Из жизни (нации) борисфенитов

В ЦЕНТРЕ НИКОЛАЕВА, ПОД ГРУШЕЙ...

Почти в центре Николаева — в парке Коммунаров, что прилегает к одноименному судостроительному заводу, — специалистами научно-исследовательского Центра «Лукоморье» Института археологии НАН Украины летом 2012 года были найдены останки 14 воинов античного времени.

...Они лежали вечной шеренгой — четырнадцать защитников своей земли. Было ясно — по заботливо уложенным в ряд останкам, — что хоронили без спешки, согласно ритуалу. А значит, это были победители: побежденных как попало сваливают в яму или отдают на растерзание волкам. Это были борисфениты, потому что у тех, кто имел претензии к образу жизни погибших, и силой предъявлял их, было оружие другого образца. Борисфениты пали в бою, о чем говорят наконечники стрел и копий, смертельно поразившие каждого на подступах к своему «ойкосу». Случилось это на берегу Ингула, где он вливается в Буг и образует, вместе с лиманом, большой и удобный для жизни людей полуостров. Поселение как застава — на северном фронтире ольвийской хоры. Время их смерти удивительным образом совпадает с событиями, которые определили знаковый рубеж в развитии этноса борисфенитов. Вторая половина IV века до н. э. — это расцвет Ольвийского государства. На территории Северного Причерноморья люди разных культур, но ментально соподчиненные принципам демократии, огранили бриллиант необычайной притягательности — Ольвию.

И это было время, когда завоевательная звезда Александра Македонского взошла на Востоке, и гнала его, и гнала — покорять народ за народом. То ли зависть к своему патрону, то ли дурман власти: «Могу!», толкнули Зопириона, оставленного полководцем прозябать условным наместником Скифии, территории, в общем-то и не покоренной... на необдуманный шаг попробовать еще раз охватить своим влиянием страну, в которой за два столетия до этого застряло и обмякло войско царя Дария (по крайней мере так нам поведал об этом Геродот). И он, Зопирион, имея под началом 30 тысяч, решил в 331 г. до н. э. одним махом покорить то, чего правителем, гипотетическим, уже являлся, в то время как сами «Великие» реально покоряли мир в дальних далях — себе на славу... Зопирион вознамерился доказать всем (на случай, а вдруг Александр долго будет воевать... всю жизнь будет воевать), какой он шустрый в наведении порядка на территориях подчиненных ему народов, и отправился в поход, влекомый призраком победы.

...В самом сердце Азии запыхавшийся гонец вручил Александру письмо от некоего Антипатра (очевидно, «глаз и ушей» САМОГО), который из Македонии сообщал: такой-то (Зопирион) пожелал вести войну со скифами и проиграл ее, ничтожный, не начав даже, потому что ему стала поперек дороги какая-то Ольвия... ну, ты знаешь, о Великий, есть такой городишко где-то в жаркой степи вблизи Понта, на его гиперборейской стороне... так вот эта Ольвия жалкого твоего наместника (Зопирионишку) проглотила и не поперхнулась, потому как 30 тысяч его войска тоже домой, в Македонию, не вернулись, а в остальном, спешим тебе сообщить, о Величайший, все хорошо... все хорошо.

Народ (нация) только тогда становится народом (нациею), когда имеет историческую память. А память — это и поражения, и победы в прошлом: на территории этноса или в завоевательном походе относительно других территорий (что тоже привлекательно для многих сопричастных идее нации). Поражения вызывают усиленный скорбью гнев, который вылиться должен в реванш, а победы, зафиксированные (арте)фактами, выливаются в восторженные мифы, которыми можно гордиться, когда приходит время спросить свое «я» (или родителей, или учителей, или руководителей страны): к какому роду-племени могу считаться причисленным, и это называется идентифицировать себя.

Одна из таких славных страниц прошлого Украины — Причерноморского края как ее исконной территории — связана с победой борисфенитов над Зопирионом. Напомню, что борисфенитами мы называем этнос с причерноморскими корнями, актуализированный становлением Ольвии и ее хоры.

НАЦИЯ — ЭТО ВЕДЬ ТАК ПРОСТО: НАДО ТОЛЬКО ОЧЕНЬ ЗАХОТЕТЬ

У меня лично складывается такое впечатление, что в современном мире, в эпоху глобализации, мы, украинцы, нацию — как таковую — уже пролетели. Наверное, мы ее прохлопали. Не хотелось бы, конечно, говорить об этом так, но... Не успев насладиться всем сообществом, укоренившимся на территории, которая называется Украиной, понимаемым с пеленок понятием «нация», — с гордостью от самоосмысления себя как части некоей коллективной уникальности в глобальном сообществе, конкретно: «украинская нация», — я вынужден лишь констатировать, как мне предлагают сегодня... где-то на уровне «фольк»: «я — украинец», без политического ангажемента среди других, давно состоявшихся наций. Вот потому сегодня я не выхожу с утра на порог своего дома, где под звуки льющегося гимна следовало бы зареять на флагштоке в каждодневном всплеске «жовто-блакитному» полотнищу. А американцы выходят, чтобы увидеть реющим свой звездно-полосатый флаг, — и я им завидую.

