бессменного генерального директора фестиваля, а ныне его арт-директора Андрея Халпахчи была членом международного жюри). Должна сказать, подобный опыт у меня уже случался, но такой потрясающей компании — никогда. С одним из этих умных, высокоэрудированных, талантливых людей я и хочу сегодня вас познакомить.

Итак, председателем международного жюри ХХХVII Киевского международного кинофестиваля «Молодость» был всемирно известный иранский режиссер Мохсен Махмальбаф. Небольшая биографическая справка: 29 мая нынешнего года господину Махмальбафу исполнилось 50 лет. А когда ему было пятнадцать — примкнул к оппозиции тогдашней власти страны. Сидел в тюрьме. После исламской революции бросил политику, стал писать книги и снимать кино. Мохсен Махмальбаф — автор 27 книг. Это: искусствоведческие исследования, романы, рассказы и киносценарии. Как режиссер снял 24 фильма.

Мохсен приехал в Киев со своей очаровательной женой Mазиех. Вернее, встретился с ней в нашем городе, потому что вынужден сегодня жить вне родины. О причинах его нынешней эмиграции, о кино, о жизни мы говорили на протяжении всего фестиваля. И все равно не могли наговориться — последние слова интервью записаны на диктофон за пять минут до отъезда Мохсена Махмальбафа в аэропорт.

— Мохсен, иранское кино в Украине известно мало. Вы — его ярчайший представитель, простите за нарочитый комплимент. И я была чрезвычайно удивлена, узнав, что первый фильм вы посмотрели только в 23 года?!

— Я родился в бедном религиозном регионе Ирана. Воспитывала меня бабушка. Она была глубоко верующей и говорила: «Если будешь слушать музыку, смотреть фильмы — попадешь в ад». Боялся я этого чрезвычайно: затыкал уши, закрывал глаза, чтобы не видеть того, чего нельзя. Даже на девочек не смотрел, потому что меня убедили, что это плохо. Повзрослев, заинтересовался политикой. В 17 лет попал в тюрьму. Просидел там четыре с половиной года. На свободу вышел, когда мне было уже 22 года. Тогда мне казалось, что если заменить одного политического руководителя страны на другого, жизнь в Иране станет замечательной. Однако выяснилось, не все так просто. Более того, я предполагал: если какие-то проблемы иранского общества нельзя решить политически, то культура наверняка может повлиять на будущее моего народа. Начал писать рассказы, повести для радио, публицистику. Так и пришел в кинематограф, ничего о нем не зная, умея лишь рассказать историю. Когда снял три первые картины, понял, что знаний не хватает категорически. Стал изучать литературу о кино. Прочитал около 400 книг. И подумал, что запутаюсь окончательно, если не начну систематизировать информацию. Стал тезисно конспектировать прочитанные книги. Затем эти заметки классифицировал: одна папочка — о том, как ставить свет на площадке, вторая — как писать сценарии, третья — по работе с актерами. Таких конспектов у меня собрался целый ящик. Кроме того, в небольшой карманный блокнотик сжато выписал основные постулаты, касающиеся кинопроизводства. Я с этой книжечкой никогда не расстаюсь. Она и сейчас у меня в кармане. Говорю всем: «Это мой кинематографический багаж». И на мастер-классах советую молодым режиссерам, чтобы перенимали мой опыт. Иначе можно легко потеряться в потоке ежедневной информации. Подковавшись теоретически, решил просмотреть 50 фильмов самых известных режиссеров мира, чтобы понять, что такое — хорошее кино. Должен сказать, поначалу кинематограф был важен мне не как вид искусства, а как возможность излить публично свою боль, высказать свои мысли. И сегодня, к сожалению, вижу, что молодежь, в основном, снимает кино для того, чтобы выкрикнуть: «Я — режиссер, я — классный, я — в элитной тусовке!» Им, по сути, нечего сказать, они ничего не пережили, за их плечами — никакого жизненного опыта. Подобные картины — пустые, никому не нужные. Убежден: художник должен снимать кино, только когда его что-либо глубоко потрясет, и не высказать своих чувств и мыслей он просто не в силах. Посмотрите: в детстве я не любил кино из-за бабушки, в юности — использовал кинематограф в личных целях, сегодня — фанат киноискусства. Эту эволюцию можно сравнить с девушкой, которая вначале вышла замуж, а уже потом искренне полюбила мужа. А кинематограф я сравниваю со скакуном, которого вначале оседлал, и мы поскакали. И уже позднее я полюбил эту лошадь.

