Персона

Смерть Ингмара Бергмана не стала тем медиа-событием, про которое пишут в стиле наподобие «невосполнимая утрата», «неожиданный удар», «после тяжелой продолжительной болезни» и т. п. В 1982 году он ушел из кинорежиссуры, и чем дольше становилась объявленная им пауза, тем острее выкристаллизовывалось бессмертие его картин.

Не хочется впадать в банальность некрологов и интернет-биографий. Для меня Бергман, в первую очередь, режиссер «Персоны», гениальной и загадочной черно- белой ленты, снятой в 1966 году. Так что скажу несколько слов про этот фильм.

Наиболее потрясают в нем два момента. Первый — это поток угрожающих, хаотических, иррациональных образов в прологе картины. Второй — знаменитый кадр, когда лица главных героинь-антагонисток, актрисы Элизабет и медсестры Альмы (в исполнении великих Лив Ульман и Биби Андерссон соответственно) соединяются в одно. Между этими моментами есть связь, установив которую, можно также понять и сам фильм.

Среди тех образов вначале (они еще повторяются в середине ленты) есть один особенно жестокий: ладонь трижды вздрагивает от вхождения в плоть огромного гвоздя, удары сняты с разных ракурсов. Монтаж эпизода такой стремительный, что молота почти не видим, лишь последствия — конвульсивное сжатие пальцев, струйка крови. Гвоздь — не только прорыв плоти, но и жестокое соединение, что откликается упомянутой, чрезвычайно болезненной, сценой срастания лиц Альмы и Элизабет в ассимметричную пугающую персону (имеется в виду persona (лат.) — древнеримское название театральной маски). И это соединение — фактически еще одно, видоизмененное распятие — неизъяснимо трагично, тем более для Элизабет.

Здесь стоит вспомнить о финальном уходе героинь. Их совместное пребывание один на один в домике на берегу моря, превратившееся в напряженную психологическую дуэль, завершено. Элизабет, замолчавшая (это и стало причиной рекомендованного врачами уединение с Альмой) прямо посреди спектакля, в котором играла Электру, так и не сказала ни слова. Обе женщины собирают вещи. Наезд камеры на чемодан Элизабет неслучаен. Актриса отправляется без него, выходит направо (едва не сказал — в правую кулису) порывистым выразительным движением: в путешествии, которое она продолжила, багаж не нужен. «Нет ничего» — единственные за весь фильм сказанные ею слова вполне справедливы, ибо за границами ее кинотеатральной действительности так и нет ничего, она так и закрывается в кадре, или в (на) сцене. Пронзительный, резкий сигнал окончательно разводит Альму и Элизабет: для первой это гудок автобуса, для второй — буквально начало очередной съемки; недаром взгляд Лив Ульман в убранстве Электры, брошенный прямо в камеру, в тот момент, когда Альма закрывает двери, полон немой мольбы: это — отчаяние оставленной.

В вечной тишине «нет ничего». Элизабет застывает между непрерывным становлением из внекадрового ада все новых образов и касаниями, на которые она не сможет ответить любовью. «Персона»: тем, кто снимает, тем, кто играет. Распятым и оставленным.

Продолжение темы на стр.  «К У Л Ь Т У Р А »