«Демократическая альтернатива» имени Сталина

Нужно ли лишний раз доказывать, что в истории Второй мировой войны до сих пор предостаточно неисследованных и просто неизвестных страниц? Они касаются равно как кануна начала боевых действий (еще далеко не все известно о нацистских, а главное — советских планах и договоренностях летом 1939 года), так и ряда критических моментов в ходе самой войны, политических игр и военных решений, судеб миллионов и миллионов людей. Очевидно, «белых пятен» в истории войны могло бы быть гораздо меньше, если бы Россия наконец рассекретила те документы, которые до сих пор хранятся в ее архивах (и не только советские, но и трофейные немецкие, польские, венгерские плюс директивные материалы Коминтерна).

Но неисследованные страницы истории Второй мировой войны связаны не только с тем, что в СССР (а теперь в России) тайной за семью печатями остаются основополагающие документы военного времени. Вне сферы заинтересованности большинства историков остается значительное число вовсе не секретных документов. Но в настоящих документах, если их внимательно перечесть, содержатся просто-таки феноменальные по своей значимости факты, которые позволяют переосмыслить многое из той же истории, которую вроде бы «нельзя позволить переписывать». Но не переписывать, а писать ее нужно — и это доказать не так трудно.

Далеко ходить не нужно — начнем с канонического понятия.

ПОЧЕМУ СТАЛИНУ НЕ БЫЛИ НУЖНЫ ВЕТЕРАНЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ?

Кейстут Закорецкий — киевский «историк-любитель», как он сам себя называет, изучая приведенную в нескольких книгах листовку с Указом Президиума Верховного Совета СССР о назначении днем общей мобилизации 23 июня 1941 года, сделал очень интересное открытие. На приведенных в книгах фотокопиях листовки дата принятия соответствующего решения или, очевидно, вписана от руки, или подана очень нечетко, или там стоит то ли 18, то ли 13, но точно уж не 22 июня! Кроме того, как пишет Закорецкий, «ее изображения нет в больших серьезных трудах, посвященных той войне, — ни в многотомной «Истории Великой Отечественной войны», ни в многотомной «Истории Второй мировой войны». Более того, упоминания об этой листовке нет в специальном каталоге Центрального музея революции СССР, который называется «Листовки Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов» и изданный в Москве в 1985 году. За 22 июня 1941 года там приводится только листовка с текстом речи Молотова. Нет данных об этой листовке и в другом каталоге — «Герои и подвиги. Советские листовки Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» (Москва, 1958, 553 с.)... Но можно заметить, что если изображение листовки есть в других изданиях, то достаточно посмотреть на дату на них. Действительно, такие изображения есть. Например, в книге «Советская Украина в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы» в 3-х томах, том 1-й — но дата смазана!» Одним словом, напрашивается вывод: мобилизация была запланирована до 22 июня, следовательно, и листовки напечатаны предварительно, и решение соответствующее принято.

Эта гипотеза Кейстута Закорецкого (который, кстати, печатается в Москве, а вот в Киеве он почему-то неинтересен как СМИ, так и книжным издательствам) находит подтверждение, если только вчитаться в сам текст указа о мобилизации. Им объявлена мобилизация военнообязанных, рожденных в 1905 — 1918 годах.

Вдумаемся: если действительно на мирный Советский Союз, который и не помышлял о войне, неожиданно напала вероломная Германия, то нужно обязательно сразу же брать в армию ветеранов Первой мировой, которым в то время было 42 — 45 лет. Среди них немало крепких мужиков, обстрелянных, рассудительных, с боевыми наградами еще царского времени. И главное — их не нужно учить, как строить эшелонированную в глубину оборону, копать траншеи, натягивать колючую проволоку — наоборот, этому они сами быстро обучат других, так как Красную Армию в последние годы вовсе не готовили к стратегической обороне, а здесь такое случилось... Винтовки и пулеметы «Максим» те же, пушки тоже в большинстве — разработки старых образцов, поэтому это бесценные кадры для пехоты, ее сержанты и старшины. И молодежь брать нужно 18—20-тилетнюю, с образованием, из числа студентов, в том числе, чтобы готовить из них лейтенантские кадры и пополнение для оснащенных сложной техникой войск. А вот некоторые средневозрастные группы, где больше всего квалифицированных рабочих кадров, лучше пока придержать. Однако логика Сталина (хоть Указ с подписью советского «президента» Калинина, но решал не он) другая — в армию мобилизируются: а) уже обученные военному делу; б) обученные наступательной войне; в) исключительно в рядах Красной Армии — даже участники гражданской войны мобилизации не подлежат, разве что те, кто тогда были подростками, и правильно — еще неизвестно, за кого они воевали. Одним словом, политически подкованные бойцы, обученные наступать.