ОДНОГО ПОЛЯ ЯГОДЫ: ШОТЛАНДЦЫ И РУССКИЕ

Истоки нации должны быть благородные, поняли интеллектуалы XVIII века в Европе, и принялись выдумывать для своих наций «начала», если таковые трудно вычислялись археографическим путем. А «начала» нации — это героические свершения народа или его части, прежде всего, — воинов; или герои, которые возглавляют этих воинов или самолично «выборюют» для остальных своих соотечественников некие права в трудных поединках. Ими, героями, гордятся; они — символы; они остаются в памяти и передаются по наследству поколениям следующим. Так появился в конце XVIII века народный герой Оссиан в Шотландии, которого выдумали и о котором сложили эпос национально настроенные и креативно мыслящие шотландские интеллектуалы. Механизм одревнения рукописей — «дело техники», главное — идея! Фальсификация раскрылась много позже, а образ живет до сих пор, потому что живы споры «об образе», есть «недоумения по поводу», что и требовалось: важен не скомканный прототип — важна идея героизма, присущая этой самой территории; народ же — функция от территории, как и личность — функция от народа в творящем нацию мифе.

Нечто подобное, но с большим размахом, произошло в России (не забываем, что Украина в то время являлась всего лишь ее частью, юго-западной провинцией; и ни на какую отдельно взятую ментальность не могла не то чтобы претендовать, а даже думать о том, чтобы претендовать, но... гений Котляревского это опроверг очень скоро, а ведь был еще и Сковорода, и другие мыслители украинские тоже были). Мотивированные благородной целью и европейски образованные неизвестные интеллектуалы (считается, что среди «неизвестных» находился Сумароков, не тот, что баснописец и сочинитель од, а его племянник, Павел Иванович Сумароков, 1760 — 1856 гг., писатель и государственный деятель, впоследствии сенатор) решили пойти путем, проторенным шотландцами. Они создали литературный шедевр, якобы XII века, невероятной нациетворческой силы и назвали его «Слово о полку Игореве» (в современной трактовке). Почему-то до сих пор его считают памятником древнерусской (читай — российской) литературы, а не украинской, — если бы на самом деле оно корнями уходило в этот самый XII век. Но... слишком явны в этом произведении «осучаснення щодо XVIII ст.», и потом... один у меня вопрос к ортодоксам от русской литературы: как могло такое случиться, что всемирно известный «собиратель»-коллекционер русских древностей г. Мусин-Пушкин, который и репрезентовал миру (извлек на свет) этот шедевр, бежав из Москвы перед тем, как ее захватили французы, вдруг, в спешке, «забыл: ай-яй-яй» автентичную рукопись, и та... сгорела. Неужели это так трудно: сунуть за пазуху самый главный культурный раритет Российской империи и уже тогда «кивати п’ятами»? «Остались, мол, слава Богу, переписанные от руки... копии... две штуки». И этому верят, скоро два века как верят. А сколько диссертаций! Тьма! «Да как вы смеете! — слышу многоголосье, — посягнуть на наши святыни! — и хор басов уже крещендо: — Вы оскверняете память Дмитрия Сергеевича Лихачева, — возмущению нет предела. — Вы всех русских оскорбляете!» — шум цунами, рокот прибоя, катарсис. Хотя все это, скажу я вам, напоминает скрежет электрички — как она тормозит при подходе к платформе; еще мгновение — и стоп: распахнутся двери вагонов, выйдет-зайдет ответственно люд, с ворохом собственных забот- электричка по нарастающей завоет, и промелькнет последний вагон: исчезнет вдали убывающим миром, ускользнет надежда, пошатнется вера, любовь потребует взаимности — и утешится ненадолго тишиной перрон, который для того предназначен, чтобы полниться шумом, встречая поезда.

Никого я не оскорбляю, и память многоуважаемого академика и знатока русской словесности и литературы не оскверняю.

