Божественная босоножка

Она родилась на редкость подвижной и резвой. Уже через год появилась любимая семейная забава: крошечную девочку в распашонке ставили в центре стола, и она удивительно живо и достаточно гармонично двигалась под любую мелодию, которую ей играли или напевали, пишут RIAN.Ru. Одно из самых ранних и самых ярких детских впечатлений Айседоры — пожар. Загорелся их собственный дом. Двухлетнюю Айседору спасло то, что ее сумели выбросить из окна горящего дома прямо на руки полицейского. Со временем стихийное движение ярких языков пламени стало символом огненного, неуемного, безудержного танца Дункан.

Уже в 13 лет она бросает школу, решив, что для нее важнее всего на свете танец и музыка. В американской студии Стеббинс в Чикаго Айседору обучали пластической интерпретации музыки, искусству открытой импровизации. Движенческой основой служил несложный гимнастический комплекс. Впитывая навыки, как губка, Айседора Дункан создает свой стиль, свободный от стереотипов и копирования традиционной хореографии. Ее танец устремлен на передачу прихотливой жизни души через естественную красоту природной, прирожденной человеческой пластики, не замутненной и не искаженной ничем искусственным.

Конечно, утверждая, что единственно важным является мир чувств, Айседора лукавила. На начальных этапах ее вдохновляет античность — гармония форм, красота поз, уважение к природе. Греческим, по сути, был и сценический костюм Дункан. Она танцевала в легких хитонах, появляясь на сцене босой и почти обнаженной: прозрачная туника не скрывала мягких линий ее прекрасного тела. В то время, когда танцовщицы облачались в матовые шелковые трико, это был шаг, неслыханный по смелости и дерзости.

Но Айседора могла себе это позволить. Ее тело было восхитительно. Движения ее танца — шаг, легкий бег, невысокие прыжки, свободные батманы с подъемом ноги не выше, чем на 45 градусов, выразительные позы и жесты — напоминали рисунки древних фресок и вазописи. В танце торжествовала эмоциональная свобода. Движения не подчинялись никаким правилам. Как чувствую, так и танцую. Танец не нуждался ни в драматургическом сюжете, ни в костюмах, ни в декорациях. Только музыка, свет, хитон и исполнитель.

Критика писала о ней восторженно: «Дункан танцует естественно, просто, как танцевала бы на лугу, и всем своим танцем борется с обветшавшими формами старого балета». Танец был самой главной страстью в ее жизни, любовь — стихией, которая рождала его. Один из первых концертов Айседоры в Европе состоялся в 1902 году в Будапеште ранней весной. Овации, беззаботные люди вокруг, волнующие ароматы проснувшейся природы — «все пробуждало сознание, что мое тело не только инструмент, выражающий священную гармонию музыки». Молодой актер Оскар Бережи почувствовал эту пробуждающуюся страсть танцовщицы. Айседора позволила себе увлечься. Пережив эту связь, она скажет, что «выше любви и страсти нет ничего». И вынесет вердикт: «брак невозможен, ибо это институт «закабаления» женщины. Только свободная любовь». Этому своему принципу она изменит лишь однажды, зарегистрировав в советском ЗАГСе свой брак с поэтом Сергеем Есениным.

После будапештского романа, промелькнувшего как молния, Айседора еще вдохновеннее постигала танец, «читая» пластически музыку Рихарда Вагнера. С Байретом, краем Вагнера, куда она приехала по приглашению вдовы композитора, связано еще одно приключение. Однажды ночью, выглянув из окна отеля, она увидела под деревом невысокого человека. Это был немецкий историк искусств — Генрих Тоде, страстно влюбленный в юную танцовщицу. Он покорял меня одним лучезарным взором, от которого кругом все будто расплывалось, и дух мой на легких крыльях несся к горним высотам. Но я и не желала ничего земного. Мои чувства, дремавшие уже два года, теперь вылились в духовный экстаз».

Соединить радость телесную и страсть духовную — так мечтала Дункан о любви земной — ей так и не пришлось. Каждый роман заканчивался болью... Таким оказался и финал отношений с Тоде.

Первая встреча Айседоры Дункан с Россией состоялась в 1904 год. Гастрольное турне... «Все мое существо жаждало общения с сильной личностью, которая стояла передо мной в лице Станиславского». Он увлечен танцем Дункан, часто приходит к ней за кулисы. Он поражен тем, что «в разных уголках земного шара, в силу неизвестных нам условий, разные люди ищут в разных сферах искусства одни и те же естественные принципы творчества». В странной американке он почувствовал художника одной крови с ним.