Когда нужна именно такая армия? Правильно, если власть даже помыслов не имеет об оборонной войне, а планирует наступление на Европу. И вечером 22 июня директива о таком наступлении (не о мифических «контрударах», которыми изобилует советская военная литература, а именно о наступлении!) была отдана войскам. Но наступление захлебнулось, так и не начавшись...

И только 10 августа 1941 года, когда Вермахт на нескольких участках форсировал Днепр, началась мобилизация старших возрастных групп (с 1890 года рожд.) и юношей.

Один хорошо известный, казалось бы, всем исследователям документ — а сколько из него можно выжать новой информации.

Но возьмем совсем другой, действительно программный документ — речь Сталина на торжественном заседании Московского совета депутатов трудящихся и представителей партийных и общественных организаций от 6 ноября 1941 года.

«ВТОРОЙ ФРОНТ» В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ БЫЛ ПЕРВЫМ

В первую очередь эта речь приметна тем, что там Сталин заложил основы более поздней — вплоть до сегодня — военной мифологии, когда объяснял причины поражения Красной Армии в 1941 году тем, что «самолетов у нас пока еще меньше, чем у немцев» и что «танков у нас все же в несколько раз меньше, чем у немцев». В действительности даже после безумных потерь в танках (а они до конца года достигли 28 тысяч — это втрое больше, чем было во всех других странах мира, вместе взятых) в ноябре обе стороны имели на фронте приблизительно равное количество боевых машин. Похожая ситуация и с самолетами: советская авиация состоянием на 22 июня имела численное преимущество над немецкой (в том числе и в новейших модификациях самолетов), а в придачу в 1941 году советская авиация сделала куда больше боевых вылетов, чем немецкая, правда, с совсем другим результатом.

Но об этом Сталин молчал, зато в несколько раз завышая потери Вермахта и занижая потери Красной Армии. Фальсифицировал факты Сталин и тогда, когда говорил, что «немцы производят значительно больше танков», поскольку на это работает промышленность всей Европы. В действительности отмобилизированные для производства танков оказались лишь заводы Чехии («протекторат Богемии и Моравии»), а мощная тяжелая промышленность Бельгии и Франции оставалась для этой цели мало задействованной. Да и собственно немецкая промышленность работала тогда — за редкими исключениями — в одну (!) смену. Однако до сих пор сталинские мифы, невзирая на свою несовместимость с фактами, тиражируются не только в отечественных СМИ, но и в выступлениях политиков, вроде бы далеких от коммунизма, что лишний раз удостоверяет сильные неосталинистские мотивы в общественной жизни Украины, не говоря уже о России или Беларуси.

А вот другая причина успехов нацистов, названная в речи Сталина, выводит нас на очень интересные вещи, которые удостоверяют тогдашние настроения советского вождя, готового ради сохранения своей власти пойти на серьезные, далеко идущие изменения во внутренней и внешней политике. Сталин считает этой причиной отсутствие второго фронта в Европе (и именно с этого времени возникает и существует до сих пор мифологема «второго фронта»). Но в действительности этот фронт существовал, более того — он хронологически был первым, и держала его Великая Британия (а вторым стал советско-германский фронт).

Это же британцы целый год стояли в одиночестве и выстояли против объединенных сил европейских тоталитарных режимов, включая советский, который тогда был фактическим союзником Германии, обеспечивая стратегическим сырьем экономику Третьего рейха. Это в небе над Британией только за три месяца 1940 года Люфтваффе потеряли 845 истребителей из общего числа почти 1700 самолетов. Это британцы потопили в мае 1941 года самый сильный тогда в мире линкор «Бисмарк» (броневой стали которого хватило бы на целую танковую армию) и приковывали к себе практически весь немецкий и итальянский флоты и десятки дивизий стран Оси. Это британская авиация осуществляла налеты тяжелыми бомбардировщиками на Рур и Берлин (в ноябре 1940 года Вячеслав Молотов, который прибыл с официальным визитом в Рейх, побывал под бомбами и наглядно увидел, что Британия не собирается заключать мир с нацистами).

