Историография и украинская идентичность

«Тем, кто рассказывает (пишет) историю, принадлежит власть»

(Осмелимся предложить «перелицованное» изречение: «Историю пишут те, кому принадлежит власть», что представляется весьма справедливым.)

Недавно на XI Форуме издателей во Львове была представлена новая книга известного историка, директора Канадского института украинских исследований Альбертского университета Зенона Когута — «Корни идентичности» (издательство «Критика»). В книге господина Когута рассказывается о формировании самоидентичности украинского народа на разных этапах истории, а главное, о том, какое значение имеют для формирования национального самосознания народа такие вроде бы абстрактные понятия, как исторические концепции, полнота изложения и многосторонность оценки исторических событий, авторский «подбор» для описания исторических личностей и событий той или иной эпохи и др. Автор анализирует не только исторические труды, написанные в прошлом, но и те, которые выходят в Украине сегодня, а также учебники истории. Один из его выводов заключается в том, что значительная часть историков независимой Украины все еще остается в плену имперско-советской концепции истории нашего народа и что это прямо влияет не только на объективность исторических исследований, но и на становление молодого государства. Книга Когута «Корни идентичности» появилась в очень подходящий момент нашей современной истории и стала толчком к написанию материала, который предлагаем ниже читателю.

ВСТУПЛЕНИЕ

В течение нескольких веков украинцы были бездержавным народом и потому не имели возможности писать действительную собственную историю, а значит — утверждаться, формировать свою национальную идентичность. Поэтому неудивительно, что до последнего времени в научных кругах Запада Украина почти никогда не исследовалась сама по себе, а только как часть России. Последнее десятилетие положило начало изменениям в этой области. Так, Зенон Когут занимается историей поглощенной и угнетенной, но существующей нации, которая так или иначе всегда противостояла российской, с одной стороны, и польской с другой — ассимиляции, боролась за самостоятельность.

Корни украинской идеи независимости нужно искать не в ХIХ в., как это часто пишут, а начиная с ХVI века, — ведь казаки не были тогда ни поляками, ни московитами. Вековое стремление украинского народа к самостоятельности тем более удивительно, что были времена, когда казаки называли Речь Посполиту «ненькою-вітчизною», и что с россиянами нас сближают такие весьма существенные факторы, как близость языков, что обеспечивает беспрепятственное общение людей (если, конечно, не появляются политические шумы), и православная вера подавляющей части украинцев (сегодня эта часть значительно уменьшилась).

Хотя в новейшие времена вера стала как для православных, так и греко-католиков еще одним стимулом стремления к независимой светской и церковной жизни. Потому что народу до сих пор трудно примириться с тем, что Россия похитила, так сказать, у украинцев «право первородства»: присвоила себе не только Крещение Руси — бесценное историческое наследие украинского народа, но и поглотила Киевскую церковь, из которой вышла Русская церковь. Поэтому было бы только актом справедливости и доброй воли, если бы после образования независимой Украины Русская православная церковь признала независимость Украинского православия. Однако, этого не произошло.

В течение веков в процессах мирного или военного разрешения «украинского вопроса» российские политики и историки часто использовали как залог единства, как последний аргумент — православную веру. Москва всегда слишком хорошо понимала влияние церкви — недаром она так поспешила подкрепить Переяславское соглашение включением Киевской митрополии в состав Московской патриархии (1686), не принимая во внимание сопротивление епископата. Но несмотря на это, украинцы, как свидетельствует «московский» период их церковной истории, никогда не забывали о тех временах, когда сами занимались своими церковными делами. Доказательств этому немало, потому что при каждом случае, как только по той или иной причине ослаблялось имперское давление, украинские духовенство и политики спешили вернуть своей церкви независимость. Так произошло после революции 1917 года; во время оккупации Украины Третьим Рейхом во Второй мировой войне; то же самое случилось и в начале 1990-х годов. Не забудем и об украинской диаспоре, которая во всех странах своего пребывания образовала украинские церкви, а не пошла под опеку церквей русских. Украинские православные не теряют надежды самим управлять своей объединенной церковью, которая является сегодня наиболее многочисленной православной церковью мира и автокефалии которой не препятствует ни одна каноническая причина, — только сопротивление Москвы. То самое яростное имперское сопротивление.

