24-я экспедиция украинских ученых в Антарктиде на станции «Академик Вернадский» стала особой: впервые за последние 23 года станция получила средства на капитальный ремонт и модернизацию — около 1,5 миллиона долларов. При этом в последней сезонной экспедиции, когда проводили исследования во время антарктического лета в феврале-апреле 2019 года, на станции находилось рекордное количество ученых.

К исследованиям в Антарктиде растет интерес — как у ученых, что показал последний конкурс перед экспедицией, так и в обществе. Что удалось сделать на станции в течение последнего года, какие важные исследования там проводятся, какая практическая (и непрактическая) польза налогоплательщикам от деятельности «Академика Вернадского» в Южном океане и каковы планы у ученых на ближайшие годы? Об этом «День» расспросил и.о. директора Национального антарктического научного центра МОН Украины Евгения ДИКОГО.

БРИТАНСКИЙ СТАНДАРТ

— Пан Евгений, расскажите, пожалуйста, что удалось сделать на станции «Вернадский» за средства, которые в бюджете страны заложили на этот год?

— Фактически впервые с того времени как станция «Академик Вернадский» принадлежит Украине, а это более 23 лет, выделены средства на модернизацию и реконструкцию. До этого они выделялись единственный раз — на строительство нового топливного бака, это было жесткое требование британской стороны при передаче станции.  Но построили так, что в программе работ в этом сезоне был его ремонт, к счастью, он выполнен успешно — в ближайшие десять лет можем быть за него спокойны.

Все это время Украина не вкладывала средств в модернизацию и реконструкцию станции. Мы просто использовали то, что подарили британцы, — качественно продуманную по проекту и качественно оснащенную станцию, при этом к каждому из механизмов был по меньшей мере тройной ремонтный комплект. То есть подход был такой, какому нам еще учиться и учиться. Например, дизельгенераторные установки, которые  работают последнюю зимовку, были поставлены в 1980 году, а опреснитель воды — с 1986 года (к счастью, в этом сезоне он заменен новым). И это для меня был стандарт.

МОДЕРНИЗАЦИЯ РАССЧИТАНА НА ДВА СЕЗОНА

— Сейчас мы закупали, по возможности, у тех же производителей проверенные бренды — чтобы работали с запасом, — продолжает Евгений Дикий. — Модернизация рассчитана на два сезона. На миллион долларов уже все закуплено, но еще не все приехало. Например, новейшие генераторные установки делаются под заказ — наши уже сделаны в Швеции, и в следующем сезоне мы будем ставить их на станцию.

Часть техники — в промежуточном состоянии. Например, котлы отопления. Мы успели завезти их на станцию, но рисковать подключать их посреди зимы не хотели. Будем подключать в начале летнего сезона — в декабре.

Помимо систем жизнеобеспечения также модернизировали парк приборов, в частности наша метеорология перешла из ХХ века в ХХІ, и теперь метеоролог не вынужден каждые три часа выходить на площадки, чтобы брать показания нескольких десятков приборов. Сейчас мы имеем полностью автоматическую станцию, которая в онлайновом режиме передает данные не только в кабинет метеоролога на станции, но и параллельно к нам на материк.

Существенно обновили одну из главных лабораторий станции — магнитометрическую. Дело в том, что одна из причин, почему человечество тратит средства на исследование в полярных регионах — это возможное  исследование магнитного поля земли: на полюсах Земли магнитные линии приближаются к поверхности планеты, и мы их можем измерять. Поэтому магнитометрия — одна из существенных задач станции «Вернадский». Обновили и парк магнитометров — поставили новое поколение. Кстати, можем гордиться: лучшие в мире магнитометры делает Львов, американцы для NASA покупают именно их.

Но всю модернизацию за эти средства сделать невозможно — будем просить средства еще на ее завершение. Надеюсь, что и правительство, и Верховная Рада к этому отнесутся с пониманием. Нужно вложить еще хотя бы столько же, и тогда следующие десять лет можно будет заниматься наукой, а не станцией.

