Мир должен это помнить

Страшная страница нашей истории — Голодомор и последствия этой трагедии для нации — темы, которые «День» ведет из чувства профессионального и, главное, человеческого долга. Кода мы начинали об этом писать, то столкнулись с почти массовым беспамятством, корни которого в незнании ужасающей правды о голоде 1932—1933 годов. Но было и другого рода беспамятство — злобное и агрессивное, когда реальность тех лет не просто замалчивалась, а умышленно искажалась. Но «День» продолжал писать, привлекал историков, ученых, писателей (и здесь неоценима роль публикаций и человеческого темперамента Джеймса Мейса). Не сразу, но мы поняли, что все это не зря. Все эти статьи повлияли на восприятие украинцами своей собственной недавней истории, на осознании трагедии Голодомора. И когда в 2003 году Джеймс Мейс на страницах «Дня» предложил в знак скорби, покаяния и памяти в последнюю субботу ноября зажечь свечу в окне, то мы были не одиноки. Нас тысячи...

Теперь эти люди (а с каждым годом их становится все больше) знают правду, и она не может не влиять на их жизнь и поступки. Не менее, а быть может, и более важно, что за эти годы изменились и наши оппоненты (конечно, недалекие радикалы, демонстрирующие крайнюю степень нетерпимости к исторической правде, есть и поныне. Но — не о них речь). Изменился их уровень и качество аргументации. И Голодомор — и сегодня откликающийся болью во многих семьях, в то же время может являться предметом научного и общественного обсуждения. Потому мы предоставляем слово Михаилу Белецкому, который полемизирует с точкой зрения профессора Станислава Кульчицкого, высказанной им в «Дне» в серии публикаций «Почему Сталин нас уничтожал?».

Предлагаемая статья вызвана желанием разобраться в проблеме, поставленной в серии статей профессора Станислава Кульчицкого «Почему Сталин нас уничтожал?», которая продолжает печататься в газете «День» (№№ 192, 197, 202, 207 за 2005 г.). Конечно, для того, чтобы полнее разобраться в фактах и аргументации С. Кульчицкого, следовало бы дождаться публикации всей серии. Однако, судя по всему, такая публикация может серьёзно растянуться, а большинство изложенных ниже соображений, я надеюсь, может представить интерес независимо от этого.

Писать на тему, вынесенную в заголовок моей статьи, очень трудно по причинам, которые я сейчас изложу.

Уничтожение голодом украинских крестьян в 1932—1933 гг., бесспорно, является одной из величайших трагедий и одним из самых тяжких и масштабных преступлений в истории человечества.

В этой нравственной и исторической квалификации Голодомора, которые представляются мне на порядок важнее всего, что ещё можно о нём сказать, мы с профессором Кульчицким полностью сходимся. Потому я позволю себе назваться почти полным его единомышленником.

Сходимся мы с ним и ещё в одном важном моменте. Мне, как и ему, отвратительны политическое лицемерие и идеологические спекуляции вокруг сегодняшней оценки Голодомора. Прежде всего это, конечно, оценки коммунистов, примером которых может служить заявление господина (а для партийных коллег — товарища) Симоненко о том, что главными причинами голода был неурожай, а также искривления на местах. В свете всего, что уже известно на сегодня, это не просто очередная ложь, призванная обелить преступления коммунистического режима, а кощунство, надругательство над памятью замученных соотечественников. (Кстати, здесь напрашивается сравнение с заявлениями наших ультра о том, что в Бабьем яру нацисты не расстреливали евреев.) Разделяю я и оценки С. Кульчицкого относительно спекуляций «этнических патриотов» (приведен пример Левка Лукьяненко), представляющих Голодомор как преступления не коммунистического руководства, а Москвы и «московитов».

Исключительно важным при оценке Голодомора и его последствий мне представляется ещё один момент — память. Помнит ли сегодня человечество и мы, украинский народ, о его жертвах? Нет, мы о них почти забыли. Об этом пишет и Кульчицкий. Правда, он ссылается на факторы, которые могут служить нам извинением. Главная из них — инерция коммунистической пропаганды и коммунистического террора. Автор пишет: «Постгеноцидное общество — это больное общество». Всё это так. Но вспомним два народа, которые пережили геноцид и сохранили память о нём. Это армяне и евреи. Значительная часть их тоже жила под коммунистической властью, которая стремилась вытравить из их памяти эти трагедии. И тем не менее не только сегодня, но и всегда каждый (повторяю, КАЖДЫЙ) армянин или еврей помнил о трагедии своего народа и переживал его как личную трагедию. Мы не такие. Приходится с горечью признать: мы недостойны памяти жертв своего народа.

