История двух сердец-2

Окончание. Начало читайте «День», № 80-81

Невеста Владимира Мономаха прибыла сначала в Новгород, вероятно, летом 1075 (должны предупредить читателя, что, поскольку вступаем в пространство гипотез, предположений, догадок, далеко не всегда подкрепленных отечественными летописными или зарубежными документальными источниками, то и вынужденно будем прибегать к ремаркам: « вероятно», «возможно», «можно полагать, что ... «и т.д.). Очевидно, ее встречали сыновья тогдашнего Великого князя Киевского Святослава Ярославича — Глеб и Олег, которые находились тогда в Новгороде. Кстати, о трагической истории отношений Мономаха и его двоюродного брата Олега (эта история касается и Гиты) мы еще расскажем.

Итак, попытаемся представить себе общую картину событий. На Русь прибыла девушка 19-ти (или 20-ти) лет из далекой страны, которая не знала ни слова на древнерусском (древнеукраинском) языке (но, судя по всему, вскоре овладела им). Королевская дочь — невеста очень молодого князя, далеко (тогда) не первого в очереди на Великий Киевский престол (его Мономах займет лишь в возрасте 60 лет, когда Гиты уже не будет в живых). Кто знает, говорили ли ей Святославичи приветливые, ласковые слова, но можно представить, взгляд девушки, с умными, яркими карими глазами, оставался тревожным, настороженным, она не улыбалась в ответ, ведь совсем не знала, что ждет ее в далекой чужой стране ... и не могла знать, что один из выступавших — Олег Святославич, известный тем, что в конце XI века начинал большинство междукняжеских усобиц на Руси (за что и был прозван «Гориславичем»), через 20 лет станет фактическим убийцей одного из ее и Владимира сыновей ...

А Гита, кстати, дала Елизавете Ярославне, тете Владимира, согласие на брак с ним только тогда, когда флот ее союзника, датского короля Свена, был разбит мореходами Вильгельма Завоевателя, и, следовательно, надежда на возвращение в Англию изгнанной королевской семьи должна была окончательно угаснуть. Но это означало лишь то, что отныне она искренне верила (еще не видя будущего мужа), что ее миссия — помочь ему преодолеть все преграды на пути к наивысшему на Руси восхождению — на Киевские властные высоты.

Владимир — уже сформировавшаяся личность. Его, кажется, совсем не волнуют текущие, мимолетные выигрыши, победы или потери; он собран, устремлен прежде всего в будущее, в свои 22 года это уже человек дальновидный и зрелый. Он — из тех, кто может проиграть битву, но обязательно выиграет поход. Спокойный, сдержанный, имеет недемонстративную уверенность в себе и уже солидный опыт.

А Гита — тоже необычная девушка. Не только умеет прекрасно шить, но и очень образованная: свободно читает греческие и латинские книги, знает содержание древних и современных философских трактатов, может стрелять из лука, любит путешествия на лошадях. Следовательно, они (волею Господа, судьбы или и по стечению обстоятельств) нашли друг друга. Где бы ни находился Владимир (в Переяславе, Киеве, Чернигове, Смоленске, Владимире-Волынском, в постоянных, почти ежегодных военных походах) — Гита была рядом. Если не физически, то по крайней мере в мыслях.

Они прожили вместе 22 (по другим данным, 32) года: даты, которые сообщают немногочисленные источники, противоречивы — Гита умерла либо в 1097, либо в 1107. За это время дочь английских королей родила мужу минимум пятерых сыновей — Мстислава (прямого наследника Мономаха на Киевском престоле в 1125 — 1132 годах, последний из когорты «единодержавных» князей Древней Руси), Изяслава (о нем — ниже), Святослава, Ярополка, Вячеслава — и троих (или, возможно, четверых) дочерей. Существует еще версия, что после смерти Гиты Мономах женился во второй раз, его избранницей стала Ефросиния (об этой женщине почти ничего не известно), и якобы именно она стала матерью знаменитого Юрия Долгорукого, по официальным источникам, «основателя Москвы». (Впрочем, часть историков утверждает, что этот Юрий был сыном именно Гиты.) Точных фактов мы, очевидно, уже никогда не узнаем.