КАЗАЦКАЯ АВТОНОМИЯ

На исследование политической истории восточных славян оказали немалое влияние многочисленные стереотипы. Начнем с того, что как в России, так и на Западе украинцев часто считали, а иногда считают и сегодня, блудными сыновьями единой русской нации. Это, конечно, приводит и к соответствующей оценке исторических событий и личностей (например Ивана Мазепы). Отличия же между россиянами и украинцами объясняются длительным «польским влиянием». Этот взгляд принесли на Запад русские историки-эмигранты, многие из которых остались на имперской точке зрения. Интересно, что советская политическая история Российской империи после недолгих колебаний пошла проторенным путем истории имперской. Уже в 1930-е годы победила несколько модифицированная старая русская школа с ее концепцией-лозунгом «исторического единства русских, украинцев и белорусов в составе древнерусской нации». Под этими лозунгами и сегодня живут и действуют многие российские ученые. А также — украинские (некоторые из известных — весьма известных — украинских историков-академиков, отказавшись в начале 90-х годов от российской имперской концепции, спустя несколько лет вернулись «на круги своя»).

Даже в Украине сегодня можно часто услышать о счастливом «воссоединении» украинцев и россиян Переяславской радой (хотя историки знают, что со времени Переяславской рады до перехода гетмана Мазепы на сторону шведов в начале ХV III в., казацкая Украина участвовала в четырех войнах против Московии, а в 1668-м в Украине произошло массовое антироссийское восстание). Отношения между Московией и казацкой Украиной (Гетманщиной) всегда были сложными и неоднозначными. Их политические интересы окончательно разошлись после Андрусовского мира России с Речью Посполитой, — не было такого гетмана, который не мечтал бы вернуть себе Правобережную Украину даже тогда, когда Польшу и Россию объединял «вечный мир». Все, однако, закончилось полной отменой не только казацких интересов, но и автономии. Хотя эта столетняя автономия Гетманщины никогда не была забыта и сохранила определенное влияние на так называемое малороссийское общество последующего времени.

Это объясняется, в частности, тем, что во времена автономии Гетманщины (упразднена в 1764 году) возникла уникальная система управления, подобная укладу казацкого войска, которая не имела ничего общего с системами управления Российской империи. Казацкая старшина взяла тогда на себя все административные, судебные, налоговые функции. Гетман и его окружение выполняли роль центрального правительства, Старшинская рада была постоянно действующей институцией с выборными представителями от всех регионов Гетманщины и определенными полномочиями. Эта Рада приняла, в частности, программу административных и законодательных реформ и обратилась к царице Екатерине II с просьбой подтвердить права разных социальных групп. В Гетманщине сформировалась местная шляхта, которая начала брать на себя роль защитника Малороссии (так тогда называли Гетманщину), ее уклада. Существовали своды «Законов, по которым судится малороссийский народ». И хотя в 1801 году украинские суды на территории Малороссии были упразднены и заменены на российские имперские суды, Российский кодекс законов дополнялся здесь украинской системой обычаев. Эти правовые особенности были последним остатком прежней автономии Гетманщины и сохранились до самой революции 1917 года.

ПОИСКИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

«Малороссийский патриотизм» (позже он приобрел иронический оттенок как среди русской, так и украинской интеллигенции) ХVIII в. усиливался новым литературным жанром — казацкими хрониками, которые были в большой моде. Они возникли по той причине, что летописцы-монахи обычно не упоминали в своих летописях о казаках, об их битвах и подвигах. Как написал в 1718 году писарь Лубенского полка Стефан Савицкий, «духовные лица, которым со времени освобождения от Польши хватало и людей способных, и типографских средств, не написали и слова о Гетманщине». Этот вызов приняли писари и урядники Гетманщины и издали ряд хроник и рассказов, положив начало исторической малороссийской мифологии. Наиболее известными были Григорий Грабянка и Самийло Величко — в их произведениях рассказывалось о «брани» Богдана Хмельницкого, подавалось «описание знатнейших действ и случаев».

Как видим, среди украинской элиты XVIII в., несмотря на полную зависимость от Московии, шли процессы, характерные для национального строительства. Элита Гетманщины наивно считала Малороссию отдельным государством с собственными границами, правительством, институциями — все согласно Переяславским соглашениям. Очевидной была самоидентификация, поиски аутентичности этого сообщества в пределах империи. Все это при других обстоятельствах могло бы стать ядром «малороссийской» нации. Этого, однако, не произошло — с «играми» в автономию покончила Екатерина II , которая строила абсолютную и полностью унифицированную монархию и не любила «местных особенностей». Автономные права Гетманщины были упразднены, крестьяне закрепощены, а элита начала «погружаться» в имперскую культурную среду, русифицироваться. Как раз тогда началось активное пренебрежение староукраинским литературным языком; в 1780-х годах он был устранен из Киевской академии и заменен русским. Украинский язык надолго стал признаком некультурности, «селянскости». Позже Владимир Антонович сказал, что казацкая шляхта «предала свое первородство».

РАЗДВОЕНИЕ

Вхождение в русскую культуру не покончило, однако, с малороссийским патриотизмом, а лояльность к российскому трону каким-то образом сочеталась в украинцах с преданностью Малороссии и ее институциям. Историк Зенон Когут объясняет это сосуществованием двух идентичностей, — явление, которое было в то время распространенной нормой в крупных многонациональных государствах. Так людям было легче жить — можно было выражать лояльность к царю, русскому православию и Российской империи и одновременно оставаться «малороссом». Скажем, известный литератор Василий Капнист, хотя и писал на русском языке, был пламенным защитником малороссийских интересов и мечтал о восстановлении казацких военных формирований. Есть данные, что он даже вступил в переговоры с прусским королем, прося помощи (не военной, конечно) в возрождении Малой России.

Сохранению «двойной» малороссийской идентичности содействовало и то, что некоторые раньше упраздненные правовые и военные институции периодически восстанавливались. Так, во время войны 1812 года было создано 15 казацких полков (их расформировали сразу после победы). То же произошло во время Польского восстания 1830 года — царь Николай I одобрил восстановление восьми казацких полков по 1200 человек в каждом; эти полки также были ликвидированы после подавления восстания. Хотя казаки вышеупомянутых полков сохранили некоторые привилегии в сфере землевладения, налогов и военной службы. (До 1917 года в селах бывшей Гетманщины еще сохранилось разделение жителей на «селян» — бывших крепостных, и на «казаков». Так, мой лубенский дед всегда гордился тем, что он «свободного рода — из казаков». — К.Г. )

В начале ХIХ века произошло важное для малороссов событие — была издана анонимная «История Русов» — апология Малороссии, ее прав и вольностей. Книга была очень популярна среди малороссийского дворянства и широко расходилась в рукописях. Автор изображает Малороссию как мощное восточнославянское государство, упадок которого нарушил равновесие сил в Восточной Европе. (Так оно и было, поскольку без полного подчинения украинцев Российской империи не произошло бы, очевидно, раздела Речи Посполитой, устранения ее как государства с европейской арены.) Одним из очень важных положений автора было то, что период Киевской Руси исторически принадлежал украинцам и только позже этот период был включен — без всяких исторических оснований — в российскую историю.