И вот ставится вопрос: а какова юридическая квалификация Голодомора? Подпадает ли он под понятие геноцида?

Откровенно сказать, на фоне оценок и проблем, о которых шла речь выше, этот вопрос представляется мне очень второстепенным. Вопросом не для рядового человека, а для узкого специалиста, юриста-международника. Своего рода юридическим буквоедством. Ну так ли уж важно, каким юридическим термином назовут чудовищное преступление, уничтожение мучительной смертью миллионов людей? (Собственно, по этой причине на эту тему мне и трудно писать.)

Вот здесь и начинается моё расхождение с профессором Кульчицким. Для него это крайне важный вопрос. В первых же строках своей серии статей он сообщает, что её можно было бы назвать «Голодомор 1932 — 1933 гг. в Украине как геноцид», и утверждает: «Задачей историков должно стать доказательство научного, а юристов — правового и политического выводов о том, что Голодомор представлял собой геноцид».

Из контекста непонятно, принимает ли С. Кульчицкий это утверждение как аксиому или формулирует как вывод, подлежащий доказательству в последующем тексте. Прочтя опубликованные четыре из серии статей, я вижу, что он в нём глубоко убеждён, но не встречаю доказательств.

Между тем читатель отнюдь не обязан верить на слово в тезис о Голодоморе как геноциде. Чтобы достичь своей цели, автор должен доказать, во-первых, сам этот тезис, а во-вторых, важность его международного признания.

Мне представляется целесообразным рассматривать этот вопрос совсем в другой плоскости:

1. Подпадает ли Голодомор под понятие геноцида, действующее в международном праве?

2. Насколько адекватно само понятие геноцида, т. е. насколько определение его как тягчайшего международного преступления способствует предотвращению массовых уничтожений людей, подобных многим, ознаменовавших XX век?

Рассмотрению этих вопросов и посвящено последующее изложение.

Разумеется, было бы куда лучше, чтобы рассмотрение этих проблем провёл компетентный юрист-международник. Но на сегодня широкой публике такие рассмотрения неизвестны. Между тем на эту тему много пишут украинские политики и публицисты, в подавляющем большинстве разделяющие позицию С. Кульчицкого. В этих условиях автор считает уместным изложить своё мнение, несколько отличное от распространённых.

Для начала небольшое отступление.

Автор хочет напомнить читателю о разном понимании слова «геноцид» в обычном языке и как юридического термина. Обычно мы употребляем его как приблизительный синоним понятия «массовое уничтожение людей». В этом смысле Голодомор, безусловно, является геноцидом. Для тех, кто привык к этому пониманию, само сомнение в последнем тезисе выглядит кощунством и попыткой умалить преступления коммунистического режима.

Автор призывает читателя отрешиться от общеупотребительного значения этого слова и помнить, что речь идёт о геноциде в юридическом смысле, т. е. о юридическом термине. А также помнить о том, что признание или непризнание того или иного массового уничтожения геноцидом есть юридическая оценка, напрямую не связанная с его моральной, политической или исторической оценкой.

Например, российский правозащитник Александр Гурьянов, много сделавший для раскрытия Катынского преступления и за это награждённый польским кавалерским крестом «За заслуги», считает: «Относительно того, считать ли Катынь геноцидом, возможны различные мнения. Лично мне кажется, что правильнее было бы считать её военным преступлением и преступлением против человечества.» Между тем, в самой Польше убеждены: это был геноцид.

Можно вспомнить и мнение израильского исследователя Холокоста профессора Иегуды Бауэра, считающего, что Холокост нельзя считать геноцидом, поскольку для этого определение геноцида слишком слабо.

Надеюсь, эти примеры позволят удержать читателя от абсолютизации и фетишизации понятия геноцида.

Определение геноцида даётся в «Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказания за него», принятого Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1948 г. «Под геноцидом понимаются… действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично любую национальную, расовую или религиозную группу как таковую».

Ключевым здесь является словосочетание «как таковую». Для признания некоторого массового уничтожения людей геноцидом необходимо доказать, что его организаторы уничтожали людей именно потому, что они были представителями определённой национальности, расы или религии, а не по какой-либо другой причине.