У ГЕОГРАФИИ СОБСТВЕННАЯ ГОРДОСТЬ

Я — географ, а не литературовед, я гуманистический ландшафтовед, а не словесник. Однако как один из создателей этого самого направления в гуманистической географии, сущностно интегративного, могу заверить, что не собираюсь извращать культурное наследие прошлого; я считаю: все, что делалось, как и кем мыслилось на ее, Украины, территории — в прошлом и теперь, — занесено в ее, Украины, «национальный имиджевый паспорт». А Павел Иванович Сумароков — личность, достойная романа! Его можно назвать «одним из имиджмейкеров российской идеи нации». Кроме того, что он имеет отношение к тому, что мы называем «актуализацией нациетворческого воображения», — к «Слову...», открыл миру то, что до него в географической среде считалось геоэфемеридом, призрачной геопространственной реальностью, — «торжище борисфенитов». Открытие «древнегреческого города Ольвии» причисляют к 1799 году; именно ему, П.Сумарокову, принадлежит честь «приурочения к ее действительной территории». А открыл он ее... виртуально! Когда вдруг задержался в Николаеве всего на четыре дня — с 17 по 20 мая. Образованным жителям Николаева локализация Ольвии в урочище Ста Могил была очевидна давно. Сумарокову показали древнейшие монеты, обломки карнизов и колонн, а также камень, найденный рыбаками, как пишет он в своих записках, «верстах в 40 отсюда, по ту сторону Буга, на развалинах древняго и известнаго города Ольвии, что ныне называется урочище Сто могил, и принадлежит графу Безбородке. Камень сей имеет сажень в вышину и аршин поперешнику. Высеченные на нем изображения представляют в первом ярусе человека, сидящего на коне; а внизу лежащий, подобно как на постеле, вынимая из корзины фрукты, подает их предстоящему перед ним отроку, позади коего находится еще женщина. Вверьху видна греческая надпись, которую я, знаючий сей язык, перевел сими словами: Стратон, благий путеводитель воев, радуйся!»

Блестяще исполненный план историко-культурного поднесения Российской империи в глазах мирового сообщества вырисовывается! С одной стороны, с благородной целью проведенная мистификация литературного источника как необходимый культурологический ход, с другой — приобщение России к античной цивилизации, сущностно европейской.

ДАЛЕКО-ДАЛЕКО... ПОДАЛЬШЕ ОТ СИНИХ ВОД

В аспект украинского национального самосознания углубившись, не могу не огорчаться отсутствием внимания, начиная со школьной скамьи, к некоторым фактам, на мой взгляд, огромного исторического значения — таким, например, как «битва при Синих Водах», то есть на реке Синюхе, левом притоке Южного Буга, которая произошла в 1362 году. А ведь случилось это за 18 лет до события, вошедшего в анналы российской истории как «непревзойденная битва на Куликовом поле». Считается, что в 1380 г. Дмитрий Донской, победив Мамая в этом сражении, ослабил ярмо на шее народа, который уже привык покоряться монгольським ханам. Но первый освободительный залп в серце Золотой Орды прозвучал задолго до унижения монголов на Дону. Литовский князь Ольгерд возглавил военный союз литовцев, украинцев и белорусов, чтобы вытеснить монголов с украинских земель. Ему противостояла огромная сила: сразу три монгольских хана выставили свои войска, каждое из которых по численности превосходило то, что противостояло московскому князю Дмитрию на Дону. Отборные войска, опытные воины, предназначенные побеждать от Китая до Карпат, стремились к одному: как можно быстрее наказать зарвавшегося литовца иже с ним каких-то украинцев-гречкосеев.

Но на украинской речке Синюхе эти «славные парни» были вдребезги разбиты. Такого позора в пределах Европы монголы еще не испытывали. Те, что уцелели в безжалостной сече, безудержно отступали. Полки литовского князя Ольгерда, словно «погонычи отар», гнали их на Восток — откуда суховейной черной бурей более ста лет тому надвинулись «тьмы» Батыя и с тех пор угнездились (угнездовались, угнездищились) по русским «заулочкам» типа Москвы. Так вот этих, узкоглазых и широколицых всадников гнали подальше от соковитых лугов, из травянистой степи — за Буг, за Днепр, за Дон. Лупасили их, чтобы мало не показалось, — пока не угас вояцкий раж. Благодаря блестящей победе литовского князя на Синих Водах монгольские тумены в пределах украинской земли уже не были хожи.

LIEUX DE MEMOIRE

Так почему об этом не говорится во всеуслышание, не пропагандируется как нациетворческий смысл; почему не изыскиваются возможности, чтобы мифологизировать геопространство, которое определят и коллективным решением установят место (place) ученые в долине Синюхи, чтобы сделать так, как подобает нации, достойной своей истории, — дать ход этноисторическому проекту «Места памяти» наподобие европейских Lieux de memoire. Это — наше славное прошлое, это — наша гордость, это — одна из составляющих идеальной сущности, определяемой как нация. А что такое нация, спросите вы, о которой столько времени «талдычит» автор и которой столько драгоценного для редакторов и издателей места уделяет?

