Гонор польского фестиваля

Директора многих театральных фестивалей приехали во Вроцлав прямо с «Тбилисского Шоу-кейс» (выставка — продажа) спектаклей театров Грузии, которые наверняка украсят фестивальные программы последующих двух-трех лет. К сожалению, в Украине продвижение театрального искусства на иностранные подмостки — вопрос личной инициативы. Выяснить, какова подлинная причина того, что Украина никогда не была представлена в программе Вроцлавского фестиваля, мне не удалось. Кстати, приятно вспомнить участвовавших в фестивале «Київ травневий» в разные годы: театр «Товарищество актеров» из Бельськи-Бялы; Краковские театры «Лазня», «Зеркало», «Просцениум»; Люблинский «Провизориум»; Лодзинский «Пинноккио»; Закопанский Театр им. С. Виткевича.

Пятый международный театральный фестиваль «Диалог-Вроцлав» праздновал итоги своей десятилетней деятельности.

Праздновал способностью представить мощную программу, которая собрала в переполненных залах театральную общественность из многих стран мира, со всей Польши, посвященных в таинство театра, — от студенческой скамьи до ложи мастеров.

Имманентная составляющая польского характера — необходимость делать то, чем должно гордиться.

«Диалогом» гордятся культурные институции, власть республиканская и городская, масс-медиа и спонсоры и, конечно же, горожане.

Моя личная мотивация гордости за польский фестиваль состоит в торжестве значимости художественного познания дня сегодняшнего. Дня, который в магнитном поле сцены, подверженный ускорениям мысли, высокому давлению идей, расщепленный до наночастиц эмоций и вознесшийся до вселенского служения, становится жизнепреемником всего, что было и будет с нами во всех прошлых и во всех будущих временах.

В шекспировских «Гамлете» Вильнюсского городского театра, «Короле Лире» Вроцлавского театра «Вспулчесны», и «Бале» по Б. Брехту Роттердамского театра «По» (Голландия) власть диагностируется как порок, порча, проклятие. Она является сущностью, живущей энергией насилия в равной мере над теми, кто ее олицетворяет, и теми, кто вынужден ей подчиняться. Мир представляется игрой самодостаточных сущностей — деньги, политика, экономика. Разве мировой экономический кризис не отводит человеку роль постороннего, а уж министры, менеджеры, экономисты, — маски, разыгрывающих комедию управления для человеческой массовки. Постановщики первых двух спектаклей — О. Коршуновас и Ц. Граузинис — вместе с Э. Някрошусом, представившим «Идиота» Ф. Достоевского (Литовского театра «Мено Фортас»), входят в так называемую великолепную шестерку литовских режиссеров, активно представляющих театр своей страны на сценах мира. Его отличает, кроме недосягаемой для нас цеховой солидарности, такие приметы, как активная работа с предметом, дублирование текста сценическими метафорами, неспешность, а порой даже нарочитая замедленность течения действия с подробным рассматриванием деталей.

Спектакль в пять отделений с четырьмя антрактами общей длительностью более пяти часов сегодня могут себе позволить Ариана Мнушкина и Эймунтас Някрошюс. Что касается последнего, на сегодняшний день поклонники его творчества, и я в том числе, от заворожености непрерывностью игры метафор перешли к ее предугадыванию. Так, два огромных кожаных кофра (чуть ли не те же, что в его «Вишневом саде») угадываемо превращаются в части питерского разводного моста, а вот решение знаменитой сцены сжигания денег для стилистики Достоевского показалось чужим. Словно утопленник свой камень, передвигает ногами Рогожин к авансцене пачку с деньгами. Смердяков надевает большие очки с красными стеклами, изображает руками обжигающее пламя, и очень милая, но никак не роковая Настасья Филипповна, словно дрессировщица, раззадоривает сдержанных мужчин.

Заявленную предыдущим фестивалем тему «Перед лицом зла» нынешний вместе с «Идиотом» развивают спектакли «Между нами все хорошо» и «T.E.O.R.E.M.A.T.» (сценический римейк фильма «Теорема» П. Пазолини) Варшавского «ТР» театра. Речь в них идет о страсти, которая, как бабочку в огне свечи, сжигает любовь. Вопрос лишь в том, существует ли любовь без страсти. В варшавском спектакле три стены дома работают как экраны, имеющие собственную роль. Скажем, каемка голубых панелей кухни, когда в нее входит тучная соседка, словно уровень воды, заметно поднимается. В центре же событий внучка и бабушка — как два полюса жизни: в одинаковых платьях, с косичками, идентичными реакциями, словно годы жизни испарились без следа со всеми страстями, радостями и бедами. Герой «T.E.O.R.E.M.A.T.» — симпатичный парень, с очевидными достоинствами. Свободой чувств и бескорыстностью желаний взбудораживает усохшую или непробудившуюся сексуальность мамы и папы, дочки и сына, даже служанки (любви-то хочется всем). Он исчезает так же, как и появился, словно страстный порыв ветра, правда, оставивший после себя разбитые стекла и расшатавшиеся рамы окон души.

Названные спектакли подтвердили направление сценографической моды: от демонстративной концептуальности прошлых лет к образу, вырастающему из детали, разворачивающемуюся в действенном ряду, и обретающим свою завершенность с финальными аккордами драматического действия. Недавно, во время Международного театрального фестиваля «Пространство Давида Боровского» мы еще раз любовались его «березовым органом» из «Бесприданницы» Н. Островского в Национальном академическом театре русской драмы им. Леси Украинки. Образ, заявленный с самого начала, на протяжении спектакля демонстрирует богатство смысловых ракурсов. Теперь, наверное, все началось бы с березового листка, который на просвет являл бы скрипичный ключ, а уж орган восстал бы из деталей к финалу. Листок был бы наверняка не бутафорский, достоверные бытовые детали обретают поэтическую значимость в динамике образа спектакля.

Еще одна примета современного театра — способ общения актеров со зрителем, который даже в пределах одного представления многократно изменяется: через зеркала гримировочных столиков, среди зрителей, поверх голов, прямой диалог, существование через «четвертую стену» и даже, как мне показалось, — по принципу спутниковой связи. Иногда возникало ощущение, что на общей для зрителей и актеров эмоциональной орбите повисала мысль. Она посылалась умом, принималась душой, отправлялась сердцем... В такие моменты, пусть и не столь частые, как хотелось бы, возникало чувство вселенской службы в сияющем приходе Творца.

Десять лет трудов ради нескольких мгновений ценой поболе всех земных богатств. Этим можно и должно гордиться.