Украина и вызовы глобализации

Глобализация — явление относительно новое. Но уже сейчас едва ли что-то может сравниться с этим феноменом по масштабам и глубине влияния на судьбу Планеты. Именно Планеты, а не только человечества, ибо воздействие глобализации (например, с позиций экологии) не ограничивается влиянием на совокупный Homo Sapiens.

Неожиданным выглядит и то обстоятельство, что уже сейчас глобализация, будучи явлением восходящим, переживает кризис. «Кризис глобального капитализма», — так называется одна из книг Дж.Сороса. Ну а он, как мы знаем, в таких вопросах — дока.

Глобализация — это наиболее яркое проявление прогресса, несущего неисчислимые экономические и социальные новации. Новации эти во многом обнадеживающи, причем не только по критерию изоболия неизвестных ранее благ и услуг, но и с учетом уже проглядывающих очертаний нового облика человечества.

Вместе с тем глобализация уже в начальной своей стадии выявила новые опасности и риски, причем довольно грозные. Причем опасности эти лишь временно кажутся относящимися к незападному миру. На деле же — это вызовы всему человечеству. А это означает, что речь должна идти об общечеловеческой ответственности за происходящее и об общих усилиях по гармонизации мироустройства. Кстати, то, что бунты против глобализации адресованы именно Западу, — свидетельство нарастающих и для него угроз. И это свидетельство уже сейчас — не единственное. Разрушительное воздействие на планету, оказываемое неупорядоченной глобализацией, все больше становится нестерпимым. Назову, хотя бы кратко то, что выглядит наиболее вызывающим.

Во-первых — это резко увеличивающийся разрыв между слабыми и сильными странами; разрыв, который не случайно совпал с началом глобализации и объясняется скачкообразным нарастанием неэквивалентного обмена. Известная статистика: если 20% тех и других (слабых и сильных) стран сопоставить, то соотношения по критерию ВВП на душу населения окажутся следующими: 1960 г. — 1:30; 1990 г. — 1:60; 1999 г. — это уже 1:90! Как видим, разрыв стремительно растет, а это — почва для нарастания угроз — и экологических, и социальных, и финансово-экономических.

Во-вторых, именно на почве глобализации происходит угрожающая человечеству деформация финансово-рыночных механизмов. Обобщенно это проявляется через антилиберальное перерождение инструментов конкуренции: конкуренция вырождается, превращаясь в свою противоположность. Она уже не подстегивает отстающих, не побуждает их к наращиванию конкурентных преимуществ, — как это было до 70-х годов, — а уничтожает многих из тех, кто в иных условиях имел бы шанс на выживание. Причем это касается не только хозяйствующих субъектов, но и целых стран. Не случайно знамением нашего времени стало появление т.н. «конченых стран».

Напомним, что все это и многое другое, здесь не названное, в корне противоречит внешне исповедуемым Западом либеральным постулатам. Человек уже не рациональный, а иррациональный; экономика — не мотивационная, а перераспределительная; предмет бизнеса все в большей степени виртуальный; информационные технологии реализуются через сетевую несвободу; уже не товар подгоняется к потребностям человека, а человек подгоняется под товар и т.д. Это — явления, угрожающие устойчивости планеты.

В-третьих — серьёзные угрозы стабильному развитию экономики исходят от ажиотажной экспансии глобального капитала, особенно капитала спекулятивного. Сейчас большая часть капитала под влиянием новых, несоизмеримых с обычной прибылью глобальных выгод, переориентируется на спекулятивное обогащение. Мощные волны, рождаемые спекулятивными накатами, дестабилизируют экономику не только слабых, но и сильных стран. Даже США, продуцируя, по сути, эти процессы, — получает ответные удары по принципу бумеранга, что особенно ощущается на фондовом рынке. Глобальные силы, кроме прочего, разрушают социальные программы, как несовместимые с их интересом. Вершиной же спекулятивной вакханалии является мировой финансовый кризис 1997—1998 гг., который, по-видимому, будет далеко не последним из серии подобных (неведомых ранее человечеству) явлений.

Для такой страны как Украина, глобализация — это и великий соблазн, и немалые риски. И при всем этом путь в глобальное пространство безальтернативен, поскольку изоляционизм создает лишь временную, обманчивую иллюзию защищенности. Обманчивую, потому что именно затянувшаяся защищенность усугубляет отсталость. Многое для Украины будет зависеть от нашей способности пересмотреть саму модель развития, а значит, и глобального интегрирования.

При опоре на нынешнее инерционное развитие, интегрирование в глобальную систему не может быть успешным. Стране, лишившейся в такой ситуации последних остатков обманчивого комфорта закрытости, пришлось бы испытать довольно мощный и долговременный стресс из-за ужесточившегося тестирования ее экономики по высоким, глобально действующим критериям.

Сомнений нет, нынешняя экономика с ее разваленной индустрией и низкой технологичностью такого тестирования не выдержит. Произойдет девальвационная переоценка наших затрат и результатов. И многое из того, что кажется сейчас успешным, может оказаться малоприемлемым. Уже само вступление Украины во ВТО — а это непременное условие интегрирования — выставит в случае инерционного развития нашу экономику в более мрачном свете.

