Уроки Елены Вериковской

Пять месяцев назад перестало биться сердце замечательного педагога, музыканта Елены Вериковской, которой 15 марта исполнилось бы 73 года. Елена Михайловна обладала удивительным даром распознавать таланты, зажигать звезды на музыкальном Олимпе. Она вырастила целую плеяду учеников, которые ныне репрезентуют украинскую фортепианную школу не только в Украине, но и в странах близкого и дальнего зарубежья: Германии, Америке, Швейцарии, Колумбии, Венесуэле, Польше, России, Франции и Голландии. Пять десятков лет Е. М. Вериковская преподавала в Высшем музыкальном училище им. Р. М. Глиэра, а последние 17 лет своей жизни возглавляла фортепианную кафедру. Недавно в классе, где проводила занятия Елена Михайловна, был установлен стенд, на котором представлены уникальные архивные документы и фотографии, рассказывающие о ее педагогической и научной деятельности, ее учениках.

НЕНАПИСАННАЯ ПЬЕСА

Елена Михайловна является автором многих музыковедческих исследований, статей, в частности, «Музыкального воспитания и некоторых вопросов детской психологии. Педагогические заметки», а к 100-летию своего отца (выдающегося украинского композитора, фольклориста, дирижера, педагога Михаила Вериковского) были напечатаны «Митець свідомий свого покликання» (фраза М. Т. Рыльского), «Особливості фортепіанних творів Вериківського». В сборнике «Приірпіння» напечатана новелла — воспоминания про взрослого друга ее детства украинского поэта Костя Герасименко, погибшего в Великую Отечественную войну и другие материалы. «Память» напечатана в сборнике «Київське музикознавство», издание посвящено 135-летию училища имени Р. М. Глиэра.

Разбирая архивы Елены Михайловны, ее муж, известный режиссер, художественный руководитель Киевского государственного академического Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра Эдуард Митницкий нашел интересное эссе «Общепризнанная прима» о прекрасном педагоге училища имени Р.М. Глиэра, доценте Лидии Борисовне Шур. Ныне работа готовится к печати. Подготовлена к изданию статья Елены Михайловны о популярном актере Михаиле Водяном (их семьи связывала многолетняя дружба).

Круг интересов Вериковской был огромен — за этим стоит многолетний и самоотверженный труд большого музыканта и личности, педагога яркой и неповторимой индивидуальности. Достаточно вспомнить инициированные ею исследования и исполнение силами кафедры училища в разных концертных залах Киева произведений Н. В. Лысенко и его современников, Б. Н. Лятошинского, М. И. Вериковского, В. Косенко, составляющих национальное фортепианное наследие и вошедших в «Антологию украинской фортепианной музыки». В архивах Е.М. Вериковской хранятся записи о становлении в стенах училища профессиональных музыкантов и не только студентов ее класса. По записям можно увидеть движение и динамику каждой личности студента. «Педагогические заметки Вериковской — это обобщение мудрого учителя. Строки дышат любовью к детям, музыке, своей профессии», — пишет генеральный директор Международного конкурса молодых пианистов им. В. Горовица засл. деятель искусства Украины Юрий Зильберман. О Елене Михайловне все ее коллеги говорят как о человеке необыкновенной нравственной чистоты — «мы учимся у Вас постоянству Ваших нравственных и эстетических установок». Еще при жизни Елена Вериковская услышала удивительное признание Ольги Орловой, опытного и талантливого педагога: «Леночка, ты ближе всех нас к истине». Жизненный опыт, авторитет среди коллег, и просто человеческое обаяние добавляли ей массу дел. Это и постоянная консультационная работа в городском и областном методических объединениях педагогов детских музыкальных школ, и участие в выявлении юных талантов, приобщение их к серьезным занятиям музыкой. Это и разработка новых программ, учебных планов, методических докладов, выступления на конференциях и проведение мастер-классов в Польше, Германии, Венесуэле.

В Киеве благодаря инициативе Е. М. Вериковской появился Региональный конкурс юных пианистов, давший путевку в профессию многим талантливым детям. Постепенно расширялась география его участников далеко за пределы Киевского региона. С 18 по 20 марта конкурс пройдет в десятый раз. Отныне он носит имя своей основательницы — Елены Вериковской. В этом году на этот музыкальный смотр прислали заявки более 100 человек из разных областей Украины. Конкурс позволяет выявить творческий резерв школьников, которые в будущем собираются связать свою судьбу с музыкой.

Но главное в жизни педагога — ученики. Недавно бывшая ученица, ныне известный пианист, композитор, лауреат многих международный конкурсов и фестивалей Маша Портникова подготовила фортепианный спектакль «31 соната» (Ненаписанная пьеса), сделанный в форме урока с Еленой Вериковской, который презентовала в Доме актера. А другая экс-ученица — Евгения Дудорова-Шотт в концерте памяти Елены Михайловны в зале НМАУ им. П. Чайковского играла «Чакону» Баха-Бузони, «Симфонические этюды» Шумана, «Серьезные вариации» Мендельсона-Бартольди, сюиту для фортепиано «Щелкунчик» Чайковского- Плетнёва. Недавно педагоги училища И. Гаврилюк и Т. Онищенко сыграли концерт в память о Елене Вериковской.