— 17 лет, когда вы попали в тюрьму, — сложный, переломный возраст для любого юноши. Даже живущего в идеальных условиях. Как вы не сломались?

— Меня много пытали. Прошло 30 лет, а шрамы на теле напоминают о тех днях. Даже кожу пересаживали на рану на ноге. Тогда я провел в больнице 100 дней. Для сравнения: когда в меня стреляли (пуля вошла в спину, вышла в районе живота), лежал в больнице только 14 дней. Но пытки — не самое страшное. Их можно выдержать. Меня в тюрьме потрясло иное — отношения между людьми. Мы все боролись за свободу, были единомышленниками. А когда оказались за решеткой — стали подстрекать, ненавидеть друг друга. Вот этого я понять не мог. Когда произошла революция и мы вышли из тюрьмы, мои друзья стали президентами, министрами, влиятельными людьми. И — новое потрясение. Придя к власти, они стали строить тюрьмы, пытать людей, как и их предшественники. Потому я и пришел в искусство, хотел фильмами доказать, что иранское общество — в замкнутом круге. Нельзя мучить друг друга, так не должно быть. Когда снимаю кино, стараюсь смотреть на себя со стороны. И после каждой новой работы пытаюсь что-то изменить в себе. В одной из своих картин, которая называется «Миг невинности», даже критикую себя. А через себя — общество, потому что я — составляющая достаточно замкнутого, консервативного Ирана. Мне не стыдно было это делать. Таким образом я надеялся изменить других. В кинематограф пришел в достаточно сложное для иранского кино время. До революции, когда мы были закрытой страной, в Иране снималось по 70 картин в год. Кинематограф развивался. Когда железный занавес рухнул, кинотеатры заполонило дешевое, ширпотребное американское кино. И убило самобытное иранское. На отечественные картины никто не ходил, все ринулись смотреть красочные пустышки. Нужно было спасать национальный кинематограф. Были приняты кардинальные меры: иностранные фильмы запретили вообще. И когда начали вновь снимать свое кино, ситуация сложилась весьма благоприятная: конкуренции со стороны сильных западных кинематографических держав не было в п ринципе. Считаю, это правильный путь для любой нации. В частности, он подходит и для Украины. Если вы хотите возродить национальный кинематограф, следует ограничить показ иностранных фильмов. Для вашей страны возможна такая схема: голливудские фильмы — 30 процентов, другие страны — 20 и 50 процентов — картины украинских режиссеров. Фильмов будет сниматься больше. Конечно, не все они окажутся качественными, но среди потока непременно появятся талантливые работы.

Однако вернусь в вашему вопросу. После революции мне предлагали различные высокие посты: генерального директора главного телеканала, министра культуры, советника премьер-министра по культуре. Я отказался. Не хотел больше заниматься политикой, предпочел творчество. Но предполагал работать не на себя, а на благо народа. По сути, продолжал партизанскую деятельность, только теперь — посредством кино. В юности я думал, что возьму в руки пистолет и изменю мир. После революции понял: добиться каких-либо результатов можно, лишь изменив сознание людей. Бросил пистолет, взял в руки камеру, поскольку знал, что смогу быть полезен в этом качестве.

— Сегодня вы живете в Таджикистане. У вас — своя киношкола и семейная продюсерская компания. Жена, дочери, сын — не только ваши помощники, но и самостоятельные творческие личности. Старшая — Самира — начала сниматься в кино с девяти лет, а сейчас — в 28 — известный иранский кинорежиссер. Для мусульманского общества — абсолютно нетипичная ситуация. Как вы воспитывали детей, что они решили пойти по вашим стопам?

