Жизнь из творчества и света

В детстве она мечтала стать астрономом — и создала в отдельно взятом доме Булгаковский космос, воплотив в нем самые важные послания «писателя из Киева».

Масштаб ее личности восхищает. В музейном мире Украины и Европы Кира Питоева известна как одна из лучших эскпозиционеров. И вдруг — как по волшебству — вспоминается Борис Пастернак: «Но надо жить без самозванства,/ Так жить, чтобы в конце концов/ Привлечь к себе любовь пространства,/ Услышать будущего зов». Невероятное совпадение! Ведь экспозиционирование — это наука понимать законы пространства, а жизнь —  искусство понимать время.

Театровед по первой профессии, Кира Николаевна знает законы сцены, до тончайших нюансов помнит театральный мир прошлого — благодаря своей семье, своему образованию, своему мужу Даниилу Лидеру, и сегодня уровень ее знаний — настоящая театральная энциклопедия. Преподает театрально-декорационное искусство и сценографию в Университете театрального искусства, а в музее Булгакова она первая, к кому попадают на учебу молодые специалисты. Постоянно работает над экспозицией, участвует во всех новых музейных выставках, автор множества публикаций и замечательного «Бедекера» — путеводителя по музею. Каждая экскурсия Киры Питоевой — «пьеса из музыки и света» (Булгаков о своей «Кабале святош»). Люди выходят удивленные, счастливые, порой ошеломленные. А один очень известный актер буквально выдохнул: «Скажите, а вы сами понимаете, что Вы делаете?!...».

Интересно, что незадолго до своего дня рождения Кира Николаевна завершила «выполнение личного плана»: посетить четыре города «от Булгакова». Нет, не те, в которых он жил, — достоверно описал, не побывав там ни разу: Мольеровский Париж, Рим Гоголя, Иерусалим-Ершалаим (все помнят название «закатного романа»?). Пусть недавняя поездка в Стамбул — Константинополь из «Бега» — станет не точкой, а многоточием перед новыми путешествиями.

«ТОНКО ЧУВСТВУЕТ КРАСОТУ, ГАРМОНИЮ И ПОДЛИННОСТЬ ИСКУССТВА»

— Меня восхищает ее бесконечная жажда познания. Какая-то фантастическая любознательность! Именно эта сторона мне кажется невероятно ценной,—  сказал скульптор Николай РАПАЙ. — Мне очень интересно с ней общаться, мы обсуждаем, как правило, проблемы искусства и его выразительности, говорим о театре, музыке, литературе. Кира Николаевна тонко чувствует красоту, гармонию и подлинность искусства. А поиск подлинности говорит о том, что у нее все время совершенствуется вкус к искусству, и это тоже восхищает. Отсюда и ее любовь к музейному делу, понимание его огромной значимости для воспитания людей. Это ощущение у нее поставлено на очень большую высоту — и дает высокие плоды! И конечно, очень ценю ее потрясающее чувство юмора как качество тонкого интеллекта. Кира умеет иронично смотреть на мир вокруг, и речь ее полна юмора, умного и смешного.

КИРА НИКОЛАЕВНА — АВТОР УНИКАЛЬНОЙ, ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОЙ НАУЧНОЙ КОНЦЕПЦИИ ЭКСПОЗИЦИИ ЛИТЕРАТУРНО-МЕМОРИАЛЬНОГО МУЗЕЯ М.БУЛГАКОВА / ФОТО РУСЛАНА КАНЮКИ / «День»

Среди публикаций «Дня», посвященных Кире Николаевне и ее мужу и учителю Даниилу Лидеру — «Дом» (№ 201, 7.11.2003), «Волшебница из музея» (№ 74 28.04.2009), «Свет Даниила Лидера» (№ 78-79, 12.05.2017).