Успешное вхождение Украины в глобальное пространство должно основываться на использовании максимума имеющихся возможностей, в том числе не в последнюю очередь — эксплуатации эффекта «проложенной лыжни», что позволяет — сравнительно с глобальными первопроходцами — выпрямить путь, учесть допущенные ошибки, избежать дорогостоящих (по масштабам потерь) соблазнов и ловушек. Ведь первый, кто делает прорыв (в данном случае — формирует глобальное информпространство) не только снимает сливки, но и набивает шишки, и загоняет себя в ловушки, а то и в тупики. Триумф Соединенных Штатов всего лишь на первых порах казался безоблачным, и не имеющим потерь и разочарований. Сейчас все выглядит по-иному. Потери и дисбалансы, удары, согласно законам бумеранга, — уже сейчас тормозят американскую, а с ней и мировую экономику.

Страна же, например, Украина, которая войдет в глобальное пространство по «проложенной лыжне», может, в числе других таких же стран, еще снять кое-какие сливки, и в то же время избежать потерь от рисков, неизбежных для первопроходцев. Разумеется, применительно к возможностям и перспективам Украины, это, по меньшей мере, означает необходимость смены инерционного развития на инновационное.

Тут же может возникнуть сомнение: а может ли Украина преодолеть тенденцию все большего отставания, если динамика технологического прогресса в высокоразвитых странах выглядит буквально фантастической. Известно ведь, что на информационно- технической стремнине происходит не только быстрая замена одних изделий другими: перемены в этой сфере носят характер «каскадного водопада», поскольку речь идет буквально о выталкивании одних поколений техники и технологии другими. Не будет ли рост в Украине на инновационной основе лишь замедлять, а не преодолевать наше отставание?

Ответ на этот вопрос во многом дан в книге Е.Марчука «Україна: нова парадигма поступу». В ней выдвинута и обоснована концепция опережающего развития, соединяющая мирохозяйственный опыт с возможностями, заложенными в экономической и социальной сферах Украины.

ОПЕРЕЖАЮЩЕЕ РАЗВИТИЕ

Как оказалось, опережающее развитие, — это вовсе не прерогатива только лишь традиционно элитных стран. Многие страны, с которыми в наше время прочно сросся имидж технически продвинутых (Южная Корея, новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии и др.), совсем недавно (по меркам историческим) имели архаичную, отсталую экономику, не подающую, как казалось, никаких надежд. А то, что с ними произошло, — а это был эффект экономического чуда, — отнюдь не сводится к успешному осуществлению сугубо рыночных трансформаций. Во всех этих странах было также проявлено высокое исскуство конструирования очагов и траекторий технологических прорывов, — обеспечивающих опережающее (сравнительно со странами Запада) развитие.

Сейчас, — по итогам мирового финансового кризиса 1997—1998 гг., нанесшего удар именно по новым индустриалным государствам Азии, — стало забываться, что еще 3-4 года назад мировой центр экономического прогресса ускоренно смещался от Запада к Востоку; и были даже подозрения, что это обстоятельство — «предопределило» наступление кризиса.

В книге Е.Марчука показано, что сплошь и рядом технологические, а затем и экономические прорывы основывались не на общестрановом, а на локальном, т.е. оазисном эффекте; что получение такого эффекта предполагает концентрацию в локализированных структурах (технопарки, технополисы, свободные экономические зоны и т.д.) тщательно подобранных и сбалансированых факторов (научно-технологических, кадровых, информационных и др.), обеспечивающих выдающийся успех.

Мы знаем, и в книге это отражено, что Украина не обделена такими возможностями: что в виде россыпей в стране имеется все, — необходимое и достаточное, — чтобы при правильно выбранной организации, хорошем менеджменте и концентрации финансов получить эффект опережающего технологического прорыва. Но знаем мы и другое — чего-то нам пока что недостает. Все больше тех, кто приходит к выводу, что недостающее — это мощь духа, воли и моральные ценности, и их господство над материей. В этом случае также мы ощущаем, что все это есть, но, опять-таки, — в качестве невостребованных благ, в виде россыпей. И вот тут, — в отношении этих «недостающих» факторов, мы наталкиваемся в книге Е.Марчука на дерзкую идею: то, чему (пока) не дадут ладу в стране, следует сконцентрировать и актуализировать в технологически прорывных структурах, — социополисах.

От себя скажу, — мысль эту следовало бы приветствовать даже в случае, если бы она была утопична. Хотя бы как упрек и вызов тому, «что творится дома» (Н.Гоголь). Но похоже, что если это и утопия, то из тех, которые (по Бердяеву), при наличии усилий, реализуются.

Отдавая дань новаторским идеям, изложенным в упомянутой книге, я все же не могу быть оптимистом лишь на этом основании.

Опережающее развитие, даже в виде отдельных прорывов, сейчас затруднено. Союзником стран-мировых технологических лидеров сейчас (в отличие от прошлых времен) является глобализация. Она дает огромные преимущетсва странам, располагающим информационными технологиями; а это, — уже вырвавшиеся вперед страны, прежде всего, — страны Запада.

