Весна на Оболони

«Садок вишневий коло хати,
Хрущі над вишнями гудуть...»

Как каждый украинец, ходивший в школу, я знаю это стихотворение. И, как значительное большинство бывших школьников, к своему стыду помню из него лишь эти строчки — не больше.

Дом у меня типичный: блочный, на девять этажей и несколько подъездов, гигантской буквой П; такими застроено пол-Оболони. Прямо напротив моего окна, посреди двора, растет клен. За последний год он почти дотянулся до окон моего шестого этажа и, мне на радость, останавливаться не собирается. В марте он обычно выпускает мириады сережек. Однако для меня весна начинается с абрикосов. Среди них есть один, самый большой; и в свое время старый абрикос просто взрывается розовым и где-то около недели светится на всю округу. Но то, что все зимние лишения уже позади, понимаешь, когда в сложную природную импровизацию вступают вишни.

Ими обсажена моя часть дома, а у подъезда напротив вообще целая маленькая рощица. На фоне быстрых абрикосов вишни выглядят заторможенными, слишком сдержанными, все стоят и стоят с набухшими почками. Но наконец этот день наступает. И тогда на мою бетонную коробку, немного напоминающую заскорузлую от старости, клетчатую, с заплатами балконов, дерюгу, становится приятно смотреть. Потому что «садок вишневий коло хати». Хрущей, правда, нет, но хватает другой интересной живности, тем более доподлинно известно, что через какой-то месяц прямо под окнами начнут наматывать круги завораживающие стремительные стрижи, а в нескольких кварталах отсюда, в двадцати минутах ходьбы, защебечут соловьи. Ветви с белым соцветиями клонятся к земле, прямо над ведущей к подъезду дорожкой, поэтому каждый раз, когда я выхожу на улицу или возвращаюсь домой, цветущая вишня касается лица. Можно отодвинуть рукой, а можно уткнуться в цветы и постоять немного. Превратиться в безмолвного шевченковского хруща.

Словом, когда расцветают вишни — двор мой буйствует настоящим оазисом среди яростно застраиваемого Киева.

Что интересно, вишневый сад стал также одним из центральных символов и в русской литературе. Но у Чехова это, скорее, печальный знак — метафора потерянного рая, история забвения и разрушения самых дорогих вещей и воспоминаний. Надеюсь, что мои роскошные оболонские владения никто не продаст за долги и не дотянутся сюда своими топорами незаконнорожденные дети предприимчивого чеховского Лопахина. Будут расти вишни дальше — значит, и у меня все будет хорошо. И иначе быть не может. Ведь:

«Садок вишневий коло хати,
Хрущі над вишнями гудуть,
Плугатарі з плугами йдуть,
Співають ідучи дівчата,
А матері вечерять ждуть.
Сім’я вечеря коло хати,
Вечірня зіронька встає.
Дочка вечерять подає.
А мати хоче научати,
Та соловейко не дає.
Поклала мати коло хати
Маленьких діточок своїх,
Сама заснула коло їх.
Затихло все...
Тільки дівчата
Та соловейко не затих.»

Соловьи — чуть дальше, на заливе.