Обратимся лучше к личности Владимира Мономаха как государственного деятеля, писателя и, главное, как человека. А фигура эта является во многом уникальной и удивительно поучительной именно для нашего времени. Потому что этому князю пришлось жить в тяжелую, жестокую эпоху (впрочем, а какая эпоха в истории, собственно, не является таковой?) Непрерывной хищной борьбы за власть сыновей великого Ярослава — Ярославичей, а затем и его внуков — Святославичей и Изяславичей прежде всего, — когда «целовали крест» и клялись не воевать против своих соседей-князей, не сжигать руськие города до основания, не приводить на Русь половцев, которые грабили все, что только могли, или иностранных правителей — польских, венгерских, немецких — и грубо нарушали слово ...

Мономах, конечно, был сыном своего времени, а не ангелом. И ему приходилось сжигать руськие города (например, Полоцк во времена правления местного князя Всеслава, заклятого врага всех Ярославичей и Мономаховичей). И ему тоже приходилось вынужденно брать в союзники половцев (впрочем, именно его именем последние пугали своих детей!), быть жестоким в сражениях. Но можно утверждать, что, однако, его моральный облик совершенно выпадал из воинственных «стандартов» XI — XII веков. Вот лишь один пример.

В сентябре 1096 в жестокой «сечи» недалеко от Мурома уже упоминавшийся Олег Святославич ( «Гориславич») победил отряд молодого Изяслава Владимировича, сына Мономаха. Изяслав погиб в этой битве. Как же отреагировал Мономах, в то время — князь Переяславский, второй «по рангу» на Руси, узнав об этой трагедии (добавим, что мать Изяслава — Гита — в то время была еще жива)? Подверг Олега — убийцу и раскольника единства Руси — проклятию? Решил прибегнуть к кровной мести врагу — делу обычному для того времени?

Он пишет Олегу (своему близкому родственнику, двоюродному брату) письмо, где есть, в частности, следующие слова: «Я же человек грешный, более грешный, чем все люди ... Когда же убили дитя мое и твое (так как погибший Изяслав был крестником Олега. — И .С.) пред тобою, следовало бы тебе, увидев кровь его и тело его, которое увяло, как только распустившийся цветок, словно агнец заколотый, — сказать, стоя над ним и поняв в глубине души своей: «Горе мне, что я натворил! Воспользовавшись непониманием его, ради неправды мира сего странного, получил грех себе, а отцу и матери — слезы...» Но если начнешь каяться перед Богом и ко мне будешь добр сердцем, послав человека своего или епископа, то напиши грамоту с правдою — тогда и княжество добром получишь, и сердце наше обратишь к себе, и лучшими будем, чем до сих пор: не враг я тебе, не мститель. Потому что не хочу зла, но добра хочу братии и Руськой земле».

Поразительно, что в этом письме — исключительный случай в истории войн — практически отсутствуют чисто политические требования (отречься от власти, отдать определенные города и т.д.). Зато есть призывы чисто морального порядка: обращение к человечности, состраданию, христианскому долгу. И опять напомним — это письмо адресовано убийце собственного сына ... Более того — Владимир Мономах остался верен данному слову — обращению к миру, к прекращению вражды. Все это Мономах поставил выше «злободневной» политической выгоды, и, как показала история, оказался абсолютно прав. Потому что так он получил огромный моральный авторитет — уникальный на Руси. Именно поэтому восставшие в 1113 году киевляне, разрушая имения «лучших людей» — бояр, богатых дружинников, богатых купцов, — заявили, что есть только один человек, которому они верят, который может установить справедливость и порядок. Это — 60-летний Владимир Мономах. И он постарался сделать это.

Автор посмертной статьи-некролога, посвященного памяти Мономаха, из Ипатьевской летописи написал о Великом князе так: «»просвъти Руськую землю, акы сонце луча пущая, егоже слухъ произиде по всимъ странамъ, наипаче же бъ страшенъ поганымъ, братолюбець и нищелюбець и добрыи страдалець за Руськую землю...» Причем слово « страдалець» здесь означает не только «человек, испытывающий страдания», но и «труженик», «работник», который с усилием добивается чего-то. Таким и был Владимир Мономах — тружеником на княжеском престоле.

Возможно, именно поэтому Владимир Всеволодович остался в памяти современников и потомков как «идеальный князь», истинный защитник Руськой земли.

Это (конечно, также и долгий жизненный путь, пройденный вместе с Гитой английской) значительно важнее, чем хорошо усвоенный массовым сознанием миф о так называемой «шапке Мономаха», якобы подаренной князю одним из византийских императоров, впоследствии унаследованной царями Московскими — а на самом деле изготовленной умелыми мастерами хана Узбека лишь в начале ХIV века.