На сегодняшний день специалисты и мировая общественность (именно общественность, а не правительства) в целом единодушно признали геноцидом довольно ограниченное число массовых преступлений. Наиболее известные из них — уничтожение армян в Турции в 1915—1916 гг., еврейский Холокост и уничтожение нацистами цыган. Во всех трёх случаях не вызывает сомнения, что именно национальность жертв послужила причиной их уничтожения. Это подтвердили сами палачи в многочисленных документах и инструкциях.

Иначе обстоит с Голодомором. Его итальянский исследователь профессор Андреа Грациози характеризует ситуацию следующим образом: «…Поиски (историков — М.Б. ) касаются именно геноцидного характера, который голод приобрёл в Украине, Северном Кавказе и Казахстане… Я лично убеждён, что можно вполне уверенно говорить о геноциде… Но на сегодняшний день среди учёных-историков не существует полного согласия.» («День», № 205, 2005)

Вспомним различные доводы, приводимые в поддержку этого тезиса. Одно из них — безусловная враждебность Сталина и большевистской верхушки к тому, что они называли «украинским национализмом»; мероприятия по уничтожению украинской научной и художественной интеллигенции. То же происходило и в других национальных республиках, но, по-видимому, в Украине в максимальной мере; сравнить предстоит историкам. Вероятно, самый существенный довод — территория, на которой происходило уничтожение людей голодом. По утверждению С. Кульчицкого, это несколько областей Украины, а также населённая украинцами Кубань. (Часто в том же контексте называют и Казахстан.) Эти и другие веские аргументы привели к тому, что ряд международных комиссий и правительственных структур разных стран признали Голодомор геноцидом (примеры приведены С. Кульчицким).

Представляет интерес характеристика Голодомора, даваемая самим С. Кульчицким: «Сталин целеустремлённо уничтожал сельское население двух советских административно-политических образований, в которых численно преобладали украинцы». При этом он подчёркнуто отмежёвывается от тех своих единомышленников, которые формулируют цель иначе: Сталин уничтожал украинцев. С точки зрения Кульчицкого, проблема доказательства геноцидного характера Голодомора заключается в том, чтобы доказать целенаправленность действий властей по его организации: «Нам остаётся убедить россиян в том, что украинский голод был следствием не только репрессивных заготовок, но и отлично организованной конфискации всех продовольственных запасов у крестьян».

Я полностью согласен с данной выше характеристикой Голодомора. Однако сомневаюсь в том, что её достаточно для признания его геноцидом. На мой взгляд, по смыслу определения, для этого нужно было бы доказать, что украинских крестьян уничтожали именно как украинцев, а не как крестьян, не как жителей некоторой территории или по какому-либо другому подобному признаку. Но практически все серьёзные исследователи, в том числе и Кульчицкий (см. предыдущий абзац), соглашаются с тем, что уничтожение проводилось не по национальному признаку. Для развязывания Голодомора у Сталина было много оснований. Например, для реализации политики коллективизации было весьма выгодно уничтожить «как класс» наиболее работящее крестьянство, а именно такое было на этих землях. Был мотив превентивного террора — уничтожение всех подряд, чтобы надолго парализовать страхом волю оставшихся.

Мне представляется, что упомянутые выше аргументы за признание Голодомора геноцидом достаточно весомы, но их нельзя считать абсолютными. Другими словами, одни исследователи могут считать их достаточными, другие — нет. По-видимому, именно это различие возможных мнений и имел в виду профессор Грациози, сам склоняющийся классифицировать Голодомор как геноцид, но, в отличие от С. Кульчицкого, не настаивающий на исключительной значимости такой классификации.

В этом отличие Голодомора от трёх перечисленных выше геноцидов. По-видимому, вопрос С. Кульчицкого «Почему Сталин нас уничтожал?» навсегда останется без однозначного ответа. В отличие от младотурок и нацистов, большевистские палачи не оставляли документов с мотивировками. Это была более изощрённая и более лицемерная практика.

Перейдём к вопросу об оценке Голодомора мировым сообществом. Главный документ здесь — совместное заявление по голодомору в Украине, подписанное в ноябре 2003 г. делегациями Украины, России, США, Канады, Италии (от имени ЕС) и ряда других стран и зарегистрированный как официальный документ Генеральной ассамблеи ООН. В документе впервые в истории ООН голодомор в Украине признается трагедией, вызванной действиями тоталитарного режима. В том же году резолюции (или декларации) с осуждением голодомора приняли Конгресс США, сенаты Аргентины и Австралии, парламенты других стран. Ни в одном из этих документов термин «геноцид» не использовался.