О ТАЙНАХ МУЗЕЙНОЙ ПРОФЕССИИ И О ЖИЗНИ, ПОСВЯЩЕННОЙ ЛЮБИМОМУ ДЕЛУ

К нынешнему праздничному событию Музей Булгакова подготовил подарок — книгу «Дом стал музеем», которая включает работы Киры Питоевой разных лет: статьи, эссе, интервью, выступления на конференциях и Булгаковских чтениях. Открывает издание «Разговор на Булгаковской веранде», который вели Кира Питоева, автор научно-художественной концепции Литературно-мемориального музея Михаила Булгакова и Людмила Губианури, директор музея. Предлагаем читателям «Дня» фрагменты «Разговора» о тайнах музейной профессии и о жизни, посвященной любимому делу.

Людмила ГУБИАНУРИ:

— Кира Николаевна, поскольку вы стали для меня не только проводником по музею, но и моим учителем, то мои вопросы будут связаны с таким понятием, как человек профессии. Что в вашем представлении есть человек профессии применительно к музею?

Кира ПИТОЕВА:

— Музей как живая организация — подчеркиваю, живая — должен четко понимать свою миссию: он отыскивает, сохраняет и представляет. Но не секрет, что для меня эти задачи связаны. Представлять нужно то, что ты отыскал, то, что ты осмыслил. Давай условно разобьем на два участка. Первый — это научно-поисковая работа, в которую входит охранительная функция: как отысканное должно сохраниться. Второй — это экспозиционно-представительская работа, и я выбрала именно этот участок. Хотя моя жизнь сложилась так, что я прошла все этапы, и поэтому считаю, что все этапы и нужно проходить, чтобы стать профессионалом.

Уже начиная с 80-х годов стало ясно, что музейные экспозиции — а это и постоянная экспозиция музея, и выставочная — были признаны отдельным видом искусства. И нам с тобой очень интересно превратить научную подачу в художественную подачу. Я говорю о деятельности литературно-мемориального музея.

У любого профессионала масштаб личности проявляется с пол-оборота, ты сразу это видишь по его творчеству. Я считаю себя специалистом по малому, интимному, домашнему пространству. Именно в таком пространстве музей легче сделать произведением искусства, потому что его точки соприкосновения — это театр и кино. Наш музей задумывался со всеми способами кино-видения и театро-видения, но при этом ты входишь в комнату, как в витрину. И близко — крупным планом — можешь рассмотреть экспонаты. Поэтому очень важно выстроить связь экспонатов между собой, и эта связь должна иметь открытое русло для того, чтобы туда вошел человек, который об этом будет рассказывать.

Сделать так, чтобы центром музейного текста стал экспонат — конечно, в музее это самое главное. Но я бы даже сказала не об экспонате, а о семье экспонатов. В нашем музее, на мое великое счастье, часто слышу, как посетители после экскурсии спрашивают: «А можно вернуться и еще раз зайти?». Поэтому культурный осадок, с которым человек уходит, — он очень многослойный. Есть люди, которые тяготеют к экспонатам, и возвращаются, чтобы прочесть письмо. Есть люди, которые возвращаются, чтобы посмотреть какой-то предмет, а есть люди, которые приходят, чтобы сфотографироваться рядом с чем-то. Все зависит от посетителя — и от таланта научного сотрудника. Более того, у нас группа хоть и небольшая, но все равно в ней разные люди. И человек от музея — «чичероне» — должен понять, на кого он будет ориентироваться. Для меня это принципиально — я считаю, что ориентироваться нужно на свой уровень. Я не боюсь того, что человек выходит и говорит: «Я ничего не понял». Есть и такие люди. «А зачем вы выкрасили в белый цвет?» — меня это не пугает. Для меня главное, чтобы человека зацепило. Главное, чтобы сюда вернулись.

 «ПОРТРЕТ ЖЕНЫ». РИСУНОК Д. ЛИДЕРА

Не будем забывать, что в нашем музее очень важен человеческий голос. Когда-то Жан Кокто одну из самых великих своих пьес назвал «Человеческий голос». Интонация, заложенная в голосе, его тембр, повествовательная сущность рассказа необыкновенно важны в такой подаче.

