Архивы и власть

«Путь, прекративший существование репрессивного режима, в значительной мере определяет будущее его архивов»

Международный совет архивистов

За годы господства коммунистического режима спецслужбами созданы миллионы томов документов. В них — не только внутренние механизмы деятельности репрессивной машины, но и судьбы миллионов людей, попавших под ее жернова. Тоталитарная власть тщательным образом оберегала эти материалы, скрывая их от общественности грифом «Секретно» и отделяя от мира толстыми стенами архивных хранилищ, доступ к которым имели лишь ее верные слуги.

В силу своих возможностей и обязанностей спецслужбы первыми получали сигналы о сбоях в системе власти. Во второй половине 1980-х анализ этих сигналов привел их к выводу о неизбежности развала режима. Поэтому чекисты готовились к этому, спасая прежде всего самих себя. Пиарщики КГБ пытались сформировать новое лицо советской спецслужбы: ее сотрудники принимали участие в процессах реабилитации жертв репрессий, поиске их захоронений, звучали заявления с резким осуждением прошлых тоталитарных практик. А между тем в архивах спецслужбы «зачищались» следы участия чекистов в преступлениях.

Похоже, они таки не смогли точно просчитать темп общественно-политических изменений, потому все уничтожить не успели. Особенно просчитались коммунистические спецслужбы стран Восточной Европы. Волна «бархатных революций» 1989—1990 гг. развернулась настолько быстро, что они не только не успели как-то ей помешать, но и не смогли уберечь от захвата ее активистами «святая святых» — архивов. Впоследствии полученные материалы стали основой для люстрации, которая позволили этим странам эффективно преодолеть тоталитарное прошлое и начать построение демократических обществ.

На поприщах СССР темп революционных изменений был медленнее, что дало возможность КГБ поработать значительно эффективнее. Самые радикальные изменения в конце 1980-х — начале 1990-х годов назревали в странах Прибалтики. Поэтому чекисты здесь быстрее, чем в других республиках Союза, начали массовый вывоз документов из опасного региона в Москву, а впоследствии, когда увидели, что не успевают с «депортацией», решили уничтожать их на месте. Но и здесь они не успели — значительное количество документов таки досталось новой демократической власти.

В Украине чекисты имели еще больше времени для «зачистки». Уничтожение архивов началось в 1990 году на выполнение приказа №00150. Впоследствии часть документов, вероятно, была вывезена в Москву последним руководителем местного КГБ Николаем Голушко. Архивы стали хорошим политическим «приданым» для него и позволили вскоре стать одним из руководителей, а в 1993 году даже шефом российской спецслужбы.

А в Украине между тем вспышка национально-демократического движения, которая привела к провозглашению независимости, начала спадать. Параллельно с ней понемногу угасали попытки быстро разобраться со своим прошлым. Инициатива относительно исключения чекистских архивов из подчинения современной спецслужбы, которая опиралась на специальный указ президиума Верховной Рады от сентября 1991 года, сначала начала буксовать, а впоследствии совсем «забылась». В итоге в «гражданские» архивы удалось передать лишь 1,5 миллиона дел на репрессированных советской властью, остальные и дальше оставались на попечении новой/старой спецслужбы.

Конечно, в сравнении со временами КГБ доступ к архивам СБУ в независимой Украине был проще. Однако говорить об их открытости не приходилось — исследователям и дальше чрезвычайно трудно было добраться до настоящих документов. Политическая ситуация в стране, руководство которой не готово было окончательно порвать с тоталитарным прошлым, способствовала закреплению неопределенного состояния полузакрытости/полуоткрытости архивов прежнего КГБ.

Состояние дел получило шанс измениться лишь после конца 2004 года.

Поскольку дальше в этой статье речь будет идти о событиях, в которых ее автор принимал непосредственное участие, в тексте появится изложение от первого лица. Поэтому — дальше о Помаранчевой революции и ее последствиях для архивов КГБ.

О том, была это революция или нет, будут дискутировать еще долго. В любом случае она дала шанс для осуществления целого ряда реформ, которые должны были изменить страну. Уже сегодня можно утверждать, что этим шансом украинцы воспользовались лишь в незначительной мере. Очевидно, из-за нехватки опыта в течение сотен лет мы не имели собственного государства, а поэтому не могли получить практику управления им. Более десяти лет независимости власть оставалась «чужой, преступной», поэтому большинство и в дальнейшем чуралось ее. Общественный сектор превратился в своеобразное «гетто», где вынашивались гениальные идеи спасения государства, которым никогда не суждено было воплотиться из-за нехватки смелости взять на себя ответственность. Интеллектуалы, преисполненные собственной возвышенности над представителями власти, блестяще упражнялись в ее критике, не направляя усилия на непосредственное изменение ситуации.

