«Моим самым большим желанием было сделать правдивую историю»

Режиссер Вацлав МАРГОУЛ родился в Праге в 1960. Дебютировал с криминальной комедией «Хитрый Филипп» (2003). Следующий фильм «Тобрук» (2008) — о чешском батальоне, воюющем в составе британской армии в Северной Африке во время Второй мировой.

На работу над экранизацией романа польско-американского писателя Ежи КОСИНСКОГО ушло 12 лет. На родине автора первоисточника отказались финансировать проект: «Раскрашенный птенец»  считается «антипольским»; кроме того, уверения Косинского, что в книге описаны реальные события из его детства, были разоблачены как ложь. Впрочем, Маргоулу удалось добиться согласия на участие в съемках известного шведского актера Стеллана СКАШГОРДА. С таким именем удалось привлечь и других звезд — Харви КЕЙТЕЛЯ, Удо КИРА, Джулиана СЭНДЗА, Барри ПЕППЕРА. Громкие имена обеспечили бюджет, в который вложилось и украинское Госкино 9,6 миллионами гривен.

Претензии польских ревнителей и к роману, и к фильму необоснованы: происходит в условной восточноевропейской стране, а герои разговаривают на интерславике — искусственном языке вроде эсперанто, созданной на основе всех ныне существующих славянских языков. Что же касается сюжета, то он в первую очередь правдоподобен с точки зрения литературы — и именно как литература должен рассматриваться.

«Раскрашенный птенец» — фильм черно-белый и непростой. Главный герой — 12-летний еврей Йоська (Петр КОТЛАР), время — Вторая мировая война. Родители отправляют мальчика в деревню, пытаясь уберечь от преследований, однако тетка, опекавшая его там, неожиданно умирает, а ее дом сгорает. С этого момента начинается жуткая Одиссея юного протагониста по враждебному миру, в котором превыше всего лишь право сильного. Персонаж Котлара путешествует условным восточноевропейским краем: деревянные дома, домотканые одежды, нищие деревни и местечка, дикие предрассудки. Кроме местных, действуют еще и немцы, красные партизаны (иногда не лучше немцев), банды казаков-нацистов, советская армия. То, что взрослые делают с ребенком и друг с другом, вполне соответствует уровню озверения, присущие войнам на уничтожение. К тому же в отношении к евреям это зона тотальной опасности, так что решение отстранить национальные черты с помощью интерславика представляется единственно верным. В целом «Раскрашенный птенец», разбитый на 8 глав, напоминает роман по структуре и развитию сюжета. Да, собственно, это и есть роман воспитания — очень хмурый, жестокий, но все же с твердой нотой надежды и любви в финале.

Мировая премьера фильма состоялась в основном конкурсе 76 Венецианского фестиваля. Часть шокированных зрителей ушла задолго до финальных титров, однако на успехах картины Маргоула это не отразилось. Сегодня «Раскрашенный птенец» отмечен номинацией на «Оскар» в категории «международный полнометражный фильм», 10 наградами от Чешской киноакадемии, а недавно номинирован и на премию Европейской киноакадемии.

Вскоре после украинской премьеры пан Вацлав ответил на вопросы «Дня».

АВАНТЮРЫ

— Как вы пришли в кино?

— С самого начала?

— Ведь ребенок не мечтает сразу стать режиссером, это, наверное, более взрослое решение.

— Все началось, когда мне было 6 лет.

— 6 лет!

— Именно так. У меня в детсаду был хороший друг Питер. Всем детям полагалось обязал спать после полудня, но мы имели столько энергии, что спать не могли. Просто лежали, и Питер сказал: «Я слышал, что в местном кинотеатре идет классный фильм». Я спросил: «Какой?» Он ответил: «Виннету». Тот самый знаменитый ГДР-овский вестерн. Хотите верьте, хотите — нет, но мы убежали. Вылезли через окно и пошли в кино. Я впервые оказался в кинотеатре. Мы посмотрели фильм три раза подряд.

— Как вам это удалось?

— Прятались под креслами в зале. Уже вечером полиция нашла нас. Я не имел представления о том, что происходит. Мой отец меня, конечно, любил, но так избил, что я не мог сидеть 3 недели. Но, в любом случае, я был поражен увиденным. Поэтому в 14 лет без колебаний вступил в специализированный колледж, где изучал кинопродюсерство, затем продолжил обучение в киноакадемии FAMU в Праге. Я не изучал не сценарное дело, не режиссуру, а именно продюсерство. Я люблю организовывать. Поэтому работал продюсером в театральных труппах, провел 6 выставок подпольного искусства.

— А официальная работа у вас была?