И все же, несмотря на кажущуюся бесперспективность, возможность для опережающего развития имеется, а ее истоки, — как это ни парадоксально, — в успехах лидеров прогресса, и, прежде всего, — Соединенных Штатов. Жизнь и тут доказывает правоту известного изречения «на каждого мудреца довольно простоты». Как оказывается (причем все явственнее), именно предельная простота обогащения за счет односторонней эксплуатации выгод от информационных технологий оказывает (прежде всего — на поступь США) тормозящее воздействие.

Получается так, что именно США, как первопроходец, натолкнулись в своей раскрутке информационных технологий на заминки и преграды (самими же США созданные), которые тормозят движение страны-гиганта, и тем самым дают шанс включится в инновационную гонку другим странам — в том числе и таким, как Украина.

Обратимся к этим возможностям. До сих пор казалось, что информационно-технологическое превосходство, его наращивание дает обладателям высоких технологий лишь выигрыш. А то, что в США происходит перегрев рынка, и что источником неприятности является многолетнее завышение курса акций информационных компаний, — это, как казалось, тоже процесс естественный. Ведь инвестиционные процессы имеют свои циклы,и вслед за успехом идет закономерный спад, который дает импульс новому подъему.

Все это так,и все же сложившаяся в США (как центре и источнике глобализации) ситуация вызывает сомнения в отношении обычности деформаций, произошедших на фондовом рынке. Дело в том, что т.н. новая экономика, представленная в основном информационными технологиями, именно в США вела себя нестандартно по отношению к другим, прежде всего, — традиционным отраслям, и это обстоятельство, а не обычная цикличность, стало главным источником произошедшей в США фондовой заминки.

Начнем с того,что в прошлом инновации чаще всего не были самодостаточны, и прибыль обеспечивалась во многом ускоренным оплодотворением технико-технологическими новациями традиционных отраслей. Инвестиции, идущие на модернизацию, не только давали импульс росту производительности и прибыльности обновляемых производств, но и раздвигали границы цикличности в сфере инноваций. А это существенно растягивало сроки циклического подъёма, и уменьшало риски наступления кризиса. Вообще нужно сказать, что ускоренное продвижение технологических новаций по цепочкам модернизируемых отраслей было одним (хотя и не единственным) из факторов бескризисного развития Запада в течение многих лет. Этому, разумеется, во многом содействовала и финальная модернизация в сфере конечного потребления, т.е. проявление эффекта ускоренного обновления потребительских товаров и услуг.

Так было до сих пор. И ожидалося, что каскадная модернизация должна глобализацией лишь усиливаться. Ведь в новой ситуации существенно ускоряются не только информационное обслуживание, но и движение финансов, а значит, инвестиций.

Однако, вопреки всей этой логике, глобализация, в основном идущая от США, не только не ускорила, но даже затормозила процесс передачи технологических новаций в отрасли традиционной экономики. Глобализация во многом обесценила, — прежде всего в США, — модернизацию традиционных отраслей на базе информационных технологий, поскольку они (эти технологии) как бы и не нуждаются в отраслях-союзниках вследствие приносимой ими баснословной выгоды. Причем доходы эти часто присваиваются почти без затрат и усилий, за счет спекулятивных операций, в том числе и на фондовом рынке, — своем и чужом.

Итогом образовашегося мотивационного разрыва, отчуждающего старую (традиционную) экономику Соединенных Штатов от новой, явилась не только задержка в развитии многих жизненно важных производств, но и многолетнее паразитирование отраслей высоких технологий на финансовых ресурсах традиционных отраслей. Оказалось, что производительность труда тормозится, что по производству ряда важных и технологически сложных изделий Европа и Япония опережают США, причем, — прежде всего, — по качественным показателям.

Второй неприятной стороной ажиотажного спекулятивного триумфа информационных технологий явилось убыстрение процесса перенакопления капитала в самой информационной сфере, а значит, — ускорение тех кризисных явлений на фондовом рынке США, которых, — в случае использования соответствующих средств на прямое инвестирование, — можно было бы избежать.

Заминка в обновлении традиционных отраслей, произошедшая в США из- за разгула ажиотажных спекуляций, — дает шанс конкурировать с Америкой не только странам Западной Европы, или, к примеру, Японии, но и Украине. Так, вступив на путь модернизаций, — а путь этот для нас, как и Росии, безальтернативен, Украина может уменьшить разрыв с высокотехнологичными странами, получив относительное преимущество в динамике затрат и результатов именно благодаря гармонизации воспроизводственного процесса.

Конечно, такой путь, — более затяжной; здесь те же высокие информационные технологии не сразу дают отдачу, т.к. их эффект какое-то время, орошая другие отрасли, трансформируется в затраты. Однако в конечном итоге именно широкое и системное использование высоких технологий дает стабильный выигрыш. Сама воспроизводственная сбалансированность позволяет предотвратить отрыв отдельных (высокотехнологичных) частей организма от его основного базиса и тем самым избежать перерасходования тех средств (причем весьма значительных), которые при наличии разбалансирования будут потрачены вхолостую.

Кстати, достижению народнохозяйственной воспроизводственной сбалансированности не только не противоречит, но и содействует опора на опережающее развитие свободных зон и структур типа социополисов.

