«Большая чистка» 1937 года,

На первый взгляд такая постановка вопроса может показаться абсурдной: ведь Красная армия была создана большевистской партией, пропитана ее идеологией и возглавляемая высокопоставленными членами ВКП(б). Тогда зачем ее нужно было укрощать, если она априори представляла собой один из главных инструментов осуществления большевистской диктатуры внутри СССР и воплощение коммунистических утопий на внешнеполитической арене? Ответ и простой, и сложный одновременно: именно поэтому ее и нужно было усмирять. Ведь при господстве деспотизма, при отсутствии гражданского общества, при приоритетной роли силовых структур, которые получат и финансы, и материальные ресурсы, и наилучшие кадры вне очереди, эти самые силовые структуры — «живые инструменты» власти — начинают отстаивать собственные интересы, у них непрестанно растут аппетиты, они стремятся принимать непосредственное участие в разделении бюджетного «пирога». И, понятное дело, они заинтересованы в том, чтобы «наверху» стало как можно больше «своих», а не пропагандистов или хозяйственников. А еще, невзирая на всю идеологическую насыщенность жизни в СССР сталинских времен, в армии естественным путем на первый план выдвигалась профессиональность, умение водить полки и дивизии. И уже в середине 1930-х годов значительная часть кадровых красных командиров умела не только саблей размахивать и вдохновлять бойцов на подвиги во имя партии...

Иными словами, Красная армия стала становиться относительно автономным организмом сталинской империи. Следовательно, она была обречена на «большую чистку» — ведь «лучший друг физкультурников» такого не терпел. Тем более когда приближалось военное противостояние с «мировым империализмом», к которому армию и готовили, насыщая ее техникой и увеличивая ее численность.

«БОЛЬШАЯ ЧИСТКА»: НАЧАЛО

Аресты в верхушке Красной армии начались в августе-сентябре 1936 года, когда за решеткой оказались бывшие командир и начальник штаба 1-го конного корпуса Красного казачества Виталий Примаков и Семен Туровский. На момент ареста Примаков занимал должность заместителя командующего Ленинградским военным округом, Туровский был заместителем командующего Харьковским военным округом. Перед тем был арестован еще один прежний красный казак — командир 8-й отдельной механизированной бригады Дмитрий Шмидт. За решетку попали еще несколько военных высокого ранга, в том числе командиры из Киевского военного округа. Все они были коммунистами и не имели званий генералов или старших офицеров царской армии (в большинстве своем — вообще в ней не служили). Это и было главным отличием новой волны чисток от предыдущих: тогда, на рубеже 1920-х и 1930-х, жертвами репрессий становились бывшие генералы и полковники, ротмистры и штабс-капитаны армии Российской империи. Причем их не всех расстреливали или бросали за решетку: многих просто уволили из Красной армии. Теперь же речь шла о значительно более серьезных и масштабных вещах.

Следующая волна арестов в верхушке Красной армии прокатилась в мае 1937 года. За решеткой оказались первый заместитель Наркома обороны маршал Михаил Тухачевский, командующий Киевским военным округом Иона Якир (до этого смещенные со своих должностей), ряд других высших советских военачальников. Следствие по делу так называемого «военно-троцкистского заговора в Красной армии» было завершено в Москве 9 июня 1937 года. По делу проходили Роберт Эйдеман, Август Корк, Виталий Примаков, Витовт Путна, Михаил Тухачевский, Иероним Уборевич, Борис Фельдман и Иона Якир (Ян Гамарник, которого также должны были арестовать по этому делу, застрелился). Они обвинялись в нарушении присяги, измене, шпионаже, вредительстве, подготовке террористических актов против советского руководства, а также в заговоре с целью захвата власти, реставрации капитализма и отрыва от Советского Союза части территории в пользу Германии и Японии.