Но Сталину нужен другой фронт — на континенте, на территории Франции, чтобы там развернулись сотни тысяч, а то и миллионов солдат, угрожая непосредственным ударом по Рейху. Стремление вполне понятно, потому что в случае массовой высадки на континенте войск антигитлеровской коалиции немецкое давление на СССР будет существенно ослаблено, следовательно, сталинский режим уцелеет, потому советский вождь буквально завораживает западные государства — высадите десант: «Не может быть сомнения и в том, что появление второго фронта на континенте Европы — а он, безусловно, должен появиться в ближайшее время — существенно облегчит положение нашей армии во вред немецкой». Но разве Британия, которая воюет в то время в Египте, Абиссинии, на всех морях, способна самостоятельно найти несколько десятков лишних дивизий для такой высадки? И Сталин прямо называет того, от кого он ожидает спасения, ведя речь в контексте второго фронта об «армиях Великобритании или Соединенных Штатов Америки».

Сигнал гласный, даже слишком. И нестандартный в политическом смысле. Ведь на тот момент США официально — это нейтральное государство, правда, с выразительными симпатиями к Британии, которые уже вылились в ее серьезную экономическую и военно-техническую поддержку, вплоть до участия летчиков-добровольцев в защите островов. Еще на тот момент американцы уже заявили о вооруженной защите зон своих интересов в Атлантике. Но изоляционистские настроения в заокеанской стране еще слишком сильные, чтобы вести речь об участии вооруженных сил США в европейской войне. Однако Сталин, похоже, считает, что у него есть чем привадить американцев, с тем, чтобы они полностью отказались от нейтралитета и послали в помощь «дядюшке Джо» (то есть ему самому) регулярные армию и флот.

Эти привлекательные вещи Сталин, как всегда, обрисовывает с помощью коммунистического неоязыка, то есть непрямыми намеками, временами говоря вовсе не о своей позиции, а о каких-то вроде бы посторонних вещах. Вслушаемся же, о чем говорит Сталин 6 ноября 1941 года.

КАК СТАЛИН ВОЗЛЮБИЛ НАЦИОНАЛИЗМ И НАЦИОНАЛИСТОВ

В первую очередь вождь советского народа реабилитирует понятие национализма.

Ради этого Сталин проводит анализ самоназвания нацистов — национал-социалисты. «Можно ли считать гитлеровцев националистами? Нет, нельзя. В действительности гитлеровцы являются теперь не националистами, а империалистами. Пока гитлеровцы занимались собиранием немецких земель и воссоединением Рейнской области, Австрии и тому подобное, их можно было с известным основанием считать националистами. Но после того как они захватили чужие территории и поработили европейские нации — чехов, словаков, поляков, норвежцев, датчан, голландцев, бельгийцев, французов, сербов, греков, украинцев, белорусов, прибалтов и так далее — и стали добиваться мирового господства, гитлеровская партия перестала быть националистической, ибо она с этого момента стала партией империалистической, захватнической, угнетательской».

Правда, интересно? Сначала Сталин (вспомним, он давний большевистский специалист именно по национальному вопросу) очерчивает национализм как, в целом, позитивное явление, как стремление объединить нацию в единственный государственный организм, потом наглядно показывает отличие национализма и империализма (именно последний является агрессивным, угнетательским, антигуманным). А затем «кремлевский горец» ставит «украинцев, белорусов, прибалтов» рядом с французами и норвежцами в число порабощенных европейских наций. Что это значит? Известно, что в те же дни Сталин пытался через болгарское Посольство в Москве установить контакт с руководством Третьего рейха, предлагая перемирие (или даже мир) на условиях Брестского соглашения 1918 года, то есть передав Украину, Беларусь и Балтию в сферу влияния Германии. Практически такое же предложение Сталин делает и американцам, и британцам (которые, кстати, не признавали советскую аннексию стран Балтии) — я готов отступиться в Европе к собственно русским границам, а вы берите себе «европейские нации». Так как в тот момент, сколько бы ни хорохорился вождь перед московским активом, ситуация на фронтах была очень тяжелой, и просвета не было видно нигде, а потому вполне логичным выглядел отказ от части территории СССР в обмен на сохранение своей власти на другой части.

