Звезда по имени Людмила Монастырская

География творческих путешествий Людмилы Монастырской ошеломляющая (можем гордиться тем, что нашу певицу сегодня ждут в Лондоне, завтра в Париже, Нью-Йорке, Берлине, Сант-Яго, Милане, Хьюстоне, Вене), но  отправной точкой для мировой оперной дивы экстра-класса все же остается родной Киев, город, где родилась. Несмотря на плотный и напряженный график выступлений на самых престижных вокальных сценах мира солистка Национальной оперы Украины, лауреат Шевченковской премии находит время и силы для меломанов-земляков (почитатели творчества Л. Монастырской быстро раскупают билеты на спектакли, лишь увидев афиши с ее именем — 8 июля выступит в вердиевской «Аиде»).

Недавно Людмила Викторовна была  награждена орденом «Звезда Италии». Любимая певица побаловала киевлян своими коронными партиями — Аиды, леди Макбет, Турандот, Амелии. А западному слушателю везут наслаждаться ее уникальным голосом в тех спектаклях, которые у нас, к сожалению, не в репертуаре: «Тоска», «Сила судьбы», «Аттила», «Двое Фоскари», «Сид», «Набукко». Кстати, именно арию Абигаилы из «Набукко» Людмила выбрала для выступления в гала-концерте на закрытии 147-го сезона, который состоится 12 июля на сцене Национальной оперы Украины.

— Я стольких женщин через себя пропустила, что себя иногда искать приходится. Шутка, конечно, но есть в ней и доля истины. Каждая партия — это полное перевоплощение, глубокое погружение в образ героини, — признается Л. МОНАСТЫРСКАЯ. — На каждую роль нужно настраиваться, чтобы зритель поверил, почувствовал тонкие драматичные нюансы. Поэтому для себя я внутренне «рассортировала» характеры своих героинь по принципу схожести с собой и отличия. Проще, обычно, настраиваться на подобное, а вот для того, что мне не свойственно, приходится подключать воображение, артистизм, характер, наконец толерантность к каким-то неприемлемым лично для меня чертам — жестокости, коварству, властолюбию. Ведь образы, которые воплощают на сцене драматичные сопрано, обычно, наделены не менее драматичными чертами, вплетенными в трагические, а то и совсем кровавые сюжеты.

В Аиде меня привлекает ее безрассудная любовь как к мужу, так и к Родине, мне понятны ее отчаянные колебания между любовью и патриотизмом, ее жертвенность. Поэтому с воплощением этого образа проблем нет. Так же и Сантуцца в «Сельской чести», Тоска, Лиза в «Пиковой даме», Амелия в «Бале-маскараде» — женщины, которые стали жертвой любви или жертвуют собой ради нее. Или Леонора из оперы «Сила судьбы»: мне она импонирует своим внутренним миром, этот образ близок тому, кто много пережил в личной жизни. А вот с такими персонажами, как Абигаила, леди Макбет, Одабелла в «Аттиле», даже Норма труднее, но и интереснее. Мне важно понять мотивы жестоких поступков, что именно приводит моих героинь к ним, как, наконец, формировался их характер, который некоторых вел к убийству, безумию или самоубийству, и не каждую к раскаянию.  Поэтому  обязательно читаю первоисточники, и все что только возможно о психологическом состоянии героинь. Да, вот такой психоанализ образа, иначе, как бы красиво не петь, а не вызовешь той реакции, на которую рассчитывал композитор, для которого важно это единство: слово-музыка-пауза. Любой знак в клавире и партитуре не случайный, а несет в себе смысловую нагрузку. Прочитать эти смыслы — задача не только постановщика, но и исполнителя: только пропустив через себя, приняв груз переживаний, какими бы превратными или неприемлемыми они не были,  возможно убедительно сыграть роль, передать голосом драматургию образа.

— Как вы видите роль режиссера в создании образа?

— Когда ставится классическая версия, проблем обычно нет, важно только чтобы режиссеры  не ставили в какие-то головокружительные позы, не надевали в такие костюмы, которые мешают пению. А вот любой эксперимент с временем и пространством, когда меняется место действия, значительно усложняет процесс. Нужна серьезная мотивация, а не просто фрейдизм и садо-мазо, чтобы, например, петь лирические дуэты в постели, переодеваться во время арии, гриммироваться под какое-то свирепое зомби. То есть приходится еще и режиссера понять, довериться ему, потому что здесь ты или соглашаешься, или отказываешься. В режиссерскую концепцию певец не вмешивается. Нам приходится включать на полную мощность свой артистизм. Иногда бывает даже интересно, а иногда и опасно... Из-за сложного и неудобного костюма, но концептуального для режиссера,  однажды я упала прямо во время арии, а еще и под ногами был не ровный пол, а какие-то холмы. Но на Западе зритель любит эксперимент, поэтому там и распространена система «стаджионе».