10 июня чрезвычайный пленум Верховного Суда СССР создал для рассмотрения дела Специальное судебное присутствие в составе восьми человек во главе с Василием Ульрихом. Оно рассмотрело дело в закрытом судебном заседании 11 июня. Непосредственно перед началом суда Ульрих встречался со Сталиным. По указанию ЦК ВКП(б) во многих городах Советского Союза прошли «стихийные» митинги рабочих и красноармейцев, участники которых требовали для подсудимых высшей меры наказания. Группа советских писателей опубликовала в газете «Известия» коллективное письмо с требованием растерла подсудимых. Судебное заседание завершилось ночью 11 июня в 23.35. Все восемь подсудимых были признаны виновными, приговорены к расстрелу с конфискацией имущества и лишением воинских званий и той же ночью казнены (а до конца следующего года погибли и шестеро из восьми членов Специального судебного присутствия — Блюхер, Белов, Дыбенко, Алкснис, Каширин, Горячев).

И пошло-поехало. Закрутилась машина «большой чистки» в Красной армии, жертвами которой стало свыше десяти тысяч командиров и не меньшее количество сержантов и бойцов. И не худших, а, скорее, лучше подготовленных и способных успешно вести современные боевые действия. Но такая подготовка имела и свою обратную сторону, опасную в советских условиях: определенная, хотя и ограниченная, самостоятельность мыслей и действий тогда, когда все должны быть верными бойцами партии.

ЗАГОВОР ИЛИ ПРОТИВОБОРСТВО ГРУППИРОВОК?

Конечно, никакого заговора в руководстве Красной армии — как это сегодня пытаются представить некоторые российские историки и кинематографисты — не было. Но существовало перманентное противостояние двух групп в военном руководстве: «конармейцев» и «пехотинцев». Первая из этих групп сложилась вокруг бывших начальников Первой конной армии Семена Буденного и Климента Ворошилова; последний в 1925 году, после загадочной смерти Михаила Фрунзе, стал наркомом обороны СССР. В эту группу входили не только конники, но и пехотные командиры, преимущественно из числа тех, чья фронтовая биография во время гражданской войны в России была тесно связана с Первой конной — скажем, маршал Егоров и командарм Шапошников. В этой группе преобладали командиры рабоче-крестьянского происхождения из числа рядовых, унтер-офицеров или вахмистров царской армии (за исключением упомянутых Егорова и Шапошникова). Командиры из числа этой группировки придавали чрезмерное значение стратегической кавалерии и с недоверием относились к модерным видам вооружений. «Пехотинцы», чьим неформальным лидером был первый заместитель наркома обороны маршал Михаил Тухачевский, состояли по большей части из числа тех, кто в гражданскую войну командовал общевойсковыми (как Якир) или кавалерийскими соединениями, которые не входили в Первую конную армию, прежде всего Красным казачеством (Примаков). Среди них было немало кадровых царских офицеров с соответствующим образованием, наподобие того же Тухачевского, Путны, Уборевича или Корка. Но это были не «военные специалисты», ставшие жертвами репрессий еще на изломе 1930-х, а настоящие «красные командиры», то есть члены партии со времен гражданской войны, выступавшие за развитие бронетанковых, механизированных и авиадесантных войск за счет сокращения кавалерии. А еще под патронатом Тухачевского разрабатывалась новейшая военная техника: ракеты, радиолокаторы, реактивные самолеты, безоткатные пушки, тяжелые танки. Иногда увлечение новейшей техникой било через край: так попытка Тухачевского сделать акцент на безоткатные пушки или многобашенные танки оказалась, очевидно, ошибочной. Но, с другой стороны, еще в 1933 году он первым в мире четко обозначил ту перспективу, которую давало ракетное оружие: возможность доставить боезаряд любой мощности в любую точку земного шара. Его протеже были Сергей Королев и Валентин Глушко — тот тандем главных конструкторов, который значительно позже, пройдя сквозь сталинские лагеря и «шарашки», вывел на орбиту Земли первый спутник и первого человека.

Существовали и другие отличия между двумя группами. Так «пехотинцы» считали перспективным с оглядкой на противостояние Гитлеру союз с Британией и Францией, то есть воссоздание чего-то наподобие Антанты старых времен, в то время, как «конармейцы» в основной своей массе с недоверием относились ко всем «буржуям», а потому у них через два года после описываемых событий не вызвал какого-то неприятия фактический союз, созданный большевистским СССР и национал-социалистической Германией.