ОПЛОДОТВОРЕНИЕ ВЫСОКИМИ ТЕХНОЛОГИЯМИ

Вместе с тем, нужно сказать, что и у нас , — на почве мифологизации отечественного программного продукта, дает себя знать искушение обогатиться за счет односторонней предпринимательской эксплуатации информационных технологий. Такой бизнес-проект, будь он реализован автономно, дал бы ещё больше деформаций, а то и уродств, чем спекулятивный ажиотаж «по-американски». Дело в том, что наши высокие технологии (тот же програмный продукт), не имея сбыта в своей стране, скупались бы не по сверхдорогой цене (как технологии Америки), а за бесценок, причем зачастую, — вместе с разработчиками. Ведь для того, чтобы реализовать инновации по высокой цене, — надо потратить большие деньги и на рекламу, и на инфраструктуру, и на завоевание чужого рынка. Иногда для высокоэффективного запуска лишь одного высокотехнологичного проекта расходуются многие десятки миллиардов долларов. Нам все это непосильно.

Нам приемлем другой путь, — путь оплодотворения ( в том числе — оазисного) высокими технологиями других отраслей и достижения воспроизводственной сбалансированности.

И в этом есть свой смысл, и даже свое ограждающее от неверного пути преимущество. Не имея роскоши наживаться на односторонних, оторванных от воспроизводства акциях рыночной распродажи новаций, мы (при условии правильного выстраивания конкретных мер) вынуждены будем двигаться вперед за счет наращивания воспроизводства в целом, за счет его динамичной сбалансированности. А этот путь замещает эпизодический и быстро исчерпываемый успех, — успехом постоянным и долговременным.

Упрощенный подход, пока что у нас преобладающий, обычно констатирует: изменится инвестиционно-климатическая ситуация, придут зарубежные инвестиции, вернутся наши убежавшие в оффшорные зоны капиталы, — и заработают взаимодействующие воспроизводственные цепочки.

На самом деле одной только инвестиционной привлекательности, и даже благоприятного климата совсем не достаточно для развертывания межотраслевого и внутриотраслевого воспроизводственного процесса. Страна, кроме этого, должна полноценно интегрироваться в глобальное пространство, а это, в свою очередь, предполагает не только создание «климатических» условий для инвестиций.

Прежде всего важно, чтобы страна стала привлекательной не для каких-попало, а для высокотехнологичных инвестиций. К тому же ситуация должна благоприятствовать удержанию в стране, а не утечке полученной от иностранных инноваций прибыли.

А то и другое определяется не просто климатом, а более широким явлением: инвестиционной средой. Причем средой, привлекательной именно для стабильных вложений в высокотехнологичные отрасли. Создание же подобной среды определяется не только соответствующим правовым полем, не только сильными мотивациями, но и, по меньшей мере, тремя обслуживающими научно-технологический прогресс инфраструктурными каркасами.

Во-первых, — высоким развитием фундаментальной и прикладной науки.

Во-вторых, — высококлассным образованием.

В-третьих, — адекватным массивом трудовых ресурсов высокого качества.

Именно названные три обстоятельства при наличии, конечно же, и всего остального, определяют процесс т.н. базирования инвестиций в данной стране, как стране обитания. Ибо инвестиционная среда, включающая названные составляющие, обеспечивает зарубежным (как и своим) компаниям весомые конкурентные преимущества. Уводить в такой ситуации куда-то прибыль не так выгодно, как реализовать ее в стране. А это означает, что инвестиции принесут стране не только новые рабочие места, не только налоговые взносы, но и орошение экономики реинвестируемыми доходами, — что и есть залог полноценного участия инвесторов во всех сторонах общественного воспроизводства.

Обратим внимание, в связи со сказанным, на следующие обстоятельства. В странах латиноамериканских сплошь и рядом сетуют на факты захвата рынка иностранными компаниями. Отмечается и то обстоятельство, что засилье зарубежных инвестиций, даже обеспечивающее рост, часто не ведет к подъёму благосостояния основной массы населения (яркий пример — Аргентина).

В отличие от этого, Великобритания, США или Германия, как правило, довольны притоком зарубежных инвестиций, и сетований на ущерб не слышно.

Причина различий в оценке и реагировании, — как раз и состоит в разной мере укоренения, в вывозе или же реинвестировании прибыли в одном и другом вариантах.

Инвестиции в инновационные процессы, наряду с названной выше (наука, образование, труд) инфраструктурой, весьма требовательны и к качеству институциональной среды. В условиях глобализации, где все конкурентные слагаемые сопоставимы, сама институционная среда выступает фактором конкурентных преимуществ, или же, наоборот, — слабостей. Речь идет и о высокоразвитом фондовом рынке, без наличия которого финансовый капитал лишается своих глобальных возможностей; и о венчурном малом бизнесе, обеспечивающем ТНК выгодность инновационного «укоренения»; и о инвестиционно-финансовом стратегическом контуре, без выстраивания которого уязвимыми оказываются наиболее важные для страны, — долгосрочные вложения; и о многом другом.

