Дунайско-болгарский проект Святослава Славного

Отправная точка нашего повествования — 967 год. Восточный вектор политики князя Святослава, направленный на завоевание хазарского государственно-политического наследства, был внезапно свернут. Царьград сумел выстроить перед киевским князем более заманчивую перспективу — взять под вооруженную свою руку Балканы. Византия тогда страдала от своего сильного соседа — молодого и воинственного Болгарского государства, потому и искала себе мощного союзника в борьбе с экспансионистскими устремлениями последней. Византийский император Никифор Фока (963—969) в 967 году обратился за помощью к окутанному славой победителю Хазарии киевскому князю. Однако Святослав не был, как это иногда утверждают, эдаким военным авантюристом, который необдуманно соблазнился бы вмешаться в болгарскую кампанию. Он вынашивал серьезные намерения, говоря словами Михаила Грушевского, «загорнути під себе полудневе слов’янство й стати сильним суперником Візантії».

Внешняя политика Святослава Игоревича — постижение старокиевскими книжниками-христианами природы его домогательств на Балканах обычно ценится историками скорее как военный авантюризм, окутанный героикой дружинного эпоса. Считают, что грандиозные воинственные авантюры Святослава и его советчиков препятствовали созданию крепкого фундамента древнерусской государственности и были, в лучшем случае, призваны разорвать блокаду соседними странами торговых путей Киевской Руси.

Тем временем, создавая образ отважного непритязательного в дружинно-полевом быту языческого воина, древнерусские книжники, в присущих для христианской культурной традиции категориях символического образа мышления, усматривали в его деятельности государственно-созидательную, так сказать, основу. Размещенное в «Повести временных лет» в 967 г. лапидарное сообщение о первом болгарском походе Святослава является только преамбулой к амбициозным претензиям киевского князя: «В лето 6475 (967 г.) отправился Святослав на Дунай на Болгар».

Византия стремилась выгодно воспользоваться ослаблением Болгарского царства, которое было следствием внутриполитических противоречий. Царьграду удалось привлечь Святослава заманчивой перспективой взять под свою вооруженную руку Балканы. В соответствии с соглашением, заключенным с византийским императором Никифором Фокой, русские войска и выступили против болгар. Выставленное против киевского воинства тридцатитысячное болгарское войско не выдержало первый же натиск русов и отошло к дунайской крепости Доростол (теперь Силистрия). Узнав о поражении, болгарский царь Петр от чрезмерных переживаний тяжело заболел и вскоре умер. Между тем почти вся восточная Болгария была покорена Святославом. Как извещают давние летописи, «одолел Святослав болгар. И взял он восемьдесят городов по Дунаю, и сел княжить здесь, в городе Переяславце (теперь город Малая Преслава, при впадении Дуная в Черное море. — В.Р.), беря дань с Греков». Не исключено, что во время этого похода Святослав распространил свою власть не только на земли Нижнего Дуная, но на запад и юг от него с Большой Преславой — столицей Болгарского царства включительно.

Летом 968 г. Святослав был вынужден покинуть Переяславец и поспешить с частью своих воинов на помощь Киеву, который взяли в тесное кольцо осады печенеги. Киевские бояре упрекали Святослава: «Ты, князь, чужую землю ищешь и заботишься о ней, а свою покинул». Прогнав в Поле печенегов, Святослав позаботился об укреплении управления Киевским государством. Своего старшего сына Ярополка он сделал князем в Киеве, Олега — в Древлянской земле, а самого младшего Владимира отправил посадником в далекий Новгород. Сам же он, похоронив мать, объявил о своих намерениях заключить антивизантийский союз с немецким императором Оттоном І и создать могучее государство восточных и южных славян на широких просторах между Дунаем и Черным морем.

Во время своей второй, болгарской, экспедиции в 969 г. Святослав, как точно установлено, захватил Большую Преславу, взяв в плен при этом царя Бориса ІІ с семьей. Борис Болгарский был лишен трона и знаков царского достоинства. В летописной статье, размещенной в «Повести временных лет» в 969 г., содержатся весьма красноречивые слова, вложенные летописцем в уста киевского князя:

«Не любо мне сидеть в Киеве. Хочу жить я в Переяславце на Дунае, ибо там есть середина земли моей, туда стекаются все блага: из греческой земли — паволоки, золото, вино и овощи разные, а из Чехии и Венгрии — серебро и кони, из Руси же — меха и воск, и мед, и рабы».

Скомпонованная старокиевским книжником на основе подражания ветхозаветной традиции, в частности хилиастического пророчества Езекиила и библейской книги Ездры, так сказать «речь» киевского князя приближает его к персидскому царю Киру с его стремлением владычествовать в мире, «серединой», которого в древнерусской литературе домонгольского периода принято было считать Иерусалим. Согласно пророчеству Иеремии, именно язычнику Киру надлежало возродить Иерусалим и храм Господень:

«Так говорит Кир, царь Персидский: Все земные царства дал мне Господь, Бог Небесный, и Он приказал мне построить ему храм в Иерусалиме, в Иудеи. Кто между вами из всего Его народа, — пусть будет Бог его с ним, и пусть он идет в Иерусалим, в Иудеи, и построит дом Господа, Бога Израилева. Это тот Бог, что в Иерусалиме. А каждому оставшемуся во всех тех городах, кто проживает там, пусть помогут люди его места серебром, золотом, домом, скотом, с добровольной жертвой для дома Божьего, что в Иерусалиме» (Ездра. 1: 2 — 4).