Все это чрезвычайно четко проявилось в 2005 году, когда активные граждане, исполнив свой долг на Майдане, дружно вернулись к собственным делам и делегировали управление страной новой/старой элите. Новая элита, потеряв общественный контроль, очень быстро стала работать по правилам старой, которая никогда не отходила от руля государства. Власть опять стала «чужой и преступной», а граждане опять получили возможность морального удовлетворения от ее критики. Круг замкнулся, революция свертывалась.

В 2005 году я, как и большинство граждан Украины, был убежден, что исполнил свой гражданский долг относительно страны, и с чистой совестью вернулся к любимому делу. Таким делом для меня всегда была история. В течение 2004 года, когда из-за активной общественной работы уже не было времени заниматься наукой, в голове вызревали интересные проекты, к реализации которых с увлечением взялся после Помаранчевой революции. Углубившись в более чем полувековое прошлое, я долгое время не замечал, что делается вокруг, как «новые» становятся хорошо знакомыми «старыми» и превращают достижения 2004 года почти в недоразумение. Холодным душем для меня стала работа в Архиве СБУ. Как оказалось, здесь ничего не изменилось не только в сравнении с 2004-м, а даже с 1991 годом. Постоянное и категоричное «нельзя» на запросы относительно доступа к историческим документам засвидетельствовало существование заповедника «кагэбизма». В привычной для общественно-активного научного работника манере я начал публично возмущаться (в статьях и интервью) тем, что СБУ хранит секреты несуществующего государства. В привычной для этой организации манере ее сотрудники предложили встретиться. На удивление, не было ни угроз, ни запугиваний, а только предложение подать собственное виденье работы архива. Для меня это был первый серьезный вызов: из привычной плоскости критики перейти к конструктиву. Подготовленные предложения попали на стол нового руководителя спецслужбы Валентина Наливайченко.

Результатом стало его приглашение перейти на работу в СБУ для воплощения в жизнь предложенного плана. Это был второй вызов, значительно тяжелее первого. Ведь нужно было перейти пусть от конструктивных, но слов к конструктивным действиям. Кроме того, среди научных работников существовало четкое предубеждение относительно возможной работы в органах власти как «бюрократических, бездарных, тупых». Это предубеждение множилось на десять относительно СБУ, а тем более в Западной Украине, где эта «контора» считалась совершенно «не нашей». Однако искушение пройти путь от идеи, лелеемой в течение длительного времени, к конкретным делам взяло гору. В конце 2007 года я дал согласие на «сотрудничество с СБУ», а точнее — на работу в СБУ. Сначала работал советником председателя Службы, а впоследствии — директором архива, который еще несколько месяцев назад я напрасно штурмовал, пытаясь получить нужную информацию.

Чтобы начать менять ситуацию, главные усилия в начале были направлены на изучение реального состояния. Разговоры с сотрудниками, самостоятельные наблюдения должны были сформировать картину того, как работает учреждение, а изучение законодательной базы — показать, на что оно опирается в своей деятельности. Очень быстро стало понятно: эти две плоскости часто даже не пересекаются — сотрудники скорее руководствовались тезисом «мы так всегда делали», чем посыланием на ту или другую законодательную норму. Поэтому менять в первую очередь нужно было стиль работы, а не законодательную базу. Тем более что в условиях перманентного политического кризиса надеяться, что наши законотворцы вдруг обратят свое внимание на юридические нормы в архивной сфере, было бы весьма наивно.

Новый стиль работы мог стать следствием формирования новых задач и целей учреждения. Главной целью было прежде всего «сохранение информации», часто даже путем ограничения доступа к ней тех, кому она крайне необходима. Корпоративная культура, созданная еще во времена КГБ, взращивала в среде сотрудников закрытость, определенную исключительность из-за доступа к данным, которых никогда не будут знать другие. Сама идея, что «наши секреты, которые мы ревностно оберегали десятки лет», станут общеизвестными, многих шокировала, возможно, даже унижала в собственных глазах.

Новой миссией архива стало «организовать как можно более простой доступ к информации». Ее необходимость обосновывалась как на национальном уровне — страна должна была открывать белые пятна собственной истории, так и на человеческом — каждый имел право узнать правду о себе и своих близких. Очевидно, новосформулированная миссия не сразу стала мотивировать к новым подходам в работе. Она заработала, когда сотрудники увидели первый эффект от своих усилий — страна заговорила об Архиве СБУ, благодаря которому много проблемных вопросов нашего прошлого предстали в новом свете. На архив посыпались тысячи запросов желающих выяснить судьбу родных и близких, репрессированных советской властью. Сотрудники начали делать маленькие открытия, находя уникальные документы о тех или других событиях нашей истории или открывая кому-то правду о судьбе его деда, бабки, отца, матери, брата, сына, дочери...