Реформатор театра, Константин Сергеевич оказался весьма консервативен в отношениях любви. Как-то вечером, глядя на его благородную красивую фигуру, широкие плечи, черные, чуть серебрящиеся на висках волосы, Айседора обвила его сильную шею руками, притянула голову и поцеловала в губы. Он нежно вернул ей поцелуй, но на лице его было написано крайнее изумление. Затем она попыталась привлечь его к себе еще ближе, он отшатнулся и вскричал: «Но что мы будем делать с ребенком?!» «Каким ребенком?» — спросила Айседора. «Нашим, конечно. Что мы с ним будем сделаем? Я никогда не соглашусь, чтобы мой ребенок воспитывался на стороне». До ребенка еще было слишком далеко, и Айседора громко расхохоталась. Станиславский же растерянно отвернулся и поспешил удалиться. Роман со Станиславским так и не состоялся.

Красивая любовь пришла к Айседоре в лице великого английского режиссера-реформатора и теоретика театра Гордона Крэга. Его эксперименты с театральным пространством были навеяны мифопоэтикой шекспировского космоса, а идея «сверхпластичности» актера, растворяющего себя в пространстве театра, являлась парафразом мыслей самой Айседоры. «Нас было не двое, мы слились в одно целое, в две половины одной души». Но после первых недель упоения страстью начались выяснения семейных функций. Крэгу хотелось видеть Айседору дома, мирно ведущую хозяйство и помогающую мужу в творчестве. Стоит ли писать, что это было невозможно? Союз, подточенный «творческими ссорами», чуть позднее и ревностью, распался довольно быстро. У Айседоры родилась девочка, которой отец придумал поэтичное ирландское имя — Дирдрэ...

Айседору обуревало желание создать школу танца, чтобы воспитывать детей в духе эллинистической красоты. Она открыла школу, но средств на ее содержание не хватало. «Я должна найти миллионера! Я обязана сохранить школу». Желание воплотилось — танцовщица встретила Париса Юджина Зингера, сына известного производителя швейных машинок, одного из самых богатых людей Европы. Зингер предложил взять на себя расходы по содержанию школы Дункан, чтобы та могла спокойно создавать новые танцы. Он осыпал ее дорогими подарками. Но самым дорогим его даром стал сын Патрик... Однажды, на костюмированном балу в Париже Зингер приревновал Айседору. Бурные выяснения отношений закончились его отъездом в Египет и отказом от строительства театра для Айседоры. Этот разрыв сломил актрису. Ей начали мерещиться то похоронные марши, то два детских гроба среди снегов. «Помешательство» оказалось предчувствием первой настоящей беды, ведь дети были ее единственным светом.

В январе 1913 года оба ребенка Айседоры вместе с гувернанткой ехали на машине в Версаль. Мотор внезапно заглох, шофер заглянул под капот, что- то подергал. Неожиданно автомобиль, сбив с ног водителя, рванул с места и вместе с пассажирами упал в Сену. Узнав о трагедии, Айседора не плакала; она впала в прострацию, даже хотела покончить с жизнью.. От утраты детей она не оправилась никогда. Айседору преследовали видения. Однажды ей померещилось, что она видит своих малышей входящими в воду. Упавшую на землю рыдающую женщину поднял прохожий. «Спасите мой рассудок, подарите мне ребенка», — простонала она. Молодой человек, как ни странно, стал любовником Айседоры. Но мальчик, родившийся от их связи, прожил всего несколько дней. Айседора стала пить, газетчики даже писали ее фамилию как Drunken (пьяная).

К счастью, вскоре ей представился шанс начать жизнь с чистого листа. В 1921 году народный комиссар просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, ведавший в Советской России культурой, официально предложил Айседоре Дункан открыть школу танца в Москве. Он дала согласие и приехала в Россию. На одном из приемов в ее честь появился Сергей Есенин. Он был околдован Айседорой. Не зная ни слова по-английски, поэт снял обувь и станцевал какой-то дикий танец. Но Айседора все поняла: она гладила его по голове, повторяя всего два русских слова: «ангель» и «чьорт». Через три часа после знакомства они вместе уехали. Ей было 44 года, ему — 26.

Их роман описан во многих книгах, в том числе в мемуарах. Описан по-разному. Одни рисуют возвышенную романтику внезапно вспыхнувшего чувства, другие — страсть в угаре пьяной оргии. Все биографы сходятся в одном: они любили друг друга, «но странною любовью». Временами почти маниакально. Айседора прощала ему все, восхищалась его дарованием, юностью, красотой. Она заботилась о нем, как о сыне. Чтобы вырвать любимого из перманентного загула, вызванного нападками на поэта, Айседора Дункан в 1922 году оформляет с ним брак и увозит Есенина за границу.

Европа, Америка, Европа. В Америке Есенин страшно мучился оттого, что его самого воспринимают как последнюю любовь, как осенний каприз гениальной танцовщицы, а не как поэта. В ноябре 1923 года они вернулись в Россию. Айседора устала от Есенина, который вел себя все более грубо, цинично. После очередного скандала они окончательно расстались.

Узнав в Париже в 1925 году о самоубийстве Есенина в отеле «Англетер», в том самом номере, где они жили во время первой совместной поездки, Айседора призналась: «Я была потрясена смертью Сергея, но я рыдала и страдала из-за него так много