Между тем международное признание Голодомора геноцидом стало одной из целей государственной политики Украины. Оно зафиксировано, в частности, в недавнем (от 4 ноября с. г.) указе Президента Ющенко. Насколько реалистична эта цель?

Разумеется, для такого признания весомость научных и юридических аргументов играет третьестепенную роль — решения принимаются, исходя из политических соображений. Примером может служить геноцид армян, при всей своей неоспоримости признанный пока 14-ю государствами. Причина ясна — остальные не хотят ссориться с противящейся этому Турцией. Читателю предлагается угадать: признала ли геноцид армян Украина?

Аналогичное положение складывается и с Голодомором, признанию которого геноцидом категорически противится Россия. Причины этого изложены в статье профессора Грациози, и я его продолжу его мысль. На Россию, как правопреемницу СССР, в случае такого признания ложится, по крайней мере, моральная ответственность за геноцид. Об этой ответственности уже с гораздо большим основанием смогут тогда напоминать, мягко говоря, не слишком дружественные ей политики не только в Украине, но и в других окружающих странах. Голодомор всё чаще будет рассматриваться в контексте «преступления России против Украины и других народов». (Пример такого рассмотрения у нас даёт не только упоминаемые в рассматриваемой серии Л. Лукьяненко и И. Драч, но и многие их единомышленники.) А потому страны, дорожащие отношениями с Россией, включая, вероятнее всего, и США, не станут признавать Голодомор геноцидом. Тем более, что для отказа от такого признания есть достаточные основания. Сделают это в первую очередь те из соседей России, которые любят её дразнить и делают на этом политику, например, Грузия Саакашвили. И такие признания приобретут характер не слишком серьёзной антироссийской кампании.

Потому активизация дипломатических усилий Украины в этом направлении может дать результат, противоположный поставленной цели: Украина будет выглядеть страной, спекулирующей на своей трагедии и трактующей её не вполне адекватно в политических целях. Так что представляется, что педалирование кампании по признанию Голодомора геноцидом не в интересах Украины. Шансы на её успех нулевые. И совсем неуместны время от времени оглашаемые политиками и журналистами претензии к украинским дипломатам, что они мало для этого делают.

На мой взгляд, привлекать внимание международной общественности к Голодомору необходимо. С тем, чтобы он навсегда прочно вошёл в коллективную память человечества. Но главная роль в этом сегодня принадлежит историкам, писателям, мыслителям. Закреплять в международных документах имеет смысл только единодушно принятые ими оценки.

Часто ли вспоминают евреи, что Холокост признан геноцидом? Думаю, нет. Для них Холокост — уникальное явление, и имя, несущее память о его уникальности, вошло в языки всего мира. Я хотел бы, чтобы в них заняло такое же место украинское слово «Голодомор».

Итак, мы столкнулись со следующей ситуацией. Налицо очевидное чудовищное преступление, уничтожение миллионов людей, а правомерность применения к нему понятия «геноцид» остаётся под вопросом. Это не должно удивлять, если мы вспомним, что существует множество столь же чудовищных преступлений, заведомо не подпадающих под понятие геноцида. Они вместе с геноцидом определили лицо XX века, а по общему количеству жертв даже превосходят его. Это прежде всего почти все преступления коммунистического режима в СССР: «ликвидация кулачества как класса» (следствием чего стало его физическое уничтожение); уничтожение огромных социальных слоёв — дворянства, духовенства и др.; массовый превентивный террор; чистка армии и многое, многое другое. Ведь во всех этих случаях репрессии происходили отнюдь не по национальному признаку. К геноциду можно отнести разве что массовые депортации военного времени. Не подходит под понятие геноцида и террор Пол Пота в Кампучии, в ходе которого были уничтожены 3 из 8 миллионов кампучийцев — на сегодня, кажется, в процентном отношении — рекорд; там тоже уничтожали представителей своей нации.

А ведь непосредственное нравственное чувство подсказывает: с точки зрения совести все эти преступления — геноцид армян, Голодомор, массовый террор в СССР, Холокост, террор Пол Пота — явления одного порядка. Им одно место в истории. Их жертвы должны быть одинаково почтены, а организаторы и исполнители прокляты навеки. Они должны быть одинаково предотвращены в будущем и одинаково определены как самые тягчайшие преступления. И если, не дай Бог, подобное чему-либо из них повторится, их организаторы и исполнители должны одинаково предстать перед судом мирового сообщества.