Конечно, у меня уже есть некие штампы. Я люблю то, что называется «оглоушить». Вот вошли — и их сразу взять. Для этого и придумана темнота в первой комнате. А потом зажигается свет, и есть возможность забыть сегодняшний Киев, потому что мы будем говорить о Киеве 100 лет назад. И я обращаюсь к фантазии посетителей, чтобы разбудить чувственный ряд. Мне не нравится, когда аплодируют или молодежь говорит: «Вау!» — это стереотип. Мне намного больше нравится интонация финала «Белой гвардии» — «Почему?». Для меня очень важно, чтобы отсюда ушли люди, которые задумались: «А почему так?». Это должно полностью перевернуть твое представление, каким оно было прежде. Так же задумано...

«ЭССЕ-ПОДТЕКСТОВКИ»

Л.Г.: — Мое самое первое «негативное» впечатление от музейной профессии было связано с тем, что я долго не могла поверить в необходимость запоминания огромного количества фотографий. И вдруг я увидела, что вы эти фотографии «читаете».

Когда у нас еще не было документальных материалов о том, как жили Булгаковы, мы, воспитанные советской историей, многого не понимали. Нам казалось, что профессура, которая жила на Андреевском спуске, это совершенно особый уровень семейного благополучия. Но по фотографиям вы четко нам объяснили, что они не могут относиться к богатой семье, — по тому, как члены семьи и сам Булгаков одеты, какая ткань на их костюмах, какие украшения, какая у них обувь. А когда мы стали получать и изучать документы, все ваши прогнозы оказались правдивы. Очень люблю ваши рассказы по фотографиям, которые представляют собой особую художественную форму. Как называется этот жанр? Откуда он возник, как давно вы этим занимаетесь?

К.П.: — Я всегда была уверена — музейщик должен знать все. А начиналось все с моей природной любви к предметам. Есть такое определение — «сундук старой бабушки». И я очень много по этому поводу читала, узнавала из энциклопедий, ходила по музеям и всегда применяла свою формулу. А когда осмыслила в конце 1960-х, что остаюсь в театральном музее, то оценила музей как место, в котором историю ты получаешь из живых рук — не из книг. И начались мои походы — «к бабушкам». Я видела предмет в интерьере: если это полочка, какая она, почему на этой полочке не может стоять этот предмет, а может стоять тот предмет... Я, что называется, «кайфовала». Все эти пуговки на платьицах, кружевца — когда я на фотографиях их узнаю, это кайф для меня невероятный.

Свои рассказы о таких предметах я называю «эссе-подтекстовки». Меня очень увлекают такие формы, и был период моей жизни в театральном музее, когда я засчитала себе это как авторское изобретение, как свой знак — малую форму. У меня была рубрика в журнале «Украинский театр»: в очень маленьком тексте рассказать так, чтобы из него еще и идея вышла. Не просто описательная миниатюра — эссе.

А теперь о жизни этих «мелочей» в пространстве — наверное, в связи с тем, что моя «девичья» профессия театровед. Черная коробочка привела меня к моей научной работе «Театр в коробочке». Это было такое упоение — я целый год пребывала в этой коробочке и представляла себе: у Булгакова сначала малая сцена — это дом, потом он выходит на пространство — это Буча, когда играет в любительском театре, там ведь и Чехова ставили, не только «По бабушкиному завещанию». Потом он попадает на сцену во Владикавказе, невесть какой театр, но все же... Приезжает в Москву, и что ему предлагают поставить? «Белую гвардию» (тогда еще такое название было, а не «Дни Турбиных») на малой сцене. А он отвечает: «Нетушки! Это все мы уже проходили!». И ставит условие — только на большой сцене! О чем это говорит? О том масштабе личности, который в человеке есть. Он себя чувствовал человеком большого пространства. Но в литературе это было не просто большое пространство — это было космическое пространство. Это путь к звездам. Поэтому мы, совершенно не задумываясь, говорим: «Булгаковский космос». Мы имеем на это право, он нас к этому подталкивает, это не наши выдумки. Вокруг него очень много выдумок, мифов — прелестных мифов. Ничем не подтвержденных. А миф и не должен быть подтвержден, поэтому их так много. Более того, он сам любил эти игры. Он-то был человеком театра, это точно.