— Только 1,5 года на государственной студии «Баррандов», но я настолько ненавидел работать над советскими пропагандистскими фильмами, что ушел с работы и стал фрилансером. На меня смотрели как на сумасшедшего. Я не подписывал «Хартию 77», но Вацлав Гавел был моим другом, и я знал многих людей его круга. А после Бархатной революции так случилось, что я во вновь начал работать на «Баррандов». Причем директором. Руководил 7 лет.

— Что это за опыт?

— Очень тяжелый. Потому что в начале 1990-х киноиндустрия развалилась, а студии грозило банкротство. 2700 работников, 35 фильмов в производстве и ни копейки денег. Мне пришлось уволить 1800 человек. Остановить производство. Мы боролись за выживание каждый день. Не было денег, чтобы купить уголь. Максимальная температура в помещениях — не выше +17.

— И как нашли выход?

— Здесь надо кое-что пояснить. «Баррандов» имел некоторое преимущество еще при коммунистах, поскольку получала от правительства 200 млн. крон дотаций в год и предоставляла услуги для западногерманских кинопроектов по очень низким ценам. «Бавария Фильм» регулярно снимали у нас, а иногда и американцы. Например, на «Баррандов» сделаны большие голливудские проекты «Мост в Ремагене», «Бойня №5», «Йентл» с Барброй СТРЕЙЗАНД и, конечно, важнейшая лента той эпохи — «Амадеус» Милоша ФОРМАНА. Но было совершенно очевидно, что мы должны уделить внимание американскому и британскому рынкам, потому что немцы после падения Стены переориентируются на «Бабельсберг» в Берлине. Поэтому мы провели большую промо-кампанию в США. Как следствие, в 1992 к нам пришел «Дисней» с первым большим проектом «Дети свинга». На следующий год мы уже имели прибыль. Так что «Баррандов» выжила. А в 1997 я покинул студию и основал собственную продюсерскую компанию. С тех пор работаю только на себя. Мой первый фильм — «Хитрый Филипп», пародийная комедия по книге Рэймонда Чандлера. Причем сначала я написал пьесу для театра и только потом сценарий.

ДОБРО, ЛЮБОВЬ И НАДЕЖДА

— Чем вас привлекает тема войны? Два ваших последних фильма о ней.

— Да, «Тобрук» — классическая военная драма, инспирирована книгой Стивена Крейна о Гражданской войне в США. Молодой человек идет на фронт и думает, что станет героем, но война ломает его. Многие фронтовые драмы утверждают: война — это ад, но ад может быть забавным. Бравые ребята, сражаются против немцев или кого-то другого, все они герои, да, ад, но замечательный ад. Но война — трагедия для всех. И поэтому я не сниму военный фильм вновь. Поскольку все, что я чувствовал по этому поводу, вложил в «Тобрук». А «Раскрашенный птенец» — не военная картина. Война там проходит фоном. Это также не фильм о Холокосте. Это история вневременная и универсальная.

— Именно поэтому вы выбрали книгу Косинского для экранизации?

— Один друг дал мне «Раскрашенный птенец» со словами: «Ты должен это прочитать». Уже на пятой странице я убедился, что это исключительная литература. Каждое предложение давало мне пищу для воображения — лучшее, что может быть для кинематографиста. Каждая фраза была картинкой и пробуждала мою фантазию. Очень редко такое бывает.

Когда я закончил чтение, то имел столько вопросов и ни одного ответа. Почему Бог создал людей? Почему мы делаем то, что делаем? Насколько опасно быть иным? Что такое Бог? Существует ли Он вообще? Что такое зло? Надо ли понять зло, если ты собираешься воевать против него? Я и сейчас думаю о них. Но, как и в книге, я не даю ответа. Вы должны сами решить, что хорошо и что плохо.

— Но вы же имеете представление, о чем эта история?

— О добре, любви и надежде. Насколько важна надежда, когда тебе кажется, что ты ее утратил. Насколько важна любовь, когда вокруг ненависть. И насколько важна даже маленькая частичка добра, когда сталкиваешься со злом. «Раскрашенный птенец» основан на этих принципах, и поэтому я выбрал слоган для проката: «Свет виден только в темноте».

— Самого Косинского обвиняли во лжи — так как он выдал вымышленный сюжет за свою реальную биографию. Вам это не мешало?

— Ни в коем случае. То, что он лжец, было понятно с самого начала. Когда я сталкиваюсь с этими вопросами, особенно в Польше, где к Косинскосу относятся крайне негативно, считая, что он против Польши, то всегда говорю: «Это ваша проблема, не моя. Мне интересна только книга, а не Джозеф Косинский». И еще один странный аргумент: если он врет и это художественная литература, то это плохая литература. Но, позвольте, то же можно сказать тогда об «Отверженных» Гюго или «Капричос» Гойи.

ЯЗЫК

— Зачем вам понадобилось черно-белое изображение?