Все это, конечно же, непосредственно связано с глобализацией, в том числе с интегрированием экономики Украины в глобальное пространство. Отсутствие взаимной интеграции есть в этом случае свидетельство то ли закрытости, то ли инвестиционной непривлекательности. Хотя глобализация, предполагая открытость, таит в себе и дополнительные риски, но она же дает шанс.

Дополнительный шанс на успех инвестирования (в т.ч. инновационного) глобализация дает нам и потому, что под влиянием автономности финансово-технологических достижений Запада зона его инвестиционного, а также экспортно- импортного интереса в новых условиях суживается. Причина этого, — снижение затрат, а значит, — уменьшение потребностей в ресурсах в связи с технологическими переворотами во многих отраслях. В таких условиях зависимость высокоразвитых стран от остального мира существенно снижается, что и дает вышеобозначенный результат. Иллюстрацией служат следующие данные. Высокоразвитые страны направляли друг другу в разные годы такую долю экспорта (часть от общего объёма): в 1953 г.— 38%; в 1963 г. — 49%; в 1973 г. — 54%; в 1990 г. — 76%. То же относится и к импорту: его часть, получаемая из развивающихся стран, в результете существенного уменьшения снизилась ко второй половине 90-х годов до 1,2% от их общего ВНП. Ту же тенденцию иллюстрируют данные по инвестициям. К настоящему времени 90% инвестиций идут в США из следующих стран: Германия, Великобритания, Япония, Канада, Швейцария, Франция, Нидерланды. А эти страны, в свою очередь, являются получателями более чем 60% всех американских капиталовложений за рубежом (см. ж-л «Общественные науки и современность», №3, 2001г., стр.150)

Нет сомнения, что процесс сужения зоны обмена высокоразвитых стран с остальным миром даст дополнительный шанс интегрирования в мирохозяйственное пространство и такой стране как Украина. Особенно если учесть, что 3/4 населения планеты глобализация ещё не коснулась. Но шанс этот, разумеется, не может быть реализован без больших усилий по трансформированию отраслевой структуры с ориентацией на технологическое переоснащение.

ВИРТУАЛЬНОЕ ЦЕЛОМУДРИЕ

Ущербность глобализации в её нынешнем варианте проявляется и в том, что за пределами создания самих информационных технологий происходит ухудшение структуры трудовых ресурсов. Уже говорилось об определенном застое традиционных отраслей, что не может не влиять на состояние рабочей силы. Наряду с этим, именно в США, как эпицентре глобализации и ее первопроходце, происходит отчетливо выраженное ухудшение соотношений работников сложных и простых профессий. Информатизация, обходя пока что отрасли со сложной продукцией, расширяет масштаб и повышает эффективность таких отраслей как торговля, туризм, гостинничное хозяйство, где сосредоточены относительно малоквалифицированные работники.

Разумеется, такие трансформации, происходящие в высокоразвитом мире, позволяют нам (на их ухудшающемся фоне) выглядеть не столь ущербными, как можно было бы предположить. Конечно, это — слабый шанс, но и из него можно что-то выжать при условии ускоренного развития и роста.

Некоторый шанс на опережающее движение, хотя бы на каких-то направлениях дает Украине и наше «виртуальное целомудрие». Как известно, виртуальный мир не во всех своих ипостасях рационален и оправдан. Особенно уродлива в своей самодостаточности финансово-спекулятивная сфера. Нельзя же считать нормальным процесс функционирования огромной денежной массы, оторванной от реальных процессов и втянутой в воронку автономного самовозрастания, т.е. обслуживания самое себя. Эта виртуальность — не просто самообман, но и огромная финансовая бомба, нависшая над человечеством, грозящая окончательно разрушить и без того существенно подорванную глобальную стабильность.

Не всегда благополучно обстоят дела и с информацией.

Новая информационная экономика, вследствие ажиотажно-спекулятивного ее использования, тоже в определенной своей части оказалась мыльным пузырем невероятных размеров. Около трех четвертей компаний фактически барахтаются в информационном хаосе, страгражданского общества. И без этой цепной реакции преобразований устойчивый подъем невозможен. Это особенно должны учитывать те, кто уже вынашивает построение на одних лишь инновациях проект экономического чуда.

К тому же и прорыв в глобальную экономику, осуществленный даже на инновационной основе, таит в себе опасности. Так соблазнительна, но и коварна концепция догоняющего развития. Догоняющее развитие — путь наиболее легкий, но это — бесперспективное повторение задов, а также психологическое разоружение, лишающее опоры на энергетический поисковый импульс.

Успешной альтернативой догоняющей модели является развитие с упором на опережение, основанное на дополняющих инновациях, т.е. на т.н. принципе дополнительности.

Принцип этот широко использовался Южной Кореей, Японией; эта же стратегия оказывалась часто единственно возможной для находящегося в изоляции Советского Союза: многие мощные технологические прорывы основывались на ней.

АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПУТИ

Речь в этом случае идет как об альтернативных технологиях и/или об альтернативных путях решения назревших задач, так и о прорывах на совершенно новых направлениях, восполняющих технологические пробелы.

