Между церковью и скорой помощью

То, что творится ныне в нашей земной украинской жизни — не очень привлекательно и крайне далеко от любых представлений о высоком и прекрасном. Это уже даже стало, пожалуй, банальностью и общим местом: некрасиво, убого живем. Странно, что у кого-то вообще еще появляется хоть какая-то тяга к «искусству и культуре». Это — чудный сам по себе, достаточно мужественный выбор. Но есть еще более высокая степень противодействия — когда не просто служишь созданию красоты, а еще и обучаешь этому других. Когда это обучение в нашем мире, состоящем из разнообразнейших тяжелых крыш и крышек, которыми накрыто, кажется, все, принимает форму некоего острова, территории, где царят несколько иные, чем в «крышной» действительности, законы. Собственно, эта территория есть и в Киеве, и даже далеко ходить не надо. В Киевском доме художника, на шестом этаже, действует настоящая Художественная студия. Ну и что с того — мало ли художественных студий? Да, во- первых, мало. После многих десятилетий показушного существования системы худсамодеятельности, Дворцов пионеров с их кружками все будто рухнуло в небытие. Вместе с казенщиной ушло и то, вокруг чего казенщина существовала — возможность красивого, творческого досуга для всех желающих. Во-вторых, те немногие студии, что ныне действуют, нацелены в основном на выживание. Не говоря уже о цене учебы, внутреннее содержание тоже весьма подчинено злобе дня: учат в основном тому, что может пригодиться для заработков — дизайну, моделированию одежды, керамике, всяким художественным промыслам — тому, чем можно себе на хлеб промыслить. Студия при ЦДХ занимается самым убыточным и бесполезным с этой точки зрения делом — обучает «чистой», классической живописи, основам рисунка, композиции — короче, всему тому, от чего все наше начальное образование дружно отказалось. Директор студии, Николай Грох, сам не очень понимает, что его толкнуло возглавить столь неблагодарное дело — относительно благополучное творческое «закапывание» себя в своей мастерской вдруг сменилось очень беспокойным родом деятельности. Беспокойств действительно много, потому что, как заметил Николай Никифорович, «у нас нечто среднее между церковью и скорой помощью». При этом в студию не только мамы ведут свою малышню. Есть все возрастные группы, с охватом от 4,5 до 60 лет, идут сюда и школяры, и студенты, бывают даже дипломаты — здесь сиживали смиренно у мольберта, к примеру, французский и испанский консулы. Дети здесь раскрепощаются и начинают рисовать такое, что только снится самым оголтелым модернистам, а взрослые — «с ними как по лезвию» — вздыхает пан Грох — наконец-то начинают делать то, о чем мечтали всю жизнь. То есть — рисовать. При этом одной самодеятельностью не ограничивается — каждый десятый студиец готовится к поступлению в специализированные художественные школы и академии, из этой десятки каждый восьмой — успешно поступает. Секрет прост — при действительно хорошем подборе педагогов здесь учатся азбуке живописи, получают тот базис, с которым можно потом смело бросаться в любые «измы» — ведь, по словам Николая Никифоровича, который, кстати, ведет одну из самых сложных групп — 12—13-летних подростков — «сначала человека надо научить читать, и тогда ему будут по плечу какие угодно книги». И хотя очередь на прием в студию — человек полтораста, ежемесячная плата за обучение уже долгое время здесь остается неизменной — чуть более 40 гривен, и это тоже принципиальная позиция. Рассказывать про эту студию можно много. И про то, как ученики-дошколята очаровали серьезных дяденек-хирургов из клиники Амосова. И про всяческие замыслы и прожекты ее директора. И — отдельно — про живопись ее детей. И о проблемах, с которыми даже этому, огромными трудами отвоеванному островку искусства, доводится сталкиваться. Но здесь, как мало где, верна пословица — лучше один раз увидеть... Просто прийти — и посмотреть на эти картинки, на этих самозабвенно рисующих детей и взрослых. И, может быть, присоединиться к ним.