Под закрытие сезона

Главным итогом сезона остается тайна Котляревского. В течение года вокруг его фигуры в который раз возникла волна домыслов и претензий. В принципе они не выходили за пределы помещений для конференций. Но недостаток общественного резонанса с избытком наверстывался пылом дискуссий. Их, правда, так и не удалось завершить историческим «обедом примирения» в историческом же ресторане львовской гостиницы «Жорж», как это удалось сто лет назад, осенью 1898 года, нашим классикам. (Попутные вопросы: какие блюда подавали на стол и в какой последовательности? Отвечало ли ресторанное меню, в том числе напитки, хотя бы частично духу и букве «Энеиды»? Что заказал «на второе» Грушевский? Сколько выпил Франко? Был ли среди гостей хотя бы один, кто перебрал и лез ко всем с поцелуями? Подавали ли сладкое/девочек?).

Как бы там ни было, но классики знали, что делать: сто лет назад, во время празднования того же юбилея «Энеиды», во Львове было провозглашено создание «запомогового фонду для українсько-руських літератів імені Івана Котляревського». Проходящий год, к сожалению, не ознаменовался аналогичным жестом. Писатели продолжают культивировать беспроигрышный образ отлученного от Государственной Опеки седобрового бедолаги, оскорбленного ветерана идеологических баталий, лишь изредка подкармливаемого на фуршетах в первом попавшемся украинском доме.

Но, возвращаясь к Котляревскому — открытым остался главный вопрос: гений или преступник? Новооткрыватель языка или провинциальный последователь неудобоваримого классицистического хлама? Глас народа или имперский служака? Аристократ духа в шестнадцатом поколении или безответственный болтливый паяц? Плоть от плоти, кровь от крови или подлый масонский пересмешник? «Будеш, батьку, панувати» или «сміховина на московський лад»?

А здесь еще и господа постмодернисты трезвонили об интертекстуальном и инцестуальном, и почему у Котляревского не было жены, и как понимать «любов к Отчизні» — таким образом, не обошлось без гендерных проблем. «Ведь что такое «Энеида», если не агрессивное фалократическое воспевание мужской гульбы, вольницы, забавы с жизнью, а более всего — с женщинами?» — гневно и небезосновательно спрашивала одна маскулинная госпожа. «Нигде в «Энеиде», я подчеркиваю — нигде, ни разу, вы не найдете пренебрежительного или агрессивного отношения к женщине. Наоборот — женские образы — самое светлое, что там есть», — так же гневно и так же небезосновательно отвечал ей один феминный господин.

Словом, как в выдающемся фильме о Чапаеве и пустоте: «Василий Иванович, а ты за большевиков али за коммунистов?»

Вечно живой Котляревский — вот единственный разумный итог всех собраний, забав и дискуссий этого года. Но это мы и раньше знали, что он вечный, еще со средней школы. Зато убеждаемся, что вечно актуальный — вот где засела извечно-неистребимая национальная беда!

Год заканчивается, и снег засыпает нас с головой, и страна опять лежит наполовину в темноте и дерьме, наполовину без воды и тепла. Между тем на Олимпе все продолжается по Котляревскому: похмельные разборки, возня прихвостней, интриги венер, юнон. Еще немного — и они сойдут вниз, к людям, на выборы — типичная котляревщина, карнавал здешней недалекости — спотыкаясь об неисчислимых «спотикачів» и потешно пританцовывая, выходят из мглы ряженые предлагать себя — тот в запасном «аэродроме», пара-двойка в буденовках и сталинских френчах, самый активный — в московских соболях — объединитель флотов и валютчиц, прошу прощения, валют, еще какой-то в панаме...

«Народе мій», как принято говорить у украинских поэтов, «народе мій», с Новым годом и ничего для тебя не прошу, кроме юмора.