Как мы видим, введение в международное право понятия «геноцид» не решает эту задачу. Кроме всего, это понятие неконструктивно: во главу угла ставится наряду с фактом преступления и его преднамеренностью ещё и ставящиеся при этом цели, которые зачастую, как в нашем случае, невозможно однозначно установить.

Ограниченность понятия «геноцид» имеет исторические причины. Оно разрабатывалось и вводилось в годы Второй мировой войны и непосредственно после неё. Тогда мировое сообщество узнало только об одной разновидности массового уничтожения — по этническому и расовому признаку: армяне, евреи, цыгане. О коммунистическом терроре в СССР, носившем совсем иной характер, напоминали отдельные робкие голоса, которым мир не хотел верить. Проблема массового уничтожения по этническому признаку представлялась единственно актуальной. Из таких представлений и исходил автор концепции геноцида польский юрист еврейского происхождения Рафал Лемкин. Этимологически этнический признак непосредственно входит в изобретённый им термин: он составлен из греческого «genos» (раса, племя) и латинского «cide» (убийство). Тем не менее, в первоначальных вариантах определение давалось более широко. В обвинительном заключении на Нюрнбергском процессе от 6 октября 1945 г. подсудимым вменялся в вину «умышленный и систематический геноцид, т. е. истребление расовых и национальных групп гражданского населения некоторых оккупированных территорий с целью уничтожения определённых рас или классов, а также национальных, расовых или религиозных групп, в особенности евреев, поляков, цыган и других» (выделено мной — М. Б. ). Принятие самой Конвенции о предупреждении геноцида проходило в ООН достаточно сложно. Как это ясно сегодня, советская делегация сделала всё, чтобы претензии по ней нельзя было предъявить СССР даже в случае, если о его преступлениях станет известно. Под её давлением из определения было выброшено упоминание о «социальных группах» и о «культурно-национальном геноциде». Правда, одно советское предложение не прошло: оно заключалось в том, чтобы привязать геноцид исключительно к идеологии фашизма. В общем, как пишет упоминавшийся Иегуда Бауэр: «В любом случае Конвенция ООН есть совершенно произвольный документ, появившийся в результате горячих споров между делегатами стран-членов ООН. Фактически нет чёткого определения геноцида…»

Наше рассмотрение привело к необходимости проанализировать несколько более широкие вопросы международного права. Автор предупреждает, что не является в этом вопросе специалистом и может не учесть некоторые моменты по незнанию. Тем не менее, начав разбираться, говорить об этом приходится.

Естественно возникает вопрос. А существует ли в международном праве понятие, под которое подходят перечислявшиеся нами массовые преступления? Не стоит ли добиваться международного признания Голодомора как именно такого преступления?

Да, такое понятие есть. Это понятие преступления против человечества (иногда говорится: «против человечности» — это два перевода исходного английского «humanity»). По оценке юристов, неявно оно было введено во II и IV Гаагских конвенциях о законах и обычаях сухопутной войны (соответственно в 1899 и 1907 гг.), провозгласивших необходимость соблюдать «законы человечности» в ходе вооружённых конфликтов. В явном виде оно зафиксировано в документах Нюрнбергского трибунала 1945 г. и позже вошло в ряд национальных законодательств. По-видимому, наиболее актуально его определение в Римском уставе Международного уголовного суда от 2003 г. Юрисдикция этого суда распространяется на наиболее серьёзные преступления, касающиеся международного сообщества в целом. Указаны четыре вида таких преступлений: геноцид; преступления против человечества; военные преступления; агрессия. Преступление против человечества определено как «действия, связанные с сознательным распространённым или систематическим нападением (attack) на гражданское население», а именно: убийство, истребление, порабощение, депортация, тюремное заключение, пытки и ряд других.

Под такое широкое определение явно попадают и Голодомор, и другие упоминавшиеся ранее преступления. Однако это понятие явно слабее понятия геноцида в ряде отношений.

Прежде всего, в обвинительной мощности. Одно дело: «действия с намерением уничтожить национальную, расовую или религиозную группу». И совсем другое: «нападение на гражданское население», означающее не обязательно «истребление», но и, например, «сексуальное рабство и принуждение к проституции».