В частности, очень нуждается в обновлении наш малый флот — парк наших  моторных лодок и катеров, и в целом все транспортные логистические средства, начиная со снегоходов. Единственное, что мы сейчас обновили — это лыжи.

Надеюсь, Рада нас услышит, как услышала в прошлом году. Хочу поблагодарить депутатов, которые проголосовали, и персонально министра Лилию Гриневич (образования и науки. — Ред.) и Оксану Маркарову (финансов. — Ред.) — без их персонального участия ничего не было бы. На модернизацию базы в 2018 году в бюджете было 15 миллионов гривен, и в декабре добавили почти миллион долларов. Сегодня нужно еще хотя бы миллион долларов.

«МЫ НАЧАЛИ АКТИВНО СОТРУДНИЧАТЬ С УКРАИНСКИМ БИЗНЕСОМ»

— Возможно, удалось договориться с частным бизнесом?

— Одно из новшеств в этом году — мы начали активно сотрудничать с украинским бизнесом в двух плоскостях. Первая — как с донорами. Хотел бы отметить ІТ-компанию MacPaw, которая работает на международном рынке и занимается благотворительностью: она закупила нам компьютерное оборудование на 27 тысяч долларов. Мы за это очень благодарны.

Второй вариант — как с поставщиками: если есть украинский товар достаточного качества, мы  покупаем именно украинское. Так, 24-я экспедиция, которая сейчас зимует в Антарктике, — это первая экспедиция, которую мы полностью (от носков, ботинок, лыж и до защитных очков) укомплектовали вещами от украинских производителей. Обувь и одежду нам предоставили достаточно молодые компании, которые работают на ООС, а в мирной жизни выпускают туристическое снаряжение. Все они нам или дали скидки, или подарили. Но ждут через год подробных отчетов, как их изделия показали себя в полярных условиях.

Мы считаем, что это — часть сотрудничества с обществом. Ведь то, что Украина — в Антарктиде, говорит о принадлежности к определенному элитному клубу. И если на это уже тратят средства налогоплательщиков, мы должны брать из этого максимум пользы — не только научной, но и политической, культурной, сугубо бизнесовой.

ПОЧЕМУ ВАЖНО ПОСЧИТАТЬ КРИЛЯ

— Как модернизация повлияла на научные исследования? Чем они интересны и полезны для человечества в целом и украинцев в частности?

— В контексте модернизации скажу, что в этом году мы превратили комнату биологии в биологическую лабораторию — разница принципиальная. Раньше там был, как максимум, хороший микроскоп, а теперь в ней мы можем выполнять полный цикл работ вплоть до выделения и очистки ДНК и РНК.

Вообще биологическая программа занимает большую часть исследований и выполняется преимущественно летом, потому что зимой у биологов работы немного. На сезоне работала большая группа биологов, их исследования охватили всю пищевую цепочку океана, начиная с  вирусов и заканчивая китами. Соответственно, на каждую ступень цепочки был свой специалист. Мы в настоящий момент объединяем эти исследования в единую модель — чтобы спрогнозировать, как будет реагировать эта океанская система на процесс  потепления, а также на процесс закисления вод мирового океана. Ведь раньше это были такие водные массы, которые тысячелетиями не менялись, но в результате деятельности человека начались достаточно стремительные изменения.

Что касается прикладного значения, то сегодня в Антарктике, в Южном океане, Украина ведет активное рыболовство. Это четыре компании (около 200 рабочих мест), и, кстати, налоги с этих рыболовецких компаний — это суммы, сопоставимые с годовым бюджетом нашей антарктической программы. Сегодня существуют серьезные проекты расширения  этого бизнеса — в первую очередь это касается вылова криля (антарктической креветки). Она считается наиболее недовыловленным живым биологическим ресурсом на планете. Но идут жесткие дискуссии между рыбаками и экоактивистами: активисты говорят, что криль скоро исчезнет и пингвинам и китам ничего будет есть, а рыбаки говорят, что, наоборот, — криль есть в таком количестве, что лови, не перелови. На самом деле никто не оперирует цифрами.