КОМИЛЬФО...

Эдуарду Митницкому трудно говорить о своей жене в прошедшем времени. Он стоял на улице и не мог войти в помещение, когда устанавливали памятный стенд, посвященный жизни и творчеству Вериковской, в училище им. Р.М. Глиэра, — ведь там фактически был второй дом Елены Михайловны. Разбирая архив жены, готовя ее статьи к публикациям, пересматривая многочисленные фотографии, перечитывая сотни писем, открыток, телеграмм от учеников и их родителей, читая рефераты учеников, написанные при поступлении или выпуске из Музыкальной академии, Эдуард Маркович вновь и вновь не перестает восхищаться колоссальными масштабами ее деятельности: педагогической, организаторской, воспитательной, музыковедческой. «И главное — понимаешь силу ее воздействия, влияния, словом, ее светлую энергетику».

— Она талантливая женщина, прежде всего потому, что дала возможность любить ее всю жизнь, — говорит Эдуард Маркович Митницкий. — Мы вместе прожили 52 года... Мера и тончайший вкус, необъяснимая интуиция, такт и деликатность, изящность и великодушие, глубина восприятия жизни, контилентность в общении и вообще контактность на любом уровне, удивительным образом сочетались в ней с решительностью и мужеством. Красивая, умная, обаятельная, умеющая расположить к себе любого собеседника. Ее стилю в жизни и даже в одежде как нельзя точно соответствовало полузабытое слово «комильфо»: Леля умела маленьким штрихом (шарфом или цветком) так украсить свой неновый наряд, словно это было платье или костюм из новейшей коллекции знаменитого кутюрье. Она терпеть не могла ходить по магазинам, на примерки в ателье, и поэтому я с удовольствием занимался ее гардеробом. Леля обладала женским шармом и всегда выглядела прекрасно. Думаю, что если бы не музыка, которую жена боготворила, то она могла бы стать художником или модельером…

Она была человеком интеллигентным и очень принципиальным. Вспоминаю, как однажды Леля долго и внимательно слушала свою коллегу, которая хотела увести способного ученика от другого педагога. Дослушав объяснения, она сказала: «Сними овечью шкурку и постой у зеркала». На фортепианной кафедре в училище за 17 лет руководства Вериковской не было склок, «подковерных интриг». По словам музыковеда, педагога Ольги Непоседовой: «Мудрость Елены Михайловны на этой должности заключалась в умении организовать и направить коллег, в настойчивости и в то же время деликатности, и главное — в стремлении выявить творческий потенциал каждого».

52 ГОДА ВМЕСТЕ

Жизнь — это две женщины: мама и та, с которой прожил 52 года!

Семья Вериковских — дом без сантиментов! Девиз-программа воспитание детей звучала так:

«Всякое может случиться в жизни. Хорошее и плохое. Но если у тебя в руках профессия — ты всегда будешь иметь опору» — вспоминает в письме самую первую заповедь педагога талантливая ученица Вериковской Валя Назаренко (к сожалению, концертирующая и обучающая детей в Америке, а не на родине). И это поистине заповедь, а не просто красивые слова. В семье Вериковских никогда и ничего не делалось на показ, для чужих глаз. Эта искренность выражалась в сущности, в конкретных поступках, без лишних трепыханий. За столом собирались ученики Михаила Ивановича, одноклассники, потом однокурсники Лели, родственники. И всем уютно, хорошо и спокойно.

Но мало кто подозревал, что в доме много лет время от времени наполняли мешок с сухарями — ждали, не приедет ли ночью «воронок» за Михаилом Ивановичем. Уж очень много было написано музыки на тексты полуразрешенных классиков, на темы из истории Украины. Например, написанная в 1923 году первая украинская оратория «Дума про дівку-бранку Марусю Богуславку» впервые прозвучала в филармоническом зале лишь через 80 лет после создания усилиями дирижера Александра Жигуна. За это «милування старовиною» и попал Михаил Иванович в постановление ЦК КПУ направленное против «рецидивов буржуазного национализма в музыке».

От отца Леля переняла качества, свойственные интеллигенту: позиционность, ответственность, обязательность.