И эта малая форма — она осталась со мной. В мою интеллектуальную зарядку входит — придумать идею. Потому что я знаю законы, по которым раскручу идею, но ее-то нужно придумать. И вот утром, вечером, когда я сама с собой, с удовольствием, я бы даже сказала, с упоением рождаю и проигрываю всякие идеи.

«СВОЙ» МУЗЕЙ

Л.Г.: — Когда в 1989 году вы пришли в музей Булгакова и стали работать над концепцией, Булгакова только начинали читать и, конечно, все читатели пребывали под магией «Мастера и Маргариты». И совершенно естественно — проецировали главного героя Мастера на Михаила Булгакова. А если кратко проанализировать образ Мастера, что мы о нем знаем? Знаем, что он глубоко несчастен, гоним, одинок, он — человек без биографии. А тем, что известно из его биографии, он не дорожит. Не дорожит тем, что работал в музее, не дорожит тем, что был женат — для него это совершенно неважно, он подчеркнуто одинок. И знаем, что Мастер живет в Москве. Безусловно, люди, которые мечтали о музее Булгакова в Киеве — мечтали о музее «такого» Булгакова. Это был не просто социальный заказ, это было совершенно ясное требование от его фанатов и почитателей. Вы прекрасно это знали — и приняли вызов. Вы рассказали о принципиально другом человеке, который, оказывается, большую часть своей жизни жил в Киеве и имел большую семью. Прожил здесь самую счастливую часть своей жизни — поэтому он и его герои в своих мечтах и снах видят этот город, о чем вы и создали музей Булгакова. Таким образом, вы объясняете, почему его герой Мастер был одинок и несчастен.

И я называю это словом, которое важно для любой творческой профессии, в том числе и для музейной, — смелость. Вашу смелость я знаю не только по концепции музея, но и по многим другим вашим выставкам и выступлениям. Что вам дало такую смелость — взять и сделать все по-своему, а не так, как мечтали и ждали поклонники?

К.П.: — Ты затронула самый главный вопрос творческого человека. В нем соединяются уверенность и сомнения. С одной стороны, ты должен сделать то, что ты хочешь. С другой стороны, ты сомневаешься — кому это нужно? Я бы ответила необыкновенно просто — мне это нужно. Я киевлянка. Моя семья со стороны отца — семья киевлян, которые жили на Андреевском спуске. Мои дедушка и бабушка венчались в Андреевской церкви, их дом стоял напротив нашего музея. Более того, поскольку я была уже человеком опытным, воспитанным в советское время, хотя никогда не была «совком», — я всегда была «сопротивленкой». И понимала, что мы — филиал музея истории Киева, а это прекрасно ложилось на то, что Булгаков половину жизни провел здесь. Все это обернуло меня лицом к Киеву. Киев моего раннего детства — это горки, потому что у отца был велосипед, мы с ним постоянно разъезжали — и вот это «Ах!», когда дух захватывает — и вдруг Андреевский спуск. Какое-то совершенно невероятное совпадение всего!

А на самом последнем месте я бы сказала, что «Мастер и Маргарита» не самое мое любимое произведение. Как бы это грешно не звучало, но если у нас разговор честный, так и скажу. Мне, конечно, всегда нравились театральные произведения Булгакова. Прекрасно понимаю, что такое «Дни Турбиных», потому что я этих людей застала — артистов старой школы. Застала великий спектакль Варпаховского — великий, которому не дали жизни в театре Леси Украинки. А тут вдруг передо мной киевский пласт открылся, новый для меня. И для меня никакой смелости в этом не было. Я сомневалась, поймут ли мою идею, но отступаться ни за что не хотела. И когда пришел человек, который, на мое счастье, стал художником музея — Альберт Михайлович Крыжопольский, пришел отказываться, потому что у него своя идея — и рассказал мою идею... Абсолютное совпадение! Поэтому никакой смелости нет — но и страха нет, конечно.