На партнерство с Западом Украина пока что рассчитывать в таких вопросах не может. К тому же мы не имеем в сфере инноваций достаточных предпосылок для симбиоза с Западом, и не только из- за отставания , — часто из-за того, что мы шли в вопросах научно-технологических другими путями. Зато восстановление научных и научно-технических связей с Россией могло бы дать мощный импульс инновациям. Мы ведь с российскими разработчиками еще недавно находились в состоянии симбиоза, основанного на хорошо выверенном разделении труда и взаимодополнении. К тому же осталось, и даже сейчас дает себя знать у наших научно-технологических умельцев привычка (порожденная изолированностью) к выискиванию неординароного пути, к актуальному и эффективному дополнению того, что есть на Западе.

В пользу Украины может сыграть и то обстоятельство, что технологический дания «восьмерки», — проходят на фоне нарастающих антиглобальных бунтов. И симптоматично, что в центре внимания стан-мировых лидеров стоят именно проблемы смягчения и упорядочения ситуации, порождаемой глобализацией.

Ясно, что возможности Украины влиять на глобальную ситуацию более чем скромные. Но отслеживать неизбежные в ближайшем будущем позитивные изменения, обращать их себе на пользу, — наша задача.

Известно, что еще не так давно, до развертывания процессов глобализации, Запад во главе с США был сторонником единого (всемирного) проекта движения человечества по пути прогресса. Именно так трактовалась и реализуемая Западом доктрина вестернизации.

Ныне, как уже говорилось, — от подобных замыслов и проектов не осталось и следа. А если и говорится на встречах «восьмерки», а также саммитах о необходимости смягчения ситуации в развивающемся мире, то это, — от осознания опасности, идущей от раскола, а не из- за заботы об общих судьбах.

Так вот, возникает вопрос, — является ли ускоряющийся развал мировой системы на сверхбогатых и сверхбедных результатом естественного хода событий, т.е. объективно заданных закономерностей, или нет? Если да, — то является ли этот процесс для человечества фатальным? Если нет, — то что в нем поддается исправлению.

Нет сомнения, что в своей основе процессы глобализации, определившие новые, невиданные ранее возможности Запада, — объективны. Хотя, как показывает опыт того же Запада, — при возникновении острой необходимости и объективное подвергается рациональной «субъективной» ломке. Ломке, которая тоже отражает объективные, — но в иной плоскости лежащие процессы. Сумел ведь тот же Запад обуздать и облагородить (тоже объективный по своей природе) «дикий» капитализм 18—19 веков: он был развернут, когда стал слишком разрушителен и опасен, силой государства в русло сбалансирования интересов классов, и в сторону социально-рыночного развития.

То самое в новых условиях предстоит сделать и сейчас. Только «зверь» — другого масштаба, и меры, если говорить о конкретике, должны быть иными. Речь должна идти уже об институциональной перестройке планетарной, а не страновой экономической среды. Для этого необходимы решения, основанные на консенсусе ведущих стран, на коренном изменении задач, полномочий и функций международных организаций, прежде всего, — финансово-экономических.

Изменения, адекватные интересам всех миров (а не только мира высокоразвитых стран) должен претерпеть и международный правопорядок. Пойдут ли на это страны Запада, сполна владеющие механизмами перераспределения миробогатства в свою пользу? — вопрос не риторический. В экономике, в том числе в мировой (и глобальной), — как и в физике, — тоже действует закон, аналогичный третьему закону Ньютона, — здесь тоже действие рождает (хотя и более запутанными путями) противодействие. И речь идет не только о нарастающих возможностях всепланетарных экологических катастроф, и не только о перспективе захлестывания благополучных стран многомиллионными потоками беженцев-мигрантов, но и о уже ощутимом росте сопротивляемости, как на направлении финансово-экономическом, так и политическом.

Сказанное высвечивает в общих чертах лишь один аспект проблемы, — аспект возможности и целесообразности коррекций поведенческого стереотипа глобальных игроков в пределах объективной заданности процессов глобализации.

Но есть и другая сторона протекающих в мире процессов, на которую не обращается должного внимания. Проблему эту можно условно сформулировать так: не выходят ли негативные проявления глобализации далеко за пределы объективной заданности; не накладывается ли на объективно протекающие процессы некий глобального масштаба проект, реализуемый отчасти на ажиотажном «подсознании», а отчасти — вполне сознательно? Представляется, что многое из того, что оказывается просто неприемлемым и разрушительным для человечества, и особенно, — стран развивающихся, далеко не обязательно вытекает из глобализации как процесса, объективно заданного. Более того, именно наиболее грозные для человечества глобальные опасности и риски далеко выходят за рамки объективной заданности. Дело в том, что потенции, заложенные в глобализации, далеко не однозначны, и не одновариантны, поскольку речь идет об их реализации. Как позитивы, так и негативы, в зависимости от задач и интересов, верховные глобальные игроки могут форсировать то ли в одну (позитив), то ли в другую (негатив) сторону. Сами же результаты глобализации выходят в таких случаях подчас далеко за рамки объективно задаваемых процессов. И это часто оказывает существенное влияние на силу глобальной экспансии (как правило идущей от Запада), и на судьбы народов и стран, лишенных в ситуации глобализации конкурентных преимуществ.