Но отказаться Сталин был готов не только от контроля над рядом территорий (в конечном итоге, неужели бы тогдашние американцы втянулись в войну ради создания независимой Беларуси?). Сталин был готов серьезно «подлатать» советскую идеологию и политическую практику, чтобы угодить общественному мнению демократов. Вот как он говорит о социализме: «Можно ли считать гитлеровцев социалистами? Нет, нельзя. В действительности гитлеровцы являются ожесточенными врагами социализма, самыми свирепыми реакционерами и черносотенцами, которые лишили рабочий класс и народы Европы элементарных демократических свобод. Чтобы прикрыть свою черносотенную сущность, гитлеровцы ругают англо-американский внутренний режим плутократическим режимом. Но в Англии и США имеются элементарные демократические свободы, существуют профсоюзы рабочих и служащих, существуют рабочие партии, существует парламент, а в Германии при гитлеровском режиме уничтожены все эти институты. Стоит лишь сопоставить эти два ряда фактов, чтобы понять реакционную сущность гитлеровского режима и всю фальшь болтовни немецких фашистов об англо-американском плутократическом режиме».

Иначе говоря, Сталин образца осени 1941 года к предпосылкам и удельным признакам социализма относит: наличие демократических свобод; существование самостоятельных рабочих партий; существование свободных профсоюзов; наличие парламентских институтов. Если этого нет (а главное, нет политической демократии), то нет и социализма; если же отмеченные политические институты имеются, то нельзя вести речь о «плутократии», то есть власть олигархических групп, идет речь о политической системе, в которой наемные работники могут свободно защитить свои права. Что ж, Сталин выступает как начитанный марксист: дело в том, что Фридрих Энгельс, вернувшись из путешествия в США в 1880 годах, заявил избранному кругу единомышленников-социалистов приблизительно такое: в стране, где последовательно реализованы принципы буржуазной демократии, пролетариату не нужно думать о собственной революции — все, что ему нужно для нормальной жизни, будет добыто через институты представительской демократии.

Но если сравнить реальную ситуацию в СССР с изображенными Сталиным признаками «нормального» политического строя, то возникли бы вопросы, не так ли? И эти вопросы должны были бы возникнуть у кого-либо из западных политиков — отчего это вождь советского народа так жестко критикует нацистов за антидемократизм, в то же время насаждая в своей стране практически те же порядки? Где здесь логика? А Сталин продолжает критику нацизма, употребляя еще более радикальные высказывания: «Гитлеровская партия является партией врагов демократических свобод, партия средневековой реакции и черносотенных погромов. И если эти обезумевшие империалисты и злейшие реакционеры еще продолжают рядиться в тогу «националистов» и «социалистов», то это они делают для того, чтобы обмануть народ, обмануть простаков и прикрыть флагом «национализма» и «социализма» свою разбойничью империалистическую сущность».

Другими словами, сигнал, как по мне, само собой понятен. В обмен на спасение его режима Сталин был готов не только отдать определенные территории, но и существенно трансформировать (по крайней мере, на уровне формальных институций) политический строй в СССР, то есть внедрить многопартийность, парламентские институции, независимую (номинальную) прессу и так далее. Мол, я такой же демократ, как и вы. А Гитлер — нет. Поэтому высаживайте быстрее дивизии мне в помощь!

И еще один сигнал о готовности отказаться от большевистской идеологии: «Все честные люди должны поддерживать армии СССР, Великобритании и других союзников как армии освободительные». Как видим, вместо «братьев по классу», о чем советская пропаганда говорила в первой половине 1941 года, Сталин быстро (и вынужденно) перешел к «братьям и сестрам», а дальше — ко «всем честным людям». Действительно, разве «дядюшка Джо» — не воплощение честности, которого нужно поддержать?

...А еще в докладе от 6 ноября 1941 года есть неожиданно точное определение причины, почему успехи нацистов в войне с СССР неминуемо сойдут на нет. По Сталину, этой причиной является «глупая политика Гитлера, превратившая народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии». И в самом деле: достаточно было быть чуть-чуть умнее фюрера, чтобы выиграть эту войну. Поэтому и обошлось, в конечном итоге, без спасительной высадки американцев на советской территории: Гитлер оказался наилучшим союзником Сталина в борьбе за сохранение последним своего тоталитарного режима.