А самым главным было то, что с «конармейцами» прошел почти всю гражданскую войну и был близок к их лидерам как по образовательному уровню, так и по общим политическим взглядам генсек ЦК ВКП(б) И.В. Сталин. До определенного времени Сталин непосредственно не вмешивался в глухое противоборство двух группировок в Красной армии, очевидно считая, что «красные милитаристы» в лице Тухачевского и его единомышленников очень нужны для создания современной армии, которая бы смогла пронести на штыках «революцию извне» в Европу (кстати, «красным милитаристом» Михаила Тухачевского назвал «миролюбивый» Иосиф Виссарионович, а у него такое прозвище еще надо было заслужить!). И все бы ничего, но в 1936 году конфликт начал переходить в «горячую» фазу, и катализаторами здесь, похоже, послужили как гражданская война в Испании, которая сразу обнаружила существенные минусы в подготовке Красной армии (как известно, СССР помогал испанским республиканцам), так и общие тенденции в СССР, где место «старой партийной гвардии» начали занимать сталинские выдвиженцы. Так почему бы именно сейчас не подвинуть «конников», чьи взгляды на военное дело, очевидно, не отвечали современным требованиям? — похоже, так решили «пехотинцы», которые все более превращались в «танкистов». И предприняли не слишком осмотрительный шаг: в присутствии членов политбюро выступили с резкой критикой «луганского слесаря Клима».

А вот этого уже Сталин допустить не мог. Как отмечает известный российский историк Борис Соколов, «и сегодня в России есть такие, кто верит в реальность заговора военных и считает, что Сталин был прав, проводя Большой террор. В действительности, истребив участников воображаемого заговора, Сталин, безусловно, совершил преступление, за которым состоялись другие — на протяжении масштабной чистки РККА, которая произошла вслед за июньским процессом 1937 года, были репрессированы десятки тысяч командиров и политработников. Но со своей точки зрения, с точки зрения диктатора, который стремится укрепить собственную ничем не ограниченную власть, Сталин действовал совершенно рационально.

В полной лояльности Ворошилова и Ко Сталин не сомневался никогда. А вот в безоговорочной лояльности «пехотинцев» сомнения существовали (тем более, что значительная часть из них — о ужас! — свободно разговаривала на одном или даже нескольких иностранных языках, в отличие от Сталина, Ворошилова и Буденного). Допустить же даже мизерную возможность политического свободомыслия большевистская система не могла. Поэтому «большая чистка», и без того неминуемая в преддверии Освободительного похода на Запад (а в 1935 году как раз началась непосредственная подготовка к «освобождению Европы»), началась — и в итоге, скорее всего, охватила значительно большее количество мнимых «врагов народа», чем это планировал сам Сталин. Но исторические процессы имеют свою логику, независимую от «великих вождей»...

«БОЛЬШАЯ ЧИСТКА»: ПОСЛЕДСТВИЯ

1 июня 1937 года, после арестов первой волны «заговорщиков», в Москве был созван Военный Совет, посвященный «военно-фашистскому заговору». На этот совет был собран практически весь высший командный состав Красной армии. Собравшихся ознакомили с выбитыми под пытками «свидетельствами» участников «заговора», где одно было абсурднее другого. Однако все красные маршалы, командармы, комкоры и комдивы оцепенело смотрели в рот Сталину и Ворошилову, которые зачитывали наиболее яркие «свидетельства», а затем 42 военачальника послушно выступили, заклеймив тех, с кем они служили еще вчера. Позже 34 оратора сами стали жертвами репрессий. И их так же потом клеймили их же боевые побратимы, потом и тех арестовывали, и приходили новые, также готовые на все и безоговорочно лояльные к Сталину.