— Моим самым большим желанием было сделать правдивую историю. Чтобы ей поверили. И однажды летним днем в Польше, в Бескидах на локации, среди зеленой травы, под голубым небом и ярким солнцем я понял, что цвет повредит моей картине. Сделает ее фальшивой. Мне кажется, что ту же проблему решал Спилберг, снимая «Список Шиндлера». В цвете он был бы намного хуже. То есть я использую такую гамму не ради какого-то особого артистизма.

— Почему вы сделали интерславик основным языком фильма?

— Первая причина — от Косинского. Он в прологе отмечает, что эта история происходит где-то в Восточной Европе. Вторая — местные говорят каком-то особом славянском языке. Каком именно? Третья — важно остаться честным. Персонажи творят ужасные вещи. И это не про поляков, чехов, словаков, украинцев. Это о нас. В конце концов я открыл Гугл — Большого Брата, как я его называю — и ввел в поиск «славянский эсперанто». О Боже, он, оказывается, существует. Так что любая нация может ассоциироваться с этим жестокими крестьянами. Но и с хорошими людьми тоже.

— Трудно было научить актеров говорить на интерславике?

— О да. Не чехов, словаков или поляков, конечно. А вот Сэндза как британца и Кейтеля как американца — ох... Они проделали огромную работу. Кейтель имел больше диалогов, так что мы дали ему языкового тренера, и во время съемок он носил наушник для коррекции. Но он действительно молодец.

ПРОЦЕСС

— Кстати, о звездах. Как вам удалось привлечь Скашгорда, Удо Кира, Харви Кейтеля, Джулиана Сэндза?

— Почему-то думают, что они у меня сыграли, поскольку я хотел прославиться. Нет. Когда я писал сценарий, то сказал себе: «Вацлав, ты написал бестселлер! Зачем ограничиваться только чешскими или словацкими актерами?» Первым стал Скашгорд. Кто лучше всех сыграет старого немецкого солдата?

— Вы были знакомы?

— В 1985, здесь в Праге, я однажды получил звонок из Стокгольма. Звонил мой коллега-кинокритик: «Ты свободен в следующий уик-энд? У меня есть друг, неизвестный шведский актер. Его зовут Стеллан Скашгорд. Он приезжает в Прагу. Не мог бы ты показать ему город?» Стеллан приехал, и мы посетили множество пабов, арт-галерей, выставок современного искусства. В субботний вечер мы так напились, что подрались с какими-то 3 или 4 хулиганами, которые пытались на нас наехать.

— И чем все закончилось?

 — Мы победили, потому Стеллан реально очень большой парень. Он увез с собой множество воспоминаний об этих двух днях. А в следующем году снялся в «Рассекая волны» Триера. Дальнейшее вы знаете. Мы 25 лет не общались, я только наблюдал, как он становится все большей звездой. И вот я узнал через общего знакомого его мобильный и написал сообщение: «Привет, это я, Вацлав. Прага, 1985. Помнишь?» Он перезвонил мне через 3 минуты: «Вацлав, конечно, я снимусь у тебя, но у меня только одно условие: хороший сценарий». Сценарий понравился. Верьте или нет, но ежедневный гонорар Стеллана составлял всего 100 евро.

— Да ну!

— Он мне сказал: «Этот фильм просто должен существовать. Ты должен его снять. Потому что на рынке не хватает таких фильмов. Я тебе помогу». И когда я вел переговоры с агентами других известных актеров, они, конечно, спрашивали: «Кто следующий?» — «У меня уже есть Стеллан Скашгорд». — «Правда? Отправьте сценарий». И все, начиная с Стеллана, знали книгу Косинского.

— Каков ваш метод работы с актерами — в том числе со звездами? Общий для всех или индивидуальный с каждым?

— Общий и означает индивидуальный. Это всегда индивидуальный подход к актеру. Встречаться и говорить, говорить, говорить. Анализировать персонажа. Если вы схоже думаете о том, кем является ваш герой, то это работает. И вам не нужно их слишком много поправлять. Главное — доверять друг другу и понимать друг друга. Я актерам всегда показывал то, что я снял накануне, 20-минутные фрагменты на большом экране, чтобы они видели, как я думаю, что хочу сказать. Это было партнерство, а не диктаторская режиссура.

— Как вам работалось в Украине?

— Нелегко. Не из-за людей — украинская часть команды в профессионализме ни в чем не уступала чешским коллегам, я даже не ожидал. Проблемой стала локация. Мы снимали 5 недель в Сваловичах, на северо-востоке Волыни. Это было так депрессивно. Большинство местных не имело работы. Мужчины пили беспробудно с утра до ночи. Только женщины на полях. Я не видел ни одного трактора, пашут с лошадьми. У них нет денег. Иметь корову для них жизненно важно, потому что молоко в магазине слишком дорого. Ужасно. Вся молодежь уехала в Луцк или Львов. Остались только старики и алкоголики. Никто о них не заботится. Если автомобиль раз в день проедет по дороге — это событие. Я всегда говорю, что Украина — это две страны. Первая — крупные города, люди говорят на украинском, есть инфраструктура, вторая — вот такие села, как Сваловичи.