ЕСТЬ МНОГО ОПРЕДЕЛЕНИЙ, ЧТО ТАКОЕ НАЦИЯ

Во внимание берется и язык, на котором разговаривают люди, и территория, ими населяемая, и события истории этих людей на этой территории проживавших долгое время и проживающих ныне, и общие проекты будущего, которые совместно имеют люди, эти территории населяющие. Гуманистические географы, в контексте «рационализации геоисторических основ для жизни определенного сообщества людей», считают, что нация, несмотря на трактовки ее как «продукт национализма», есть производная от многих составляющих, главная из которых — общность территории. Приведу пример, близкий моему проживанию в степной ландшафтной зоне. Древнее сообщество людей, известное как трипольцы, формировалось —свидетельствуют раскопки на Южном Буге в районе гранитно-степного Прибужья, проведенные выдающимся украинским археологом Валентином Даниленко еще в 80-х годах прошлого столетия, — из расы людей с массивными челюстями, широкими и плоскими носами и вытянутыми (долихоцефальными) черепами, населявшими в то время север Европы, и расы людей динарского (балканского) типа — с круглыми лицами, покатыми лбами и вытянутыми, с горбинкой, носами (брахицефалами), то есть из людей с разными фенотипами. Естественно, что и языки, на которых они общались, хоть и одной — индоевропейской — группы, были разными (поначалу), как разными были историческая память и коллективное сознание. Однако феномен трипольцев как раз и заключается в том, что, объединенные одной территорией, одним «кормящим» ландшафтом, они консолидировались в месторазвитии и создали общество (пранацию), которое на протяжении двух тысяч (!) лет мирно развивалось и сосуществовало с другими на сопредельных территориях (проживая, между тем, в «трехуровневых коттеджах, — как отмечают пораженные условиями их жизни археологи из других стран, — занимались разными искусствами, не испытывая недостатка в еде»), пока не были «съедены» кочевыми «бригадами» по уничтожению оседлого населения, — теми, кому страсть как хотелось властвовать над всеимущими «хозяевами земли», ее пахарями.

ЛЮДИ — ПРЕХОДЯЩИ, А ТЕРРИТОРИЯ — ВЕЧНА

Или не так? Или я ошибаюсь? Ушли трипольцы, закончился мрак кочевого нашествия (это исключительно мое личное мнение) Бронзовой эпохи, на смену «благополучным» сабатиновцам пришли киммерийцы, потом скифы. Скифы — это не народ, это — группа народов, старожилов и пришлых, многолюдных и не очень, ментально разных, и стереотипами поведения разных, и способом хозяйствования разных. Но после первой же сотни лет их совместного проживания на территории современной Украины они станут известны — все, скопом, как скифы. И все — благодаря Геродоту! Он напишет для них «миф происхождения», причем в двух формах: собственно скифской и для эллинов. Различаться они будут именами богов (но не их сущностью) и механизмом первопричины: для скифов появится «отец нации» Таргитай и трое его сыновей: Липоксай, Арпоксай и Колаксай, а для эллинов — привычный герой Геракл и коварная Ехидна (полуженщина-полузмея), принудившая Геракла, который отправился на розыски Герионовых быков, совокупиться с нею, отчего и пошли скифы. Заметим, правда, что эта самая Ехидна была дочерью местного бога (бога автохтонов — местных жителей) Борисфена, который в земных реалиях был представлен рекой — Днепром (Данаприсом). Скифы еще тем хороши, что имеют в своем активе непревзойденный подвиг: заманили в степь 700-тысячное войско персидского царя Дария и лишили его всяческих иллюзий насчет скифского богатства... Артабан, брат Дария, пишет Геродот, советовал ему не идти походом на скифов и указывал на неприступность тех, однако не смог его [Дария] переубедить.

Корни украинской нации вполне можем искать в скифском гене, который априори не азиатский, а днепровско-причерноморский. Миф о происхождении имеем, к нему —деяния героев и народа; а главное — территорию для происхождения и для деяний имеем. Это не мало, это почти все, что надо, чтобы не поступать как шотландцы.

Может, это борисфениты, а может, и скифы, а может, и те и другие, но как будто бы будущая нация приложила руки к тому, что: «И был Зопирион уничтожен со всей своей армией и таким образом поплатился за необдуманный порыв к войне против безвинного народа» (Помпей Трог, «Филиппийские истории», XII, 2, 16).