Большая война за Дунаем

Болгарская кампания — это тот военный поход, в ходе которого князь Святослав поставил на кон свою жизнь, честь, славу («репутацию», как сейчас сказали бы) — одним словом, все. Есть очень интересная сцена, приведенная в «Истории» византийского хронографа Льва Диакона, современника описываемых событий (конец Х в.), автора достаточно объективного, хотя и конечно же сжатого рамками имперской идеологии. Лев Диакон описывает встречу Святослава и императора Византии Ионна Цимисхия (лето 971 г.), встречу, после которой два правителя, — полководцы должны были подписать мирный договор на не очень выгодных, однако не окончательно проигрышных для Святослава условиях (они были предварительно согласованы во время тайных переговоров представителей обеих сторон). Настоящий договор завершал почти трехлетнюю войну между Византией и Древней Русью — Украиной, в которой активное участие приняли и монархи Первого Болгарского царства (по сути, была создана Киево-болгарская антивизантийская коалиция, к чему мы еще вернемся). Следовательно, война завершена, Святослав поставленных целей практически не достиг, но и поражением Киева мирный договор тоже не назовешь. Встречаются два властителя.

Лев Диакон сосредоточивается на контрастном противопоставлении характеров и даже внешних образов Иоанна Цимисхия и Святослава: «Император Цимисхий в золотом вооружении, на кону, прибыл на берег Дуная в сопровождении большого отряда всадников в блестящих доспехах. Святослав приплыл по реке в скифской лодке и, сидя на веслах, подгребал наравне со всеми остальными без какой-либо разницы. Был он среднего роста, не очень высокий, не очень низкий; с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с выбритой бородой и с длинными усами, которые нависали над ртом. Голова у него была абсолютно лысой, только на одной стороне головы висела небольшая прядь волос, которые означали знатность рода (а сравните это с портретами запорожцев! Это к вопросу о том, какой является историческая наследственность Киевской Руси. — И.С.); шея у него толстая, плечи широкие и вся фигура достаточно стройная. Он казался мрачным и суровым. Одежда на нем была простой, такой, что ничем, кроме чистоты, от других не отличалась. Поговорив немного с императором о мире, сидя на скамье в лодке, он вернулся назад. Вот таким образом завершилась война греков с Русью...»

Да, это тот самый Святослав, о котором в «Повести временных лет» говорится следующее: «Когда Святослав вырос и возмужал, начал он собирать многих воинов храбрых. И легко ходил в походы, словно пардус (гепард. — И.С.), и много воевал. В походах же не возил с собой ни телеги, ни котлы, не варил мясо, но, тонко нарезал конину или говядину и поджаривал это на угле, так ел. Не было у него шатров, но спал, подстелив потник (покрывало. — И.С.), с седлом в головах. Такими же были и все его воины. И посылал в другие земли со словами: «Иду на вы». Это тот Святослав, вокруг фигуры которого уже свыше тысячи лет не утихают споры историков: кем был, собственно, тот князь: безрассудным, бездумным авантюристом (вспомним упрек ему же таки из летописи: «Ты, князь, ищешь чужой земли и за ней следишь, а свою землю покинул. А нас чуть не взяли в плен печенеги, и маму твою (княгиню Ольгу. — И.С.), и детей твоих (Ярополка, Олега и Владимира — будущего крестителя Руси. — И.С.). Если не придешь и не защитишь, то возьмут и нас. Неужели не жалко тебе Отчизны твоей старой матери, детей своих?», или же все-таки государственным деятелем, строителем Империи под названием Киевская Русь? И, возможно, именно государственническими рассуждениями, а не «авантюризмом», объясняются известные его слова к матери, княгине Ольге: «Не любо мне в Киеве, хочу сидеть в Переяславце на Дунае (современная дельта Дуная. — И.С.). Там середина земли моей, туда поступают все блага и с греческой (византийской. — И.С.) земли — золото, вина, разные плоды, из Чехии и из Венгрии — серебро и кони, с Руси — мех и воск, мед и рабы...»?

Дать ответ на этот вопрос, возможно, поможет как раз анализ Болгарской кампании  князя Святослава (968—971 гг.). Создается стойкое впечатление, что князь принял решение начать этот поход, руководствуясь не отчаянной смелостью авантюриста (или же, если угодно, победоносного рыцаря), а значительно более трезвыми военно-политическими и дипломатическими (возможно, даже геополитическими) рассуждениями. Действительно, посмотрим на расстановку сил на Балканах 60—70 годов Х века. Первое Болгарское царство, которое во времена царей Бориса и Симеона было достойным соперником Византии, не раз угрожало даже Константинополю, было политическим «центром тяжести» всех Балкан, ячейкой славянства и восточного христианства — в середине Х века медленно, однако неумолимо приходит в упадок. Здесь поневоле вспоминаешь о «роли личности в истории» — ведь нерешительный, аморфный, слишком «компромиссный» относительно Византии (которая никогда не мирилась с фактом существования независимого Болгарского государства!) преемник Симеона, царь Петр Короткий (927—969), который согласился заключить мир с Константинополем (преимущественно на условиях последнего) и даже женился на внучке императора Романа Лекапина, принцессе Марии, не был достойным преемником своего волевого отца.

КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ ПЕРЕД БОЕМ: ПОБЕДИТЬ ИЛИ УМЕРЕТЬ! ФРАГМЕНТ КАРТИНЫ ВЛАДИМИРА КОРНЕЕВА / ФОТО С САЙТА PERUNICA.RU

И это ни в коем случае не могло устраивать руководителя Киевской Руси. Святослав четко понимал, что «поглощение» Болгарии Византией несет явную угрозу тому государству, которое он возглавлял и которое желал сделать государством имперского типа (и немало сделал для этого). И здесь этот «сорвиголова», «рубака» и «авантюрист» применил достаточно сильное дипломатическое искусство. Начав переговоры с византийскими послами о якобы возможном совместном военном походе против Болгарии, Святослав в то же время тайно, ловко и быстро собрал войско из русичей, печенегов и даже венгров (уже упомянутый Лев Диякон назовет это «объединением варваров против империи»), молниеносно переправился через Дунай, вступил на территорию Болгарского царства и буквально заставил нерешительного царя Петра заключить с ним коалиционный антивизантийский союз (высказываясь современным языком). В наибольшие города и крепости Болгарии, включительно со столицей Преславом, были введены войска Святослава — для общей обороны против византийцев, чьи вооруженные соединения (и «пятая колонна»!) последовательно вытеснялись из страны. Вряд ли царь Болгарии (он умер в январе 969 года), как и его преемник Борис ІІ, с большой охотой пошел на такой союз — но что он мог сделать; Святослав уже показал свою силу. Его войско, к которому присоединились уже и болгарские воины, продвигалось вглубь Балкан, достигло уже пределов Фракии, создавая непосредственную угрозу для столицы Византии.

А тем временем ночью с 10 на 11 декабря 969 г. в своем дворце Вуколеон был зарезан людьми известного полководца Иоанна Цимисхия высокомерный император Никифор Фока. Трон занял Иоанн Цимисхий. В отличие от Никифора, Иоанн был действительно хорошим полководцем и умелым дипломатом (его отравила в 976 г. Феофано, бывшая столичная актриса, которая стала императрицей и согласилась убить двух своих мужей — императора Романа и Никифора Фоку. Убила она и Иоанна; Святослав погиб за четыре года до этого). Он начал срочно собирать боеспособное войско, чтобы отвести угрозу от Царьграда. В апреле 970 г. была битва под Аркадиополем, уже совсем близко от столицы империи, кровавая битва, где обе стороны понесли большие потери (византийским войском руководил магистр Варда Склир, киевским — сам Святослав), завершилась «вничью». После этого император Иоанн, хорошо поразмышляв, решил, что в этих обстоятельствах наилучший путь спасения империи — дипломатический, и направил к Святославу посольство для переговоров о мире.

Главное условие, на котором настаивал киевский князь (он тоже, по-видимому, чувствовал, что сил для победы недостаточно): «До Болгарии вам, византийцам, дела нет!» (запомним это). И — выплата богатой дани. Император согласился на эти условия; военные действия прекратились. В Преславе, Филиппополе (в настоящее время — Пловдив) и других болгарских городах разместились гарнизоны Святослава. Однако князь недооценил коварство императора. Подготовив мощную армию, видя, кроме этого, что княжеские воины слишком «разрознены», рассредоточены по разным городам Болгарии, Иоанн весной 971 году ворвался на земли Первого Болгарского царства. Столица Преслав была захвачена и наполовину сожжена (русские воины, которые защищали ее, героически погибли); царь Борис ІІ должен был признать себя вассалом императора (за 47 лет уже следующий император, Василий ІІ, окончательно захватит Болгарию, ослепив при этом 15 тысяч бойцов — защитников страны). Святослав отступил на берег Дуная, в почти неприступную крепость Доростол.

Четыре месяца, с апреля по конец июля 971 года, длилась осада этой крепости войсками Иоанна. Киевский князь и его воины мужественно и искусно защищались от армии, которая втрое (!) превышала численность армии византийцев, отражая все атаки врага. Князь обратился к жене с таким призывом: «Нет у нас привычки спасаться бегством от врага: либо будем жить победителями, либо, завершив большие подвиги, погибнем со славой! Слава же наша не погибнет!» (это           — в переводе византийских источников). Невзирая на голод и длительную осаду, люди Святослава были несокрушимы. Узнав о беспорядке в столице, император Цимисхий тайно начал переговоры о мире. Его условия были жесткими для Руси: отдать грекам Доростол; отпустить пленных; оставить Болгарию и вернуться в Киев (под гарантии безопасности от императора, который обещал дать продовольствие для русского войска на дорогу). Но это не были условия капитуляции (читаем упомянутую уже сцену встречи двух полководцев у Льва Диакона).

Коварный император тайно, подкупив печенегов, бывших союзников Святослава, натравил их на князя и на обратном пути в Киев, около Днепровских порогов, он погиб в бою. Однако его призыв: «Пусть не опозорим землю свою, но ляжем все в бою или победим. Потому что мертвые стыда не имеют» — преодолевает время. Он обращен и к нам.