— Не все у нас знакомы с понятием «стаджионе». В Европе периодически проходят конференции организации Opera Europa, которая объединяет больше 200 оперных театров, в ее работе принимают участие также театры из Америки, Азии, Австралии, Африки, где обсуждаются актуальные вопросы и проблемы жизнедеятельности оперных театров мира, среди которых и тема: «Репертуарный театр и театр стаджионе». Что, по вашему мнению, лучше?

— Сколько существует опера, столько существует спор между привычным для нас репертуарным и западным, так сказать, проектным театрами, которые работают по системе «стаджионе». То есть существует театр: здание, администрация, обслуживающий персонал, оркестр и хор (для которых, как правило, работа в театре совмещается с самостоятельной концертной деятельностью). Все солисты — приглашенные! На репетиции дается полтора-два месяца, после чего показывают 10-12 спектаклей, хотя  бывает и меньше, в зависимости от масштаба города. После чего постановка фактически умирает, за редкими исключениями, если это, например, шедевр Франко Дзеффирелли (выдающийся итальянский режиссер, продюсер, художник — Л.Т.). В действительности обе системы дополняют друг друга, взаимодействуют, конкурируют на пользу оперному искусству в целом. И становится очевидной взаимосвязь между ними,  потому что одно не может существовать без другого, поскольку именно  в системе репертуарного театра и постоянной труппы воспитываются и становятся высокими профессионалами те артисты, которые потом принимают участие в кастингах в театре «стаджионе». Кстати, на Западе  много репертуарных театров, это у нас в силу финансовых возможностей, слабо развитого театрального менеджмента, исторически сформированного менталитета трудно ввести систему «стаджионе». В плане работы над образом у этой системы есть определенные преимущества. «Отпеть» партию в конечном счете можно и на репетициях, а вот почувствовать эволюцию образа, протестировать ее на публике, отмечая, на какие именно драматичные нюансы получаешь наиболее волнующий отклик, развить из спектакля в спектакль и закрепить их, в полной мере позволяет система «стаджионе».

— Среди многочисленных ангажементов,  у вас были предложения и от других репертуарных театров?

— Я даже не рассматриваю возможность осесть где-то в другом месте, чем моя Украина, мой родной театр — Национальная опера. Поэтому очень благодарна руководству Национальной оперы, что держат меня в штате, учитывая мой график зарубежных выступлений, и со своей стороны сколько могу, столько отдаю времени и сил выступлениям на родной сцене, а на душевных силах для украинских зрителей я уже точно не экономлю. Потому что, отдавая, наполняешься. В широком смысле «дома» за короткий период, даже при условии достаточно интенсивной работы, я пополняю ресурсы, которых требует работа за рубежом. Это очень интересно — знакомиться с новыми странами, воспринимать другой менталитет, другой быт. Наблюдать разницу между зрителями в разных странах: холодные снобы в Ла Скала и фанаты в Испании, которые целовали сапоги Пласидо Доминго (знаменитый испанский тенор и дирижер), ездили за ним в течение всего тура по стране. Едва ли не самое большое удивление от Чили: совсем не ожидала таких страстей — одного из певцов беспощадно, как в Ла Скала, «забукали», а меня  засыпали цветами, вся сцена была покрыта десяти-сантиметровым слоем... Как будто должна радоваться, но так больно было за партнера, неплохого в действительности певца.   Я восторгаюсь выдающимися певцами, с которыми меня свела счастливая творческая судьба, а это и Пласидо Доминго, уникальный человек во всех ипостасях и как певец, и как дирижер; это и очень экспрессивный дирижер Зубин Мета, и непревзойденный режиссер Франко Дзеффирелли. Маэстро Клаудио Аббадо, Антонио Паппано — это просто экстра-класс! Неожиданно глубокое впечатление получила от работы в Хьюстоне в «Аиде» с модельером Зандрой Роудс, которая создала концертные костюмы для группы «Квин». Аида в дизайнерских костюмах — это чистое удовольствие от гармонии и удобства. Недаром Зандру так любила принцесса Диана...

Ныне мир (после Майдана, аннексии Крыма, военных действий на Донетчине) хорошо знает о нашей стране и почти после каждого выступления ко мне  подходят зрители, говорят слова поддержки и  желают мира  и расцвета нашему государству.