— С Леной меня познакомил наш общий друг Юра Голембиовский, в будущем известный пианист и педагог, с которым у них был в ту пору школьный роман (они учились в десятилетке им. Н. Лысенко), — вспоминает Э. Митницкий. — Как-то раз Юра позвал меня на концерт. В конце зала на подоконнике сидела девочка. У Лели, когда она сосредотачивалась, была манера прятать руки в рукава. Как часто бывает в жизни, при знакомстве мы прошли «мимо» друг друга… Потом были встречи, споры, совместные походы в филармонию, и я почувствовал мощную притягательность: волшебные глаза, мысли не по годам — заслушиваюсь. Жду совместных прогулок, музыкальных вечеров на летней эстраде Первомайского парка. Компания — четыре друга и Леля. Замечаю, все мы по-разному к ней неравнодушны, а о Юре и говорить нечего. А время как бы провоцирует: мы с Лелей все чаще встречаемся глазами… Я запаниковал и понимаю: надо, как теперь говорят, «линять», что и сделал. Месяца 3—4 под разными предлогами избегал встреч. Однажды иду из Оперного театра — проливной дождь. Я прячусь в подворотню гостиницы на бывшей улице Ленина, а там…Леля! …Поженились в 1952 году. Мне исполнился 21 год, а Леле — 20 (кстати, наш сын Митя женился еще раньше в 19 лет). Михаил Иванович был человеком в быту сдержанным (а в музыке всегда —«арраssionato» — страстным), узнав о наших планах, он задал лишь один вопрос: «Он тебя любит?». «Папа плакал — никогда не забуду эту минуту», — не раз вспоминала Леля. В ту пору Вериковские жили на улице Пушкинской, 23 (сейчас на этом доме установлена мемориальная доска с профилем Михаила Ивановича). В ту пору мы были студентами: я учился в пединституте, а Лена — в консерватории. Параллельно мы с Лелей работали и вместе со стипендией (сумма которой несколько отличалась от нынешней) наш взнос в общий «котел» как бы создавал иллюзию независимости. Я бесконечно благодарен дому, в который вошел смолоду. Ведь я женился и попал в совершенно иную среду, иной мир — в семью совершенно особых эстетических ориентиров. Мне необходимо было усиленными, ускоренными методами осваивать культуру этого дома. (И вот с этой минуты начался мой марафон по жизни). Мне нужно было срочно нарабатывать культурный багаж, которого мне явно не доставало. И не ударить в грязь лицом хотя бы перед молодой женой. Этот дом воспитан на абсолютной требовательности к самим себе — я имею в виду прежде всего самого Михаила Ивановича. В семье Вериковских жила и воспитывалась внучка Марина — дочь погибшего на войне украинского поэта Костя Герасименко и старшей дочери Михаила Ивановича — Ирины Вериковской (к счастью, несмотря на преклонный возраст, она, старший научный сотрудник, продолжает чрезвычайно серьезно заниматься шевченковской темой в Институте искусств им. Т. Шевченко при НАН Украины). В последствии Марина и ее муж Степан Олексенко стали ведущими актерами театра им. И. Франко.

Недавно на занятии я был застигнут врасплох вопросом студентки: как догадаться, распознать, убедиться в подлинном чувстве мужчины к женщине? Приложив вопрос к моей жизни, отчетливо «увидел» ответ: если мужчина относится к женщине, как к ребенку, не сомневайтесь — это не пустые слова…С годами я снял почти все заботы по дому с Лели и делал все сам с удовольствием. Ведь педагогическая работа, если это призвание, а не просто заработок, — тяжкий труд, который требует полной самоотдачи, всего человеческого потенциала. А в случае с Лелей речь шла еще и о творческой педагогике. Для Елены Михайловны основополагающим признаком подлинности музыкального ли, литературного ли произведений, личности самого Художника, всегда была содержательность. Осмысление и художественное преображение. Так же она понимала и процесс обучения. Поэтому у нее всегда наполнено звучал рояль, красивый звук был красив «видением», смыслом и личностным наполнением. Этому же ей удавалось научить молодых музыкантов.

— Леля была педагогом от Бога, — продолжает нашу беседу Эдуард Маркович. — Занятия проходили не только в классе училища, но и у нас дома. Практически моя жизнь проходила под звуки рояля, так сказать, филармония на дому…

В любых жизненных ситуациях Лелино поведение отличали скромность и взвешенность. Она никогда не вмешивалась в дела театральные. Наверное, поэтому к ней очень хорошо относились в театре. Леля никогда не торопилась сразу высказать свое мнение о моих премьерах. Но по ее взгляду, отдельной фразе я мог судить, насколько хорош или плох результат. Когда фраза начиналась со слова «папа», а уж если «папочка», я понимал, что спектакль понравился. Так же скромно и содержательно она выражала и чувства. На один из Дней рождения я получил телеграмму: «Всегда, везде с тобой. Здравствуй — Леля».

ПОСЛЕДНИЙ АККОРД

Болезнь Елены Михайловны прогрессировала очень быстро. Она никогда не умела работать вполсилы, и первым не выдержало сердце… Даже находясь в реанимации, просила передать ей блокнот с записями нагрузки педагогов. Ведь шел первый месяц занятий нового семестра…

— 22 сентября 2004 г. в Киево-Могилянской академии (второй раз после концерта в Национальной филармонии) и долгого забвения исполнялась оратория М. Вериковского «Думи про дівку-бранку Марусю Богуславку», — с трудом рассказывает Эдуард Маркович. — Мы вместе с сестрой Лели Ириной пошли на тот концерт. Я пытался отогнать плохие мысли. Днем мне удалось уговорить врачей, и они разрешили зайти в реанимацию, взглянуть на жену. Она была в сознании, даже пыталась меня подбодрить, расспрашивала о делах дома, в театре, в училище. Это оказалась наша последняя встреча, а ночью ее не стало. Вы знаете, может быть, потому, что жена умерла не дома, у меня есть какое-то странное ощущение, что Леля просто задержалась на уроке со своими учениками...