Член «Особой комиссии по ликвидации последствий вредительства в войсках Киевского военного округа», прежний член реввоенсовета 1-й Конной армии Ефим Щаденко писал жене: «18 июля 1937 года... Работы так много, что раньше чем в 2-3 часа ночи не выбираюсь из штаба. Вредительская сволочь годами загаживала, а нам нужно за недели, максимум за месяц не только ликвидировать все последствия, но и быстро двигаться вперед». И двигались: был арестован заместитель уже расстрелянного командующего КВО Якира комкор Фесенко, потом командующий Харьковским военным округом, бывший «красный казак» командарм 2-го ранга Дубовый. А вместе с командирами высокого ранга в камеры и подвалы НКВД забирали их штабы, их друзей, их семьи, потом семьи друзей и родственников — и так выстраивались громадные цепочки «заговорщиков».

И никто из них не попробовал поднять свою часть или свое соединение если не против Сталина, то хотя бы против чекистов, никто — за исключением буквально нескольких военачальников — не дал последний бой или не попробовал бежать, когда за ним приходили люди из ведомства Ежова!

Эта моральная катастрофа красных командиров, вызванная «чисткой» и общей атмосферой в Советском государстве, выливалась в разные формы. Так Всеармейское совещание политработников в апреле 1938 года констатировало: «Пьянство стало весьма распространенным, можно сказать, бытовым явлением. Никакой серьезной борьбы с ним комиссары и политработники не ведут». Такое же совещание состоялось через год. Его приговор: «Пьянство продолжает оставаться бичом армии. Особенно мерзкие формы приобретает пьянство среди начальственного состава. Командир не считает невозможным появляться в пьяном виде на улице, в парке, театре и кино, что непонятно населению, предъявляющему высокие требования к Красной армии и ее начсоставу. В ресторанах нередко пьют водку, сидя рядом, начальники и красноармейцы». Вот такая своеобразная «социалистическая демократия в действии».

И именно эта Красная армия готовилась «освобождать» Европу и нести туда «самую передовую в мире советскую культуру». Посмотрим на эту культуру в самой армии, и не на умение бойцов ходить стройными рядами и петь строевые песни, а на то, что относится к т.н. «культуре повседневной», к быту уже «очищенной» от разнообразных «врагов» Рабоче-крестьянской армии. Вот, скажем, ликвидировали в Киевском военном округе несколько тысяч «заговорщиков», «шпионов» и «врагов народа» (плюс несколько десятков тысяч членов их семей и гражданских специалистов, которые также занимались «вредительством»). Результат? Красноармеец Николай Черновол писал в редакцию главной армейской газеты «Красная звезда»: «Такую столовую приходилось представлять, когда читал книгу о бурлаках, грязная, неопрятная. Там, где хранятся продукты, появляется мох. А отсюда появляются насекомые как, например, тараканы, которые очень часто плавают в еде (борще, супе и т.д.). Столы грязные, табуретки грязные, миски подают грязные, в кружках можно сажать картофель... Обеды подают в грязных бачках».

Другая заметка, из этого же округа: «В столовой холод достигал 12—15 градусов, так что без рукавиц нельзя было есть».

Понятное дело, подобные письма (а их были сотни и тысячи) в большевистских газетах не печатались, а переправлялись тем, кто следил за политико-моральным состоянием армии. Весной 1939 года «главный комиссар» Красной армии Лев Мехлис, выступая на собрании командного состава Киевского особого военного округа, констатировал, что перемен к лучшему практически нет: «На целый полк было 150 ложек, и красноармейцы в нескольких очередях стояли, чтобы получить ложку, буквально боем ложка бралась». Мелочи? Совсем нет. В СССР настроили танков больше, чем во всем мире, а ложки, кружки, миски для воинов сделать забыли. Так как об их недостатке кричали буквально все гарнизоны Красной армии. А ложка для бойца — вещь не менее важная, чем винтовка. Так же, как для танка — запасные части. О них «конармейцы» тоже забыли, так же, как и о бронебойных снарядах для 76-мм танковых пушек (это уже маршал Тимошенко и генерал армии Жуков в первой половине 1941 года).

Вот с такой моральной атмосферой и бытовой культурой Красная армия вошла во Вторую мировую войну. Могла ли она в 1941 году успешно воевать с Вермахтом, где на всех уровнях — как подтверждают беспристрастные авторы 1930-х годов, которые не принадлежали к сторонникам нацизма, — господствовали совсем другие отношения между воинами, независимо от их званий?