ПОДГОНКА ПРОЦЕССОВ ПОД СВОИ ИНТЕРЕСЫ

Рассмотрим некоторые направления, в рамках которых «подгонка» Западом процессов глобализации под свои стратегические интересы была наиболее очевидной, и наиболее ощутимой; причем ощутимой незападными странами в основном с деструктивных позиций.

Прежде всего в этом ключе следует упомянуть проект т.н. Вашингтонского консенсуса, реализуемый через рецепты МВФ и других международных финансово-экономических организаций.

В чем замысел Вашингтонского консенсуса? — Концептуально, — в замене в 70-х годах национально-государственно ориентированной кейнсианской модели экономического реформирования моделью монетаристской, рассчитанной на взлом национально-государственных границ, на полную открытость (незападных стран), на расчистку их внутренних рынков под овладение ими транснациональным (в основном — западным) капиталом. И совпадение реализации Вашингтонского консенсуса с началом бурного процесса глобализации не случайны. Именно рецепты Вашингтонского консенсуса, накладываемые на глобализацию, дали возможность столь бурно и ускоренно перераспределять мировое богатство в пользу транснациональных компаний, а также и ведущих стран Запада.

Кстати, природа замысла видна уже в том, что Запад для себя рецепты Вашингтонского консенсуса не использовал. Более того, в США и других странах Запада с самого начала было известно, что монетаристская концепция МВФ для экономики (и сильной и, тем более, — слабой) деструктивна и даже разрушительна. Об этом, в частности, откровенно (подводя итоги деятельности МВФ) заявил Первый вице-президент Всемирного банка, выдающийся американский ученый Дж.Стиглиц. Он писал: «Ирония положения МВФ за последние восемь лет заключается в том, что пока администрация Клинтона занималась продвижением принципов Третьего пути у себя дома, ... в действиях Американского Казначейства на международной арене (непосредственно и через МВФ) ... реализовались те идеи, которые были отвергнуты в самой Америке».

Второй пример, — как доказательство искусственного ускорения деструктивных глобальных тенденций, — коренная переориентация, именно с началом глобализации, международных финансово-экономических организаций. Ведь МВФ до Вашингтонского консенсуса имел другие функции: он в основном корректировал валютные курсы высокоразвитых стран. Теперь же ему вменялося, по-сути, отстаивать и пробивать глобальные интересы ТНК.

Коррекции на том же направлении, на этом же этапе, были внесены также в подходы и функции Всемирного банка, в содержание торгово-экономических правил и проектов (ГАТТ, а позже ВТО).

И тут мы снова сталкиваемся с двойным стандартом: одни (щадящие) подходы для «своих», другие, — для потенциальных объектов глобальной экспансии. Так, требование открытости выставлялось МВФ, а также и другими международными организациями в новейшие времена в отношении таких стран как Украина немедленно; и переход к рынку осуществлялся буквально «взрывным» (шоковым) методом. А ведь и страны Запада (европейские), и близкие к ним Япония, Испания, Турция и другие в послевоенный период открывалися во вне крайне медленно (12—15 и более лет). Обычно — лишь в меру преодоления барьера неконкурентности и достижения высокой технологической зрелости. Либерализация, а значит и открытость, — во всех прошлых случаях не предваряли, а завершали процессы реформирования и экономического «взросления». А в новой, — т.е. глобальной ситуации переходные и развивающиеся экономики не только травмируются внезапной открытостью, но и в виде обязательного «меню от МВФ» попадают на крючок долговой зависимости. Все это приводило к таким разрушительным последствиям, что шедшим вслед за МВФ глобальным игрокам вполне достаточно было выступать лишь в роли мародеров.

Сомнений нет, — подобные последствия есть выход далеко за рамки тех вызовов и рисков, которые таят в себе глобальные процессы, взятые сами по себе.

И не случайно, а вполне закономерно, что МВФ в своей искусственно сконструированой экспансионистской миссии потерпел крах; что сам он вынужден признать губительный характер своей миссии. Мировой финансовый кризис, во многом подготовленный и спровоцированный именно ультралиберальными рецептами Вашингтонского консенсуса, — по сути подвел итоги не столько процессам глобализации, сколько игрищам прозападных интересов вокруг нее.

Следующий, третий момент — это технологическое зомбирование. Речь идет о специально сконструированных технологиях, рождающих несвободу. Они рассчитаны на промывание мозгов, порабощение сознания, психологические штампы. Могут мне сказать, что техника, — объективная. В общем, да, но ведь в данном случае нужно задаваться сомнительно пахнущим замыслом. Оружие — вещь тоже объективная, но из ружья можно стрелять, а можно и не стрелять. То есть, эту технику можно применять, а можно и не применять. Западом, и его транснациональными компаниями эта техника высшего технологического уровня, совершенно закрытая, никому не продаваемая, активно используются для того, чтобы страны, с которыми идут неэквивалентные партнерские отношения (а это весь незападный мир) были зомбированы, чтобы они мыслили определенными штампами и были психологически порабощены. Иначе может не получиться...