Но, хотя локация была непростая, для фильма она критически важна. Потому что она мне дала представление обо всех остальных локациях, которые мы искали после этого. Я очень надеюсь, что эти люди когда-нибудь будут жить лучше.

ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС

— И в «Торбуке», и в «Раскрашенном птенце» протагонисты — евреи во время Второй мировой войны, то есть по определению — чужие, отвергнутые. Почему эта тема отверженности столь важна для вас?

— Я не еврей, но мой дед был евреем. Часть нашей семьи погибла в Треблинке. Так что это очень чувствительный вопрос. Для меня одна из самых тяжелых сцен в «Раскрашенном птенце» — та, что снята в вагоне, везущем евреев в концлагерь. Когда я это снимал, то видел не героев, а своих родных. Прерывал съемки на целый час, потому что плакал.

— В вашем фильме немало таких тяжелых моментов. Насколько в целом жестокость и насилие необходимы в авторском кино?

— Хороший вопрос. В чем преимущество «Раскрашенного птенца»? Эпизоды насилия в нем правдоподобны. Люди видят гораздо больше грубости в голливудских фильмах. Герои стреляют друг в друга все время, и никого это не волнует. Почему? Потому что это сказка, развлечение. Людей всегда завораживало насилие. Здесь, в Праге, в Средние века практиковались публичные казни на площадях. В XV веке казнили по 5 человек в день. Пражане от мала до велика шли на площадь — посмотреть. Настоящий праздник — вместо театра или шопинга. Теперь всех казнят по телевизору. А зрители так же увлечены. Но в телевизоре — сказка, развлечение, неправда. А в «Раскрашенном птенце» все правдоподобно. Даже если я снимаю насилие очень сдержанно. Сцена, где мельник берет ложку, чтобы вырвать глаз у своего молодого помощника — вы это видите? Конечно, нет. Я не показываю сам момент увечья: камера за спиной у жертвы. У Тарантино вы такие вещи видите крупным планом — как развлечение. В «Раскрашенном птенце» вы не видите, как женщину убивают на лугу бутылкой. Здесь снова работает только ваше воображение. Зрители проецируют эту сцену на себя, на свой жизненный опыт. Проектирует настолько далеко, насколько могут. Так что насилие в моих фильмах гораздо правдоподобнее и тяжелее, чем в Голливуде, потому что это ментальная проблема, а не визуальная.

Один из важнейших фильмов в моей жизни — «Иди и смотри» Елена Климова. Это одна из причин, почему я взял Алексея Кравченко в «Раскрашенного птенца»  — чтобы показать уважение к Климову. Так вот «Иди и смотри» именно правдоподобный фильм в том смысле, в котором я говорил.

АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИЯ

— Каковы ваши режиссерские планы?

— «Раскрашенный птенец»  полностью изменил мою жизнь. Все началось в прошлом году в Венеции, когда нас отобрали в главный конкурс, чего не случалось с чешскими фильмами 27 лет. Получить столько наград, посетить 60 фестивалей, попасть в шорт-лист «Оскара»... САА, или Creative Artist Agency в Лос-Анджелесе предложила мне агентские услуги. Как следствие, я готовлюсь к съемкам драмы по первому сценарию, написанному не мной — о сенаторе Джозефе Маккарти. Об этом лжеце, демагоге, манипуляторе, послужившем, скажем так, вдохновением для Дональда Трампа. Это большой вызов для меня — я никогда не снимал в США. Сейчас пока работаем над сценарием и подбором актеров, который будет звездным. Надеюсь, в следующем году приступим к съемкам. Но проект не вполне под моим контролем, продюсер может отказаться в любой момент.

— Все равно это настоящий прорыв. Снимать в Голливуде...

— Мне 60 лет. Я не наивен. Это уже не тот случай, когда мне предложили снимать в Америке, и я кричу: «Вот это да, ура!» Просто еще один шаг в моей жизни. Самой большой амбицией остается одно — сделать хороший фильм, и все. В США, Франции или Украине, но я должен чувствовать острую необходимость снять его.

— Напоследок: есть ли у вас хобби вне кино?

— Люблю спорт, играю в волейбол и футбол, катаюсь на лыжах, гуляю в горах. А еще я имею автомобиль времен Второй мировой — американский джип. Выпущен в 1944. И до сих пор на ходу.

— Ух ты.

— Каждые 5 лет мы с семьей ездим в Нормандию, на место высадки союзников, в моем джипе, с тысячами других людей. Едем вдоль этих пляжей. Это бесконечная история.