АРМИЯ МЕРТВЫХ

Вот если бы не было 1937 года, то как бы красиво воевала Красная армия в 1941 году! — можно прочитать во многих книгах современных авторов и на милитарных интернет-форумах. Но разве могло не быть 1937 года? «Большая чистка» в партии и армии в меру приближения запланированного Кремлем Большого Освободительного похода на Запад (а подготовке этого похода были подчинены все области жизни в СССР) выглядела неминуемой. Речь шла только о масштабе этой чистки и о ее хронологических рамках. А достаточно большое количество конкретных фигур — как из числа тех, кто попал «под нож», так и тех, кто выжил — определялось своеобразной чекистской и партийной лотереей — ведь «органы» выбили из арестованных «убедительные» свидетельства против всего высшего командного состава Красной армии, включая приближенных к Сталину «конармейцев». Доносы писали, конечно, не все, но атмосфера доносов господствовала везде. Так что большевистская система таки смогла превратить в «буржуазный пережиток» честь и порядочность, то, на чем держится не только армия, но без чего дееспособная армия просто-таки невозможна.

В результате на 1 января 1941 года из почти 600-тысячного командного состава советской армии и флота 7,1% имели высшее военное образование, 55,9% — среднее военное образование, 24,6% — ускоренное военное образование, а 12,4% вообще никакого военного образования. Но давало ли что-то среднее военное образование, если не только в 1941, но и в 1944 году значительная часть пополнения в авиации, то есть выпускников училищ, прибывала на фронт, не имея ни одного вылета на боевом самолете, и если в Академии генштаба полковники нередко получали дипломы, проучившись год-полтора? Да и разве в образовании была главная проблема? Еще одно замечание профессора Соколова: «Советского диктатора не волновало, что его генералы и маршалы будут лишены инициативы. Самостоятельные решения должен был принимать только он сам. Подобная стратегия вела к тому, что советские полководцы, страшась своего Верховного Главнокомандующего больше, чем врага, предпочитали воевать числом, а не умением, создавать огромную, но плохо подготовленную армию, которая свои победы должна была оплачивать очень большой кровью».

И оплачивала, потеряв, по подсчетам независимых исследователей, с 22 июня 1941-го по 9 мая 1945-го в 6—10 раз больше воинов, чем Вермахт на Восточном фронте (официальные цифры потерь, публикуемые сегодня, — это продолжение лжи сталинских времен, хотя бы потому, что туда не входят все те «черносвиточники» и «серые пиджаки», то есть гражданские, мобилизованные в 1943—1944 гг. и брошенные почти безоружными на штурм вражеских позиций, о чем ярко рассказал, скажем, участник войны писатель Анатолий Димаров). И мирилась Красная армия с бездарным партийным руководством и сталинскими маршалами. И «освободила» половину Европы, заменив одну краснознаменную диктатуру другой, также краснознаменной, а затем никак не среагировав на массовый послевоенный искусственный голод. Армия, которая несколько раз почти полностью погибала на фронтах и которую наспех воскрешали, напихав в нее необученных резервистов, зеков ГУЛАГа, жителей «освобожденных» территорий, гастарбайтеров — это уже на земле Германии — и тех, кто только что вышел из госпиталей... Да, если бы не 1937 год, то Красная армия могла бы воевать лучше. Но 1937 год не был случайностью: Большой Террор обеспечила не в последнюю очередь именно Красная армия своей ролью во время раскулачивания и Голодомора, своей бездеятельностью и пассивной покорностью.

...Маршал Константин Рокосовский, уже зная свой страшный диагноз — рак, незадолго до смерти сказал журналистам: «Только тогда, когда мы, командующие фронтами, научились обманывать этого кремлевского мудака, немцы начали отступать на всех фронтах, а мы — идти вперед». Ненадолго и далеко не полностью во второй половине войны Красная армия освободилась от последствий ее усмирения большевиками. Но так и осталась в истории самым грандиозным, самым неэффективным и самым трагичным военным механизмом ХХ века.