Это уже были не просто высокие слова о том, что Украина собственными глазами посмотрит на свою историю. Это были конкретные заплаканные глаза женщины, которая наконец через шестьдесят лет узнала о судьбе отца, которая сможет привести внуков на отысканное место захоронения их дедушки. Очевидно, не все получали от этого удовольствие. Его не могло быть у тех сотрудников, которые оказались в архиве после долгих лет работы в структурах, часто причастных к преступлениям системы. Однако они не сумели остановить изменения и... быстро ушли.

Для закрепления новых методов работы, развертывания ее новых форм необходимо было привлекать новых работников. И здесь опять пришлось столкнуться с синдромом украинской «властофобии» — способные к жесткой критике архива историки не особенно были готовы браться за то, чтобы сделать его другим. Тем более — что для этого пришлось бы рисковать своей «кристально чистой репутацией академического научного работника», примерив на себя вымышленное и удачно раскрученное российскими СМИ клеймо «специсторика СБУ». Тем более —за такую зарплату. Тем не менее, к работе приобщилась целая группа молодых людей, историков и администраторов, которые не только изменили лицо учреждения, а существенно расширили его функции.

Результат появился достаточно быстро. Отраслевой государственный архив СБУ начал меняться — это уже не только привычные хранилища и читальный зал, это — научный центр исследований, дискуссионная площадка, на которой периодически в рамках общественных слушаний обсуждаются те или другие актуальные исторические вопросы. Это уникальный электронный архив, сеть которого разбросана во всех областных центрах, Киево-Могилянской академии, Львовском национальном университете имени Ивана Франко, это электронные базы данных, которые позволяют отыскивать информацию за считанные секунды. Это открытый первый в Украине музей на территории прежней тюрьмы НКВД — КГБ (Национальный музей-мемориал жертв оккупационных режимов «Тюрьма на Лонцкого»), десятки подготовленных за неполные два года на архивных материалах книг, документальные фильмы, международные проекты с поляками, чехами, венграми, литовцами, латвийцами, израильтянами.

Во время реализации этих проектов нам неоднократно приходилось слышать: хорошо, что вы все это делаете, но это не функция СБУ. Мы это отлично понимали и именно поэтому подготовили целый пакет нормативных актов для передачи уникальных документов в отдельное учреждение и создания архива национальной памяти. Именно такие рекомендации постоянно слышали от наших международных партнеров, опыт которых изучали. Однако решение о передаче архива можно было принять только в форме закона или постановления Кабинета Министров. За два года у наших власть предержащих не дошли руки до решения этой для них вовсе не проблемы. Поэтому оставался выбор: с чистой совестью сложить руки, мол, «мы попробовали — нам не дали» и ничего не делать, или все же развернуть работу в рамках Архива СБУ. Мы выбрали второе.

Мы — это очень интересная и энергичная команда молодых людей — историков и тех, кто впервые в жизни попал в архив. Первые выискивали уникальные документы в архиве, строили на их основе свои исследования. Вторые делали эти открытия возможными, налаживая административную систему работы архива. Хочу назвать имена тех людей, без участия которых «архивная революция» 2008—2010 гг. была бы невозможной. Это прежде всего мой заместитель Алина Шпак, замечательные сотрудники Игорь Кулик, Татьяна Сергийчук, Марийка Шеремета, Вита Лошак, историки Александр Ищук, Александр Пагиря, Валерий Огородник, Владимир Ковальчук, Владимир Иванченко, директор музея «Тюрьма на Лонцкого» Руслан Забилый.

Наиболее показательным в деятельности архива стал процесс, известный как «рассекречивание» (официально — приведение грифов секретности документов в соответствие с действующим законодательством). И он был, наверное, самым тяжелым — здесь пришлось столкнуться как с психологическими проблемами (нежелание работать по-новому), так и с политическим давлением (опасение определенных сил относительно возможной люстрации). В конечном итоге рассекречивание стало даже элементом более широкого геополитического противостояния. Россия, которая активно восстанавливает свои международные позиции и вместе с тем во внутренней политике усиленно использует советский опыт, оказывала откровенное давление на Украину, последовательно разоблачавшую преступления коммунистического режима и его вождя (который в современной российской версии фигурирует как «эффективный менеджер»).

Как запустить рассекречивание, мы себе четко представляли. Еще как представители общественных организаций принимали участие в многочисленных экспертных группах и дискуссиях, изучали международный опыт, имели определенные наработки относительно изменений к законам о государственной тайне, информации, Национальном архивном фонде и других норм. Однако знать, как изменить закон, — это далеко не то же, что иметь возможность его изменить. И опять искушение сказать «мы сделали все, что могли» и оставить так, как было. Как в течение «надцати» лет в независимой Украине. Но было бы настоящее желание, а средства найдутся. И они действительно были в этом несовершенном законодательстве, которое мы рьяно пытались переделать. Тщательный анализ действующих законов засвидетельствовал: рассекречивание на их базе проводить не только можно, но и нужно.