— У нас большая и очень дружная семья. Когда дети были маленькими, все время крутились у меня на съемочной площадке. Самира совсем малышкой снималась в моем фильме «Велосипедист», Майсам (сын) подавал чай во время перерывов. Это была единственная возможность общаться с детьми, поскольку я постоянно работал. Когда Самире исполнилось 14 лет, она заявила, что в школу больше не пойдет, ей неинтересно. Лучше будет заниматься кино. Сын и младшая дочка, которой было восемь лет, посмотрели на сестру и сказали, что тоже уйдут из школы. Выхода у меня не было. Я стал их преподавателем: по восемь часов в день мы изучали искусство. За несколько лет до этого умерла моя первая жена, и через три года я женился на ее сестре. Марзиех стала матерью моим детям. Она опекала их и училась вместе с ними. Так что она — тоже моя студентка. Я обучал их, чередуя практику с теорией. Принцип такой: к примеру, у меня съемки — восемь месяцев, дети и жена находятся вместе со мной, набираются практических навыков. Затем три месяца — теория. И ежедневно, в течение нескольких часов, мы штудировали книги по киноискусству. Позднее, когда Самира снимала кино, Марзиех ей помогала. И наоборот, если режиссер — жена, дочка работает как второй режиссер. Таким образом, они попробовали себя в разных профессиях, и сегодня этот опыт им очень помогает. Даже младшая Хана — с детства на площадке в самых разных ролях. Кино — наша школа, наша работа, наша жизнь. Когда появляется финансирование, часть денег вкладываем в различные гуманитарные проекты. К примеру, мы снимали фильм про бедную афганскую деревню. Заработали деньги и построили в этом селе школу. Я всегда придерживался мнения, что работать нужно не ради славы. Нужно помогать людям, если у тебя есть такая возможность. И детей учил этим принципам. Нашел два доллара: один возьми себе, второй отдай людям, о которых рассказываешь. В Афганистане, к примеру, мы осуществили 82 социальных проекта. Считаю, если у тебя есть Имя и тебе доверяют, необходимо использовать это доверие во благо. На фестивале «Молодость» я сказал Жерару Депардье: «Ты — мировая звезда. Тебя любят в Украине. Давай поможем возродить в этой стране память о гении — Сергее Параджанове». Может, что-нибудь и получится.

— Вы встречались с вдовой Параджанова — Светланой. Что чувствовали в доме вашего любимого режиссера?

— Для меня это событие — особое. Когда мы зашли в его квартиру, поздоровались и обнялись со Светланой, я вдруг подумал, что эту женщину обнимал Сергей! Потрясающее ощущение! Я очень люблю Параджанова как режиссера, и многому научился у него. Да не только я. Влияние этого человека на мировой кинематограф огромно. Он — на Олимпе кино!

— Кроме Параджанова, кого еще из режиссеров вы любите? Может быть, считаете своими учителями?

— Феллини, Де Сика, Курасава, Озон, индийский режиссер Сатьяджит Рей… Их немало, и все они чему- то меня научили.

— Мохсен, вы уже три года не были в Иране. Почему?

— Один из руководителей страны за последние три года набрал силу и действует так, как хочет сам и ему подобные. У меня не принимают ни один сценарий, запрещают к показу мои фильмы. Я понял: раз не могу работать в своей стране, мне нет смысла там оставаться. И уехал. Конечно, сразу появились проблемы. Мало вижусь с семьей, только на фестивалях и на съемках в других странах. Но мои близкие понимают и поддерживают меня, поскольку знают: без работы не могу жить. Моя родина — не Иран. Моя страна — кинематограф.

ДЛЯ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫХ

Фильмография Мохсена Махмальбафа:

2006 — «Крик муравьев»

2005 — «Секс и философия»

2005 — «Стул»

2002 — «Афганский алфавит»

2001 — «Солнце за луной»

2000 — «Сказки острова» (часть «Испытываем демократию»)

1999 — «Сказки Кишу» (часть «Двери»)

1998 — «Тишина»

1996 — «Миг невинности»

1996 — «Габбех»