Айболиты вечного

Выставка «Отреставрированные произведения из музеев Украины», представленная в Музее русского искусства, одновременно впечатляет разнообразием и трогает искренностью.

Вряд ли еще где-то на одной выставке можно увидеть уникальные иконы начала XVIII века Йова Кондзелевича (да еще и не из одного, а сразу из двух собраний — Волынского краеведческого и Львовского национального музеев), «Весняні квіти» Катерины Билокур (Яготинский исторический музей), «Садко» Михаила Врубеля (из Горловки), акварель Волошина из коктебельского мемориала, уникальную японскую графику из музея Ханенко, офорт Тараса Шевченко (киевский музей Шевченко) и веко египетского саркофага IV — I веков до н.э. (собрание Киево-Печерского историко-культурного заповедника). Но экспозиция эклектична лишь на первый взгляд, поскольку все эти шедевры — товарищи по несчастью: с кого-то удалены «плотные поверхностные загрязнения», кого-то подлечили, «дезинфицировав» пятна плесени и дырки, проеденные шашелем, на ком-то «исправлены деформации», закреплен грунт, удалены записи авторской живописи. Порой описание экспоната напоминает отчет волшебника о честно проделанном волшебстве: «Очипок. ХIХ век. Украина. Реставратор Т. Морозова. Состояние до реставрации: загрязнение, сквозные черные пятна плесени; деформация, повреждены швы; обесцвечение и многочисленные повреждения парчи, ленты и бархата». Казалось бы, ну и «аминь» безымянной тряпочке ХIХ века, но если бы все так рассуждали, то и выставки бы никакой не было, а так: «Очищено от повреждений, удалены пятна; дополнено ткань в местах утрат; укреплено шелковую ткань и ленту; частично демонтировано швы». Точно, как в сказке: «И доктор пришил ему ножки, и заинька прыгает снова».

Реставратор — профессия скромная, незаметная. Если бы не эта выставка, то никто бы и не узнал, что чудная графика конца XVI — начала XVII века Класа Янса Висхера попала в руки Л. Ятченко в состоянии «глубокой комы»: «Пожелтение старой бумаги. Общее загрязнение с обеих сторон, сквозные затекания и пятна бурого цвета. В местах повреждения плесенью бумага разрушена. По краю листа — многочисленные разрывы и трещины, утраты основы…» В выставочном же зале вы становитесь свидетелем постмодернистского воплощения сюжета картины в реальность: «Посещение ангелом пророка Илии» после посещения ангелом-спасителем.

По-человечески, неловко, когда после подробного описания «увечий» произведения и истории его счастливого выздоровления, видишь лаконичную надпись «Фотоснимок экспоната после реставрации. Оригинал музеем на выставку не представлено». Коротко и ясно: не представлено и все тут. А ведь выставка — единственное место, где реставратор хотя бы скромно ставит свою фамилию рядом с именем художника (в человеческих отношениях это, кажется, называется «Не та мать, что родила, а та, что воспитала», т.е. сохранила для жизни). Хотя, как ни крути, реставратор — своеобразный соавтор. Причем часто работу «айболиту» подбрасывает не только беспечное время или бескультурные потомки, но и сам художник. К примеру, Михаил Врубель, по признанию искусствоведов, всю жизнь экспериментировал, нарушая все возможные правила и живописные технологии. В результате — не прошло и ста лет, а его полотна почернели, краска с них лущится, отстает от основы — ничего, технологические грехи Врубеля искупят реставраторы.

Нынешняя выставка в Музее русского искусства — словно бал для скромных и кротких золушек, которые в наших условиях противопоставляют себя не только вечной и всемогущей энтропии, но и тотальной нищете, и явной общественной и государственной недооценке своего труда. По правде говоря, не меньшей, чем труда шахтерского или учительского, но разве от этого легче?