Почему-то была уверенность, что если бы удалось сделать тот музей, который сейчас есть, я бы себе это зачла! Понимаешь, мне же было 50 лет, когда я пришла сюда. Это время итогов. А что такое для музейщика итог? Это «свой» музей. И когда я увидела, что никто из музейщиков мою идею не принимает, вот тут был тяжелый вопрос. Но принимали мой художник и мой учитель — мой муж. Принимали — и мне этого было достаточно.

В каждой профессии человек должен обладать смелостью, если ему есть, что сказать. И поэтому сейчас, когда все подтверждается, вот эти 30 лет меня подкармливают в жизни, потому что — «О, как я угадал!».

Л.Г.: — Знаю, что у вас есть такое интересно-странное хобби — вы любите «сочинять» музеи. Это, наверное, ваш профессиональный тренинг — интеллектуальная гимнастика. И когда вы рассказываете о том, какой музей вы сегодня вечером «сочиняли», это всегда приводит меня в восторг. Не могу не волноваться, когда вы говорите о том, что в нашем городе мог бы быть музей киевского воздуха. А ваша гениальная идея — музей одной мелодии — «Щедрика»! Понимаю, что это стопроцентное «попадание в яблочко». Расскажите о своих идеях.

К.П.: — У меня есть целый блокнот таких задумок. Музей Григория Сковороды — это дорога. Великая тайна Сковороды — вся земля, по которой он ходил.

Удачной мне показалась идея для Кловского лицея. Светлана Петровская меня попросила: «Придумай какую-то форму для музея», и я придумала. На протяжении всей экспозиции стоят школьные доски, а на них написаны темы заданий и сочинений ученикам, и по этим темам ты видишь, как менялось время, какие годы пришли, что такое «советский человек».

Л.Г.: — А музей «Щедрика»?

К.П.: — Я его не вижу — я его слышу! Музей киевского воздуха — это люди, которые летают на всем, чем только можно летать. Вижу киевский воздух и огромное количество летящих шаров: тандем из воздуха и огня. Ощущение Киева — это необыкновенно высокое небо, поэтому здесь все и происходит: летают ангелы, ангельское воинство архистратига Михаила. Летают ведьмы — все выстроено на противоположностях. Парят первые аэропланы — и воздушные змеи. А сегодня можно летать на чем угодно — просто на крыльях. Город, загадка которого, к моей великой боли, не нашла отражения ни в его гербе, ни в его знаках, ни в его музеях, в конце концов. Огромное количество личностей, которых подарил Киев, должно было дать взрыв музейного дела — взрыв! Может быть, музей Андрея Первозванного тоже можно решить как некую инсталляцию. Это же Город! Вечный город. Булгаков славен и тем, что включил Киев в сонм вечных городов. Так почему он вечный? Ему не так много лет, чтобы быть Римом. А вот именно за счет иносказательности, воздушности...

Когда Виктория Полевая готовила для нашего музея свой проект «Звуки старого дома», я вела ее по экспозиции и рассказывала, что должны быть не мелодии, а звуки. В том числе, звучание воды — тема воды в Киеве. И говорю: «Мне кажется, нужно разыграть тему Киева — как затопленного града Китежа. Я не кажусь вам безумной?». Она ответила: «Почему? Так оно и есть. Я тоже так думаю».