По-разному воспринимаются эти понятия и в массовом сознании. Для рядового человека, включая рядового политика, т.е. не юриста, «геноцид» звучит куда более весомо.

Различен авторитет и занимающихся этими проблемами институций, и принятых ими документов. Преступлениями против человечества после Нюрнбергского трибунала занимался только мало известный рядовому гражданину Международный уголовный суд. А Конвенцию о предупреждении геноцида приняла Организация Объединённых Наций, служащая олицетворением всего человечества, причём в каких выражениях! «Договаривающиеся стороны (т. е. практически все государства — М. Б. ) подтверждают, что геноцид, независимо от того, совершён ли он в мирное или военное время, является преступлением, нарушающим нормы международного права, и против которого они обязуются принимать предупредительные меры и карать за его осуществление.» Соглашений подобного уровня о преступлениях против человечества нет.

Не удивительно, что государства так добиваются признания преступлений против своих народов геноцидом и о каждом таком признании со стороны любого государства (событие довольно редкое) широко оповещает мировая пресса. Между тем я вообще не слышал, чтобы какое-то государство официально признало некоторые действия преступлением против человечества. Это делает Международный уголовный суд по частным случаям, куда менее масштабным, чем Голодомор или Холокост.

Возможно, Украине стоит проявить инициативу именно здесь и поставить вопрос о признании Голодомора преступлением против человечества. Ведь главное в том, чтобы мир помнил об ужасах Голодомора, а при всей недостаточности этого понятия, такое признание было бы шагом к этой цели. Так же, как существенным шагом были декларации ООН и парламентов 2003 года.

Заметное внимание к проблеме преступлений против человечества проявляет общественность. Так британская «Свободная энциклопедия» (Wikipedia) приводит список из почти 50 деяний XX века, «рассматриваемых как преступления против человечества» (alleged crimes against humanity). (По-видимому, слово «alleged» подчёркивает, что внесение в этот список не носит формально юридического характера.) В этом списке есть и Голодомор, и ГУЛАГ, и бомбардировка Дрездена, и теракт 11 сентября. И, как ни странно, геноцид армян и Холокост, хотя Устав Международного суда разграничил этот род преступлений и геноцид.

Здесь автор выскажет своё мнение рядового человека и гражданина, хотя и знает, что оно не будет услышано. По моему мнению, для предотвращения подобных масштабных и чудовищных преступлений международное право нуждается во введении понятия, столь же весомого, но более общего, чем геноцид. Оно должно охватывать сознательное массовое уничтожение людей по признаку принадлежности к этнической, расовой, религиозной, языковой, сословной, имущественной или любой другой социальной группе, осуществляемое безотносительно к индивидуальным действиям жертв. Такие действия должны быть охарактеризованы как тягчайшие преступления против человечества. Это должно быть закреплено в соответствующей конвенции Организации Объединённых Наций, аналогичной Конвенции о предупреждении геноцида и содержащей обязательство противодействовать этим преступлениям, привлекая к суду их организаторов и участников без срока давности. И очень важный момент — нужно добиться, чтобы это понятие звучало в общественном сознании столь же весомо, как и геноцид.

Тем самым была бы решена и проблема юридической квалификации Голодомора.

В заключение повторим основные положения этой статьи.

1. Голодомор 1932—1933 гг. является одним из самых чудовищных преступлений в истории человечества.

2. На вопрос, подходит ли Голодомор под юридическое определение геноцида, нельзя однозначно ответить, ввиду неконструктивности этого понятия.

3. Для того, чтобы мировое сообщество могло лучше противодействовать массовым уничтожениям людей, подобным тем, что происходили в XX веке, необходимо закрепить в международном праве понятие, столь же весомое, но более общее, чем геноцид, обеспечив меры предупреждения этого преступления.

БЕЛЕЦКИЙ Михаил Иванович (род. в 1935 г.) — математик и политолог, кандидат физико-математических наук. Отчислен с 5-го курса механико-математического факультета Московского университета им. Ломоносова по политическим мотивам (1956). Окончил Ереванский университет (1959) и аспирантуру Математического института АН СССР (Москва) (1965). Работал в Институте кибернетики АН УССР и в Киевском университете им. Шевченко. Уволен из КГУ (1973) в связи с подписанием письма протеста. С 1992 работает как политолог, эксперт Киевского центра политических исследований и конфликтологии. Некоторые из работ — см. www.analitik.org.ua.