Мы начали приведение архивной практики в соответствие с действующей законодательной базой — в Украине не действительны советские грифы «Секретно» или «Совершенно секретно». Ведь большинство документов, которые были тайными, не содержали информации, разглашение которой может нанести вред национальным интересам. В любом случае не могут быть государственной тайной документы, которые содержат информацию о нарушении прав и свобод граждан, а таких в нашем архиве с документами репрессий — свыше 90%.

Этого не делал никто в течение всех лет независимости, работая по принципу обычного права. Стартом открытия архивов стал Указ Президента Украины в январе 2009 года. Развернутая деятельность по рассекречиванию не была разрубанием гордеева узла (чего нам хотелось сразу), а лишь его скрупулезным развязыванием. Этот процесс оказался значительно более длительным, чем мы ожидали, но результативным. Резонанс вышел далеко за пределы Украины. Исследователи из других стран, изучавшие советское прошлое, получили в Украине доступ к информации, которого они не имели ни в одном другом постсоветском государстве. В конечном итоге, чтобы хоть как-то реагировать на нашу активную работу, пусть очень медленно, очень избирательно и тенденциозно, но начала показывать свои архивы и Россия.

Активная работа по открытию архивов КГБ была резко остановлена со сменой политической власти в Украине. Новый Президент Виктор Янукович прислушался к «просьбам» северо-восточного соседа. Поставленный им к рулю СБУ Валерий Хорошковский на первой же пресс-конференции заявил журналистам о свертывании рассекречивания, потому что «вся правда, которую нужно было открыть, — уже открыта». Почти сразу начались сокращения сотрудников архива — первым с должности директора уволили меня, впоследствии моего заместителя, а затем почти все тех, кто пришел работать со мной.

Осенью 2010 года новое руководство СБУ продемонстрировало хищный чекистский оскал, задержав в Киеве на вокзале директора музея «Тюрьма на Лонцкого» Руслана Забилого. Историка обвинили в «попытке разгласить информацию, содержащую государственную тайну». У него конфисковали компьютер и внешние накопители с копиями документов 1940—1950-х годов. Впоследствии провели обыск в музее, откуда забрали, кроме компьютеров, коллекцию видеоинтервью украинских диссидентов. Действия сотрудников СБУ были грубыми и нагло нарушали действующее законодательство. Очевидно, их целью было запугивание историков и общества в целом. Однако они забыли, что на улице был не 1937-й и даже не 1972-й. Начались активные общественные протесты как в Украине, так и за рубежом. Украинских историков своими петициями поддержал целый ряд их известных в мире коллег. В конечном итоге власть вынуждена была отступить — Забилого отпустили, вернув ему часть его материалов. Хотя в то время, когда пишутся эти строки, возбужденное в сентябре 2010 года дело «по факту подготовки к разглашению информации, содержащей государственную тайну», до сих пор не закрыто и новейшие чекисты при желании могут к нему вернуться.

Поэтому еще одна украинская революция, в этот раз маленькая архивная, войдет в историю как незавершенная. Хотя то, что произошло в 2008—2010 гг., не исчезло бесследно — за эти годы появилось много книг, написанных на основе материалов архива; они появляются до сих пор, ведь этот процесс невозможно остановить в одно мгновение. Украинцы увидели, какие уникальные документы хранят архивы КГБ, у них проснулся большой интерес к прошлому, который не остановить никакими запретами или ограничениями.

Эксперты международного совета архивистов, которые занимались архивами коммунистических спецслужб, утверждают: «Путь, прекративший существование репрессивного режима, определяет в значительной мере будущее его архивов». То, что делается сегодня в Украине с архивами, — дополнительное свидетельство того, что репрессивный режим не прекратил окончательно свое существование после падения СССР и сейчас пытается взять реванш. Попытки нынешней власти скрыть преступления советской системы непосредственно связаны с ее попыткой использовать в настоящем позорные практики тоталитарного прошлого. Однако прошлые трагедии повторяются в современности лишь как фарс. Власть, которая пытается возобновить в стране советскую действительность, обречена. Благодаря архивам коммунистических спецслужб в Украине и мире знают достаточно много и о том, каким образом преступные режимы поднимаются на ноги и как этому противостоять.

Ведущий страницы «История и «Я» — Игорь СЮНДЮКОВ. Телефон: 303-96-13.

Адрес электронной почты (e-mail): [email protected]