Посчитать креветку в море — задача очень нетривиальная, и с научной точки зрения — непростая. Эти работы только начались с декабря прошлого года: это большая международная съемка, в которой были задействованы суда шести стран. Мне очень приятно, что Украина — одна из них. Мы месяц работали на борту траулера «Море Содружества». Конечно, это не специализированное научно-исследовательское судно, но все же это лучше, чем отсутствие судов. Потому что свои научно-исследовательские суда в Антарктике Украина в последний раз использовала в 2001 году. С этого времени — они полностью утрачены. Компания-судовладелец на свои средства оборудовала на судне целый комплекс автоматизированных измерительных приборов, так называемый «ферибокс», это последнее слово океанографии, и это также хороший пример партнерства науки и бизнеса.

Теперь мы будем сводить полученные данные вместе с зарубежными коллегами — будет несколько международных семинаров, и, возможно, через один-два года к вопросу криля мы будем подходить не эмоционально, а с цифрами в руках.

«МЫ — НА СТРАЖЕ ОЗОНОВОГО СЛОЯ»

— Уверен, что все слышали о таком явлении, как озоновые дыры. Но немногие знают, что само явление озоновых дыр открыто именно на нашей станции. Конечно, это еще была британская станция «Фарадей». В далекие 1970-е годы на этой станции поняли, что с озоном происходит что-то странное, и с этого началось большое научное расследование этого явления, а затем были приложены огромные усилия для принятия международных договоров, которые запретили фреон и другие вещества, которые разрушают озоновый слой. Все это время «Фарадей» изучал, как меняется озоновая дыра.

Теперь мы измеряем, действуют ли эти многомиллиардные мероприятия, проведенные мировым сообществом: день, ночь, снег, не снег — ровно восемь раз в сутки через каждые три часа проводятся измерения озонового слоя. Это такая вахта, и это — наш серьезный вклад в мировую науку, потому что эти долгие наблюдения, начатые британцами, даже в самые тяжелые времена Украина ни разу не перерывала. Это одна из причин, ради чего мы держим, собственно, зимовочную станцию, а не только летний сезон.

Почему там стоит зимовать? Ради озона, магнитных полей и ради климатических наблюдений — это три момента, которые нуждаются именно в круглогодичной станции. В биологии 90% работы проводится за летний сезон, в геологии — 100%, потому что геологам нужно то короткое время, когда где-то сходит снег. Что касается геологов, то наша команда геологов в этом году впервые нашла в нашем районе осадочные, а не вулканические, породы. Это очень важно для прогнозирования  возможных залежей ископаемых.

В этом году в небе над станцией и окраинами летали пять дронов — два самолетика и три коптера. Они выполняли самые разнообразные задачи, начиная со съемки немногочисленной суходольной растительности и заканчивая ледниками. В этом году наши ледники измерены и взвешены: с помощью дронов и лазерной фотограмметрии сейчас строятся их подробные 3D-модели — так мы можем высчитать их вес и объем. В то же время на земле другие специалисты вручную на лыжах таскали с собой георадар, который просвечивал середину этих ледников. Теперь мы эти данные комбинируем вместе.

Дело в том, что таяние ледников — это один из ключевых элементов в процессе глобального потепления. Таяние ледников происходит в результате потепления, но в то же время талая ледниковая вода влияет на то, как это глобальное потепление развивается. Мы должны прогнозировать, как быстро они будут таять, как это повлияет на уровень моря, ход течений, и здесь мы приобщаемся к усилиям мировой науки, потому что каждый в «своем» регионе Антарктики пытается это мониторить.

Также мы впервые использовали специально разработанные нашими чешскими коллегами пробоотборники, которые позволяют определить в океанской воде стойкие органические загрязнители. Потому что даже в далекую чистую Антарктику, где своих источников загрязнения нет, попадает целый ряд веществ, которые мы используем в Европе и Америке. Их уже начали находить в тюленьем жире, тканях китов.

Таким образом, наши исследования — это часть глобальной мировой экологической кампании в борьбе с этими стойкими загрязнителями. Ожидается, что по результатам международных исследований ЕС может принять решение об их запрете, как это уже сделано с ДДТ (инсектицид, распространенное бытовое название — «дуст». — Ред.) и фреонами.