«НИКОГДА НЕ МОГУ СКАЗАТЬ «ВДОВА», ВСЕГДА ГОВОРЮ «ЖЕНА»

Л.Г.: — Когда я со своими неофитскими взглядами пришла в музей, то поняла, что пребываю в некотором шоке от обязанностей, которые свалились на меня, в том числе, от угадывания на огромном количестве фотографий — кто есть кто. Чтобы спастись, стала рассматривать людей вокруг — своих коллег. И самым интересным и красивым экспонатом мне показалась Кира Николаевна. Это доставляло мне огромное удовольствие и продолжает доставлять. Вы производите впечатление человека не другой, а иной культуры. То, как вы выглядите, как вы говорите, ваши интонации, тембр голоса, выстройка костюма, украшений меня всегда восхищало. И когда я говорю об иной культуре, то не имею в виду категорию времени, нет — вы всегда были абсолютно современным человеком, такое очень интересное сочетание. Откуда это у вас? Это ваш театральный образ? Ваши женские тайны? Знаю, что ваша жизнь не была так проста, чтобы вы могли позволить себе венецианские украшения и наряды от Диор. Но выглядите вы именно так. Как вам это удается?

ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СУПРУЖЕСКАЯ ПАРА ДАНИИЛ ДАНИЛОВИЧ И КИРА НИКОЛАЕВНА ПРОЖИЛИ ВМЕСТЕ БОЛЕЕ ТРЕХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ!

К.П.: — Во-первых, я не думала, что так выгляжу. А во вторых, наверное, потому что человек — это не только внешний образ, а скорее всего — то, что внутри. А что внутри? Все-таки, нужно себя понимать. Не секрет, что больше 30 лет я провела с Лидером, который был настолько интересным человеком, а я настолько чувствовала эту дистанцию: что такое он и что такое я. И пришла к мысли, что пора себя «доставать» изнутри. Говорят же, что после 40 лет ты сам отвечаешь за свою внешность. Наверное, что-то в этом есть.

Л.Г.: — Я помню вас с Даниилом Даниловичем — вы всегда были очень красивая пара!

К.П.: — Конечно же, общение с ним зарядило меня. Он меня всегда прихваливал. Безумно страдал, когда при нем говорили, что он сделал этот музей, а не я. Бросался на людей невероятно! Хотел, чтобы меня хвалили. А потом — как память о нем. Он для меня живой. Я никогда не могу сказать «вдова», всегда говорю «жена»...

Л.Г.: — Я очень хорошо помню, как Даниил Данилович говорил, что Кира — его самая лучшая ученица. Спасибо вам огромное за вашу профессиональную и человеческую щедрость от всех сотрудников Музея Булгакова.

СПРАВКА «Дня»

ПИТОЄВА-ЛИДЕР Кира Николаевна родилась в Киеве в 1939 году. Окончила Государственный университет театрального искусства и телевидения им. Карпенко-Карого. С 1963 года работала в Государственном музее театрального, музыкального и киноискусства Украины, занимая должности от младшего научного сотрудника до заместителя директора по научной работе. Соавтор концепции основной экспозиции музея (вместе с А.Драком и Г.Галабутской), автор притеатральных музеев, музеев театральных деятелей и многих выставок, среди которых — первая в Украине, посвященная Лесю Курбасу, в 1987 году. С 1960 года публиковалась в газетах и журналах («Культура і життя», «Український театр», «Театр» и др.) по вопросам театроведения, музееведения, сценографии. Член Союза журналистов СССР, со временем — Украины, член Союза театральных деятелей Украины (лауреат премии им. Меженко), преподаватель кафедры театроведения Университета театрального искусства (предмет «Театрально-декорационное искусство и сценография»). С 1989 года по сегодняшний день работает в литературно-мемориальном музее М.Булгакова. Автор научно-художественной концепции музея (Свидетельство УЗАПУ № 8244), автор проектов и выставок в Киеве, Москве, Страсбурге, Париже. Составитель книги «Необыкновенные приключения доктора», принимала участие в издании книги «Весь Булгаков», публикуется в специализированных изданиях по вопросам булгаковедения, работает над новым вариантом путеводителя музея М.Булгакова. Награждалась грамотами и благодарностями министерства культуры Украины. Заслуженный работник культуры Украины. В 2013 году приглашена театром им. И.Франко для создания притеатрального музея театра.