Причем субъективность подхода проявлялась для разных стран в разной степени. Нажим в части обязательности использования рецептов МФВ был не одинаков. Польше отступать от жестких и губительных правил разрешалось. Это — страна-витрина. Мы не витрина. Польша и Чили — это витрины западного мира. Мы же подвергались шальному зомбированию. Так, нам внушалось, что эта модель безальтернативна; что тот, кто против нее, — или консерватор, или дурак, или красно-коричневый. То есть, создавалась психологическая атмосфера, в условиях которой должно быть стыдно выступать против этой модели. Это есть штамп, внедренный в сознание. Это штамп, который стал нас покидать только тогда, когда уже на мировой арене это все было отодвинуто и разоблачено.

Вернемся теперь к проблеме преодоления и объективно заданного, и того, что «дополнительно» спроектировано Западом в интересах глобальных игроков. Ясно, что различия между тем и другим отражаются и на возможностях преодоления глобальных негативов. Разница здесь очень понятна: если упорядочение и, отчасти, обуздание объективно заданного предполагает нахождение сложных институциональных и иных конструкций, то для преодоления «проектных накладок» достаточно доброй воли Запада: речь идет о решениях в пользу человечества, которые вполне доступны западной элите. прогресс на многих актуальных направлениях тормозится на Западе транснациональными корпорациями, отягощенными еще не окупившими себя капиталовложениями. Все чаще, сравнительно с недавним прошлым (когда ТНК только выходили на арену), по этой причине проекты инноваций ложатся под сукно, во избежание убытков. Украина же, из- за постигших ее потрясений, таким грузом не отягощена, ей в этом смысле терять нечего. Поэтому при развертывании финансов в инновационное русло, — она окажется в своем выборе свободной, и может начинать на пустом месте (как это делала в свое время Япония) сразу с лучшего.

Не пойдет на пользу высокоразвитому Западу и чрезмерная закрытость по части новейших технологий. Истина состоит в том, что такая монополизация новинок ведет лишь к временному выигрышу, а затем оборачивается потерями. Ведь свободная конкуренция в конце концов (по западному же учению) переигрывает монополию.

Украина как страна, испытывающая пока что (вместе с другими переходными экономиками) сильнейший глобальный прессинг, — может в перспективе расчитывать и на улучшение глобальной ситуации за счет обуздания экспансионистского поведения глобальных игроков, упорядочения глобального хаоса и гармонизации мирохозяйственной системы.

Понятно, что нынешняя ситуация, как бы ни была она выгодна главным глобальным игрокам, долго сохраняться не может. Не случайно практически все заседания прозападных международных организаций (МВФ, ВТО, Всемирный банк), а также, — теперь уже, — и заседая от этого. Рост, происходящий за счет информационной составляющей, есть иногда рост впустую, он не ориентирован во многом ни на материальную капитализацию, ни на реальную окупаемость инноваций, и в то же время основан на массовых ожиданиях. Под эти ожидания отдачи от информационных технологий происходит дальнейшее нагнетание денежной массы в виде всемирного кредитирования. США располагают 72% рынка информационных услуг. Но с отдачей дело обстоит хуже. Как выразился Нобелевский лауреат Р.Солоу: «Везде видны признаки наступающей компьютерной эпохи, кроме статистики производительности» (см. ж-л «Мировая экономика и международные отношения», № 2, 2001 г., стр.6).

Нет сомнения, что растрачивая огромные финансовые и информационные ресурсы часто впустую, мир высокоразвитых стран сам себя тормозит. Украина тут получает шанс спрямить извилистый путь прогресса, полный ловушек и лабиринтов.

Однако главные источники роста ее экономики — не в использовании просчетов и промахов экономических гигантов, а в запуске тех прорывных технологий, которые позволили бы действовать на каких-то направлениях с эффектом опережения. Для этого важно не соблазняться простыми решениями и избегать геоэкономических ловушек, расставляемых рекомендациями наших компрадоров и чужих советников.

Инновационное развитие не сводится к повышению конкурентоспособности на технологической основе; оно дает импульс подтягиванию всего остального, — от стандартов жизни и мотиваций, до полноценных институтов

СПРАВКА «Дня»

Юрий ПАХОМОВ, доктор экономических наук, профессор, академик Национальной академии Наук Украины (НАНУ)

Родился 15 июля 1927 года в г. Кунгур (Пермская область, Россия). Образование — высшее юридическое (в 1955 году закончил юридический факультет Киевского университета им. Т. Г. Шевченко). С того же года работал старшим преподавателем в Славянском педагогическом институте. С 1962 по 1966 — доцент Киевского института народного хозяйства, а с 1980 по 1987 год — его ректор. С 1988 — член президиума НАНУ. Октябрь 1987 — июль 1992 — руководитель отдела социологии, заместитель директора Института философии НАНУ, директор Института социологии НАНУ. 1992 — член Коллегии по вопросам экономической политики Государственной думы Украины. Был членом Комиссии Президента Украины по вопросам науки и Консультативного совета Президиума Верховной Рады. До мая 1997 — внештатный советник Президента Украины по вопросам экономической политики.

Автор 20 монографий и более 200 научных трудов. Кавалер орденов «Знак почета» (1982), Дружбы народов (1988), «За заслуги» III ст. (1998).

В настоящий момент — директор Института мировой экономики и международных отношений НАНУ, президент вексельного союза Украины, заведующий кафедры Киевского национального экономического университета.