Выписанная в летописи история Святослава закладывает в языческое прошлое Руси идею ее извечной богоизбранности и претензию на преемственность христианских сакральных центров правоверного мира, которыми были Иерусалим, Царьград/ Константинополь и столица Симеона Болгарского (893—927) — Преслав Большой, или Преслав град. Эти рефлексии, считаю, и определили выбор названия третьего по значению после Киева и Чернигова города Днепровской Руси («Русской земли») — Переяслава. Вероятно, неслучайно построены тогда в нем церковные сооружения и другие архитектурные достопримечательности обозначенные, как утверждают специалисты, влиянием болгарской школы. Такое уподобление Переяслава Русского болгарскому прообразу и общему для них прототипу Божьего Града было закономерным следствием характерного для древнерусской церковно-политической элиты стремления к имитации «ромейской» парадигмы обустройства на Руси богохранимого христианского царства.

Между тем Никофор Фока скоро понял, что имеет дело с опасным соперником и стал искать понимания с Болгарией. Однако его правлению положило конец покушение, совершенное военными 11 декабря 969 года. Императорский престол занял предводитель мятежников Иоанн Цимисхий. Он решительно взялся положить конец устремлениям Святослава на Балканы. Ублажая киевского князя подарками и обещаниями, ромеи пробовали заставить Святослава отказаться от Болгарии. «Возьми с нас дань себе и дружине своей, — говорили они. — Но скажите нам, сколько вас, чтобы дали мы по числу воинов». Святослав разгадал хитрость греков и назвал вдвое большее количество воинов, чем было их в действительности, а именно — 20 тысяч. Византийский хронист Лев Диакон передает слова Святослава, сказанные им греческим послам: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мной в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть они покинут Европу, на которую не имеют права, и убираются в Азию». Император велел готовиться к боевым действиям, объявив по всей Византии военную мобилизацию.

Наступила зима 969/70 годов. Войско Святослава постепенно продвигалось вглубь Византийской империи. Весной 970 г. отряды Святослава, завладев Македонией и стремительно пройдя Балканы, спустились на равнину. Захватывая город за городом, Святослав неминуемо приближался к Константинополю. Император Иоанн Цимисхий спешно выступил из столицы с многотысячной, хорошо вооруженной армией. Ему удалось завладеть несколькими стратегически важными населенными пунктами на территории самой Византии и в Болгарии. Однако жестокие столкновения, которые завязались на полях Фракии, не определили победителя. А тем временем в Малоазийских владениях Византийской империи вспыхнуло восстание родственников и сторонников убитого императора под руководством Варди Фоки. На подавление этого мятежа Цимисхий должен был отозвать свои войска. Воспользовавшись ослаблением боевого напряжения, Святослав повел своих воинов на отдых, выбрав для этого город Доростол на Дунае.

Цимисхий же не тратил времени зря. Весной 971 г., перед этим расправившись с мятежниками, он собрал пятнадцатитысячную пехоту и тридцатитысячную конницу, которые перешли незаблокированными Святославом горными тропами Балканы и с силой обрушились на захваченную русами болгарскую столицу — город Преслав. 14 апреля в 971 г. Цимисхий завладел городом и признал пленного царя Бориса владетелем Болгарии. Это событие способствовало подъему боевого духа болгарских воинов, которые вместе с греками двинулись против Святослава на Доростол, заблокировав его с суши и реки.

Осада Доростола длилась три месяца. За это время русы осуществили не одну отчаянную вылазку, добывая таким образом пропитание и обезвредив врага. Со словами «не посрамим земли Русской, а ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут» повел Святослав своих воинов на решающую битву, которая состоялась 24 июля 971 г. Только благодаря чуду и покровительству святого Федора, как позже объясняли греки, удалось им одержать победу над Русью. После этого Святослав вступил в переговоры с Цимисхием. Подписанное между ними соглашение отменяло претензии Руси на крымские владения Византии и Болгарию. В то же время войско Святослава обеспечивалось необходимыми припасами на дорогу и беспрепятственным его пропуском к границам Руси.

Текст этого русско-византийского соглашения, которое хранилось в императорской канцелярии, был хорошо известен составителям «Повести временных лет»:

«Я, Святослав, великий князь русский, как клялся, так и утверждаю настоящим договором мою клятву, что хочу вместе с русами, которые подо мной, боярами и другими людьми, иметь мир и настоящую дружбу, с каждым — и с большим цесарем греческим, и с Василием, и с Константином, и с другими боговдохновенными цесарями, и со всеми людьми вашими до скончания века. Никогда же не буду иметь помыслов на землю вашу, ни собирать людей против нее, ни приводить другой народ на землю вашу и сколько есть краев под властью греческой, ни на волость Корсунскую и на города ее (говорится о крымских владениях Византии. — В.Р.), сколько их есть, ни на землю Болгарскую. А если другой кто-нибудь замыслит на землю вашу, то я буду противником ему и буду драться с ним. Как и клялся я цесарям греческим, а со мной бояре и Русь вся, будем мы придерживаться предыдущего договора. Если же мы не сдержим чего-то из сказанного раньше, то я и все, кто со мной и подо мной, пусть будем прокляты богом, в которого веруем, — в Перуна, в Волоса, бога скота, — пусть будем мы золотые, как золото сие (то есть желто-золотистая дощечка для письма, которая своим цветом символизирует здесь смерть. — В.Р.), и своим оружием пусть мы иссечены будем, и пусть мы умрем. Вы же имейте сие за правду, что ныне сделал я вам и написал на хартии сей, а мы своими печатями запечатали».

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»