«Мы услышим ангелов...»

В прошлую субботу смотрел в Молодом театре немолодой уже 13-летний спектакль Станислава Моисеева «Дядя Ваня». Римма Зюбина играет там Соню  — будто простушку, внешне неяркую и приземленную: они со своим дядюшкой Ваней-Войницким кур выращивают, хозяйство ведут, прозаическим языком, словом, общаются и прозаически (и прозрачно и чисто) живут.

ТОЧКИ НЕВОЗВРАТА

Время от времени и дядя, и его племянница пробуют очиститься в небесных, и не только, водах. Не помогает. Ближе к финалу Войницкий (Алексей Вертинский) срывает карту Африки, ликвидируя тем самым географическое указание на метафорику места  действия, а затем и небо, замыкающее горизонт, духовный прежде всего, — заворачиваясь в этот свиток. Ну, чем не Ангел из знаменитой фрески Кирилловской церкви, тот, который свивает небо, завершая композицию «Страшный суд» и тем самым символизируя конец света.

Финал спектакля по пьесе Чехова обычно просветленный. Герои возвращаются к привычной жизни, а собственно к самой жизни. Вместо этого у Моисеева и Соня, и сам Войницкий финализируют свои ощущения  самым драматическим способом — просвета будто не видно, гаснет последний свет. Поэтому они и замирают в статике, на возвышении, где обычно несутся куры. Высидят ли они свои «яйца» — большой вопрос. 

А впрочем, почему же вопрос? Он снимается знаменитым монологом Сони-Зюбиной (ну, почти так — Соня Зюбина, настолько достоверно выглядит актриса в этой роли). «Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах... Мы отдохнем!» И мы действительно их слышим, тех ангелов. Небо, которое упало на землю под действием грубой  человеческой воли, отзывается в душе человека... И поэтому меня, зрителя, озаряет катарсическое ощущение точки невозврата в центробежную темноту. Вертикальный свет (он прогревал персонажей в ряде предыдущих эпизодов) исчез, теперь он светится в самих душах...

Зюбина умеет вызывать катарсис, те видимые или невидимые мировые слезы, которые очищают душу. И мы видим людей, какими они станут через сто-двести лет, — о чем не раз говорят персонажи пьесы. 120 лет прошло — мы их видим, слышим, думаем о них — разве же это не чудо!? Чудо еще и в том, что героиня Зюбиной воспринимается как вполне современный человек, женщина, угнетенная грузом будничных дел — и вместе с тем готовая в любое мгновение перенестись душой в горние сферы, где собственно и живет ее душа.

Как странно думать о том, что актриса в первый раз снялась в кино еще 24 года назад — в фильме «О безумной любви, снайпере и космонавте» Дмитрия Томашпольского. Достаточно успешно, достаточно ярко в такой же яркой режиссерской работе. Однако потом — редкие съемки и просто отсутствие съемок, ни кино, ни ролей. Что было бы с Зюбиной, если бы не театр, нетрудно представить.

ВЫЙТИ ИЗ ТЕНИ

Впрочем, не все так плохо в нашем доме — на протяжении последних десяти-пятнадцяти лет Р. Зюбина снималась довольно регулярно. В сериалах, конечно. Есть такие, которые зритель, наверное,  помнит (скажем, «Женская интуиция» Оксаны Байрак или «Ограбление по-женски» Ашота Кещяна), были и роли в фильмах для кино-театрального проката (в «Трубаче» Анатолия Матешка, свежий пример). Сути дела это не меняло — такая яркая на театральной сцене актриса на экране не раскрывалась по-настоящему, профессионально отрабатывая предложенный драматургический материал. Причина простая — не находилось точки соприкосновения с личным, все ролевые траектории шли по касательной.

И вот «Гнездо горлицы». Выбор Тараса Ткаченко, наверное,  диктовался не знакомством с киноролями. Только театр давал основание режиссеру надеяться на то, что он получит желаемое — психологически хорошо мотивированную партию главной героини, женщины из Буковины, которая отправляется на заработки в Италию, в результате чего обрушивается сама конструкция ее семейной жизни. Некий дискурс неореализма, который усиливается съемками в Италии, в Генуе и присутствием двух итальянских актеров, Лины Бернарди (снималась у самого Феллини) и Мауро Чиприани. Никакого актерства, никакой демонстрации техники, эстрадного сияния (о, как сверкает в глазах от современных звьезд)... Эмоции только внутренними каналами, никакого «нервопускання». Ну, как та же чеховская Соня — серая мышка, мешковатая одежда, забитые куда-то поглубже реакции на мир, ближний и дальний. И — взрыв в финале, с метафизическим  появлением ангела в лице самой героини.

Рядом с Риммой  Зюбиной в «Гнезде горлицы» работают Виталий Линецкий (ушел из жизни во время работы над фильмом, что существенно усложнило и драматизировало съемочный процесс), Наталья Васько (коллега по Молодому театру, блестящая, эффектная и — глубокая актриса), Николай Боклан — без таких актеров было бы трудно достичь вот такого результата. А он в удивительной реальности Дарины как таковой. Здесь нет никакого намека на «малороссийскую мелодраматику», с ее надрывом и акцентированием местного колорита (хотя есть такой, это Буковина, однако в сопоставлении с Генуей; Дарина смотрит на привычный быт глазами итальянки). Нет  здесь и перетягивания одеяла на себя — Зюбина органично существует в очень сильной актерской ансамблевой среде. И так далее...

В итоге есть кинофильм, который просто меняет карту кинематографических будней. Так как разрушает уже устоявшуюся матрицу, по которой кино — это когда стреляют (о, в «Горлице» ружье так же есть, и стреляет — только не бутафорскими пулями), насилуют, похищают. Здесь нет никакой жанровой последовательности — и благодаря режиссеру, и благодаря актерам, Зюбиной прежде всего.

Это взрослая роль взрослой актрисы. Взрослое кино для взрослых зрителей, которые уже давно отвыкли ходить в кинотеатры, справедливо считая их территорией подростков. Не все, далеко не все украинцы поверили в это, оставшись дома. Однако начало положено.

Роль Дарины — это открытие для нас, кинозрителей, так как для театральных фанов такая Римма  Зюбина не в диковину. А все же здорово! У нас прекрасная школа актерства, которая в последние годы находилась в густой тени российских актеров (действительно сильных, что там говорить). Теперь у актеров появился шанс выйти из тени. И они уже выходят. Киножизнь — она такая: то тень, то света резец...