«НАИБОЛЬШАЯ НАГРУЗКА — НЕ ТЕМПЕРАТУРА, А ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ТЕМНОТЫ И ИЗОЛЯЦИИ ОТ ОСТАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ»

— Каковы особенности нынешних летнего и зимнего сезонов?

— Каждая украинская антарктическая экспедиция состоит из двух отрядов. Зимовочный  — это всегда фиксировано 12 человек, пять из них — доктор, повар, дизелист, механик и сисадмин — обеспечивают жизнедеятельность станции, остальные семеро являются учеными: два биолога, три метеоролога, включая озонометриста, и два геофизика. Из года в год у них — одинаковые задачи, и это самое ценное, что мы получаем от зимовочного отряда: непрерывные наблюдения.

Сезонный отряд — это другая картина: они приезжают на короткое антарктическое лето (самый знойный месяц — февраль). Это биологи и геологи, которым нужно за короткое время — когда вода там свободна от льда и когда сходит снег и появляется порода — взять максимум биологических и геологических образцов, чтобы работать с ними здесь, на материке, в лабораториях.

В этом году сезонный отряд был самым большим за последние два десятилетия (были еще большие сезонные отряды, когда Украина ходила своими кораблями). Сезон в этом году уже был полноценным, два месяца работали 26 человек: десять биологов, десять геологов и климатологов, а также шесть инженеров, которые занимались реконструкцией станции. То есть это были биологический, геологический и отдельный инженерный отряды.

— Чем отличаются условия работы ученых в летний и зимний сезоны?

— Я буду ломать стереотипы. Обычно, когда слышат слово «Антарктида», то представляют именно Южный полюс, эти марсианские условия, когда зимой — минус 80 градусов, летом — минус 30, абсолютная сухость. Такие условия — в восточной Антарктике, на центральном ледниковом куполе. Но Антарктика — это 10% площади планеты, она разная. Да, у нас абсолютно другие условия: мы — на наиболее «мягкой» части по антарктическим меркам, это  морская Антарктика. На пике летней жары прогревается до +5 (когда-то зафиксировали экстремальную жару в +10). Весна-осень — в районе нуля. Ночью температура опускается на 3-5 градусов. Зимняя стандартная температура — это -25-35 градусов. Это такие температуры, которые и в Украине зимой случаются.

Экстремально — другое. Это ветры до 40 метров в секунду, там они часто. Влажность — практически 100% все время, и это существенно влияет на восприятие температуры, потому что те же -20 при 100% влажности воспринимаются как -30. И очень много осадков: 270 дней в году где-то идет снег, мокрый снег или снег с дождем. Но самыми экстремальными являются не климатические условия, а то, что полгода — солнце, а полгода его нет: полярные день и ночь — то, что для нас необычно.

 На это все «накладывается» ледовая обстановка. Жизнь на станции «Академик Вернадский» резко разделяется на сезон и не сезон. Сезон — когда вода открыта и корабли могут подходить к станции — это два-три месяца в год, остальное время — когда станция закрыта льдом. В это время 12 человек не видят никого, кроме друг друга, при этом друг друга — практически круглосуточно. Психологически эта очень серьезная нагрузка, отличающаяся от привычной жизни на материке.

Но люди привыкают.  Это видно по тому, сколько заявок подается на третий, четвертый разы на зимовку. У нас на 24-й зимовке есть один рекордсмен из Харькова, для него это восьмая зимовка. Есть много ученых, которые прошли по четыре-пять зимовок. Когда мы объявляли последний конкурс на 12 мест зимовочного отряда в 24-й экспедиции, то думали, что придет по три-четыре заявки на место. Но получили на 12 мест 179 кандидатов! Мы отобрали тех, кто нам показался самым-самым лучшим, но буквально на каждую позицию было еще по два-три явно сильных кандидата. Думаю, что многие из тех, кто не прошел в эту экспедицию, смогут войти в следующую — если запал не пройдет.