Итак, история, прошлое осталось тем единственным, что выделяло украинскую элиту. «Ведь известно, что прежде мы были то, что теперь московцы: правление, первенство и само название Руси перешло к ним от нас». Между тем Украина, по мнению некоторых оптимистов, никогда не была завоевана — во все в своей истории союзы она входила как свободный и равный партнер. В общем, это были времена безнадежности. Так, Олекса Мартос написал в своем дневнике после посещения в 1812 году могилы гетмана Ивана Мазепы: «Мазепа умер далеко от отчизны своей, независимость которой он защищал. Он был другом свободы и это заслуживает уважения потомков. Но после него малороссияне утратили свои права — священные права, которые Мазепа защищал с присущими каждому патриоту любовью и пылом. Его не стало, и имя отчизны и ее храбрых казаков исчезло из списка народов. Ныне богатая Малороссия является просто одной из губерний».

Как видим, украинская идентичность, вместо того, чтобы перерасти в национальную сознательность, ограничилась оплакиванием славного прошлого и интересом к старине.

НОВОЕ ВРЕМЯ

Украинская шляхта сумела сохранить остатки ностальгической малороссийской идентичности вплоть до Х I Х в. — до «смены караула». Тогда на сцену выступили люди, которые открыли для себя украинский народ с его самобытным языком, обычаями, песнями. Слово «малороссийский» начало активно вытесняться «украинским». Несколько позже интеллигенция объединила украинскую культурно-просветительскую работу с формированием политических взглядов и исторических знаний, что стало дальнейшей ступенью поисков уже не «двойной малороссийской», а украинской идентичности. Начали писаться произведения на украинском языке, издаваться сборники украинских песен, создавались украинские кружки. Украинские интеллигенты пошли в народ, озаботились его образованием. Вернее — неграмотностью. Ведь, скажем, в 1897 году 87% украинцев были неграмотными (вспомним о высоких образовательных стандартах казацкой эпохи). Власть противилась. Так, в 1862 году была отклонена просьба Санкт-Петербургского Общества грамотности на разрешение создания украинских начальных школ. Та же судьба позже постигла петицию 37 украинских депутатов Госдумы по тому же вопросу (1908). Общеизвестны ограничения использования украинского языка указами 1863 и 1876 годов.

Несмотря ни на что, украинская тема постепенно заняла заметное место в великодержавной литературе, живописи, музыке и так далее. Благодаря, главным образом, многочисленным русским художникам с малороссийскими корнями и с пробужденным национальным самосознанием. Еще до запретов 60-х и 70-х годов Х I Х в. начала развивалась литература, написанная народным украинским языком, хотя и в качестве провинциального варианта общероссийской литературы. А через несколько десятилетий украинские интеллектуалы освободились от пут русского прошлого и начали утверждать, что Украина отличается от России во всех аспектах: в языке, литературе, культуре, истории и политике. Это стало признаком рождения нового украинского национализма — мировоззрения, которое уже не допускало сосуществования в одном человеке различных идентичностей. Признав себя украинцем, скажем, в культуре, человек уже не мог быть русским в политике или истории. Наибольшую роль в этом освобождении сыграл Тарас Шевченко, который не только первым так ярко и смело заявил о своей полной нелояльности к российско-имперскому истеблишменту, но и осудил казацкую шляхту (позже — малороссийское дворянство), исторически скомпрометированную верным служением трону, отчуждением от аутентичной автокультуры, раздвоением идентичности («Раби, подножки, грязь Москви»).

В то же время — возможно, под влиянием пробуждения украинской национальной идеи — россияне начали отождествлять Российскую империю преимущественно с великорусским народом и его культурой. Все, что когда-то принадлежало украинцам, белорусам, молдаванам и россиянам, стало достоянием великорусской нации. Для примера — Киевский митрополит Петр Могила, который умер до Переяславского соглашения, никогда не был в России и всегда оставался патриотом польско-литовской Речи Посполитой, для некоторых российских ученых стал вдруг защитником «русской» религии, культуры и др. Такой подход сделал «логичным» и запрет украинского языка на том основании, что «особого (от русского) малороссийского языка не было, нет и быть не может».

СТОЛКНОВЕНИЕ ДВУХ ИСТОРИЙ

Итак, начиная со второй половины Х I Х в. украинцы и русские толковали свою историю на основе двух диаметрально противоположных концепций. Украинцы отмечали те сферы, в которых проявлялась их отдельность от России, и считали эти сферы доказательством самостоятельного от Москвы исторического развития Украины. Русские же ставили (и ставят) акценты на том, что является общим для украинцев и русских и из чего следует, что Украина была и должна быть на веки веков русской. Ведь, как написано еще в «Казанской истории» ХVII в., «Москва есть вторым Киевом». Известные русские историки Х I Х в. пытались доказать, что украинская история — часть истории России и что древний Киев заселяли русские, которых позже вытеснило оттуда монгольское нашествие. А уже после того киевские земли заселили «карпатские племена». Даже такой историк, как Сергей Соловьев, пишет об Украине, как о «западно-русских землях», народ которых всегда боролся за восстановление своей «русской идентичности».

Так что перед украинскими историками встала масштабная задача беспристрастно исследовать и написать действительную историю Украины, историю ее народа, которая имеет собственные древние корни и непрерывна во времени. Николай Костомаров в статье «Две русские народности» сделал попытку показать отличия между украинцами и русскими. А в лондонском издании Герцена «Колокол» он анонимно опубликовал статью «Украина», где утверждал, что движущей силой украинской истории всегда был вольнолюбивый дух народа и что «ни поляки, ни русские не могут считать своей землю, где живет наш народ». Но подлинным основателем новой историографии Украины, по мнению Зенона, стал Михаил Грушевский. В статье «Звичайна схема «руської» історії і справа раціонального укладу історії східного слов’янства» Грушевский «деконструировал» традиционную схему российской истории — отделил украинскую историю от русской и предложил новую периодизацию украинской и восточноевропейской истории. Грушевский писал: «Київський період перейшов не у Володимиро-Московський, а в Галицько-Волинський Х III ст., потім у Литовсько- Польський XIV—XVI ст. Володимиро- Московська держава не була ані спадкоємицею, ані наступницею Київської; вона виросла на своїм корені і відносини до неї Київської можна скоріше порівняти, наприклад, із відносинами Римської держави до її гальських провінцій, а не з приємством двох періодів у політичнім і культурнім житті Франції. Київське правительство пересадило в великоруські землі форми суспільно-політичного устрою, право, культуру, вироблені історичним життям Києва, але на цій підставі не можна включати Київську державу в історію великоруської народності. Етнографічна й історична близькість не повинна служити причиною до їх переміщувань — вони жили своїм життям поза історичними стичностями і стрічами».

Между тем, общая — имперская — концепция русской истории, несколько модифицированная или в своей первоначальной форме (сконструированной русскими историками Х I Х в.), господствует в России и поныне, так же, как она господствовала в Советском Союзе. За ее сохранение активно выступает Русская православная церковь — объективный научный взгляд на историю Киевской и историю Московской церквей ей совсем не выгоден.

Сегодня украинцы со всех сторон окружены странами, государственное бытие которых ни у кого не вызывает ни малейшего сомнения, статус которых признается и уважается целым миром. На этом фоне в украинском обществе возникают размышления, вопросы, сомнения в собственной державной «состоятельности». Стоит, однако, не забывать, что становление и окончательная интеграция некоторых европейских стран, которые сегодня главенствуют в ЕС и составляют его элиту (будто такими они вышли из рук Божьих), завершились только во второй половине Х I Х века (Италия, Германия). Более того, и сегодня проблемы цементирования государственной нации и борьба с дезинтеграционными тенденциями весьма актуальны для таких стране, как Испания, Италия, Великобритания и др. Так что будем чувствовать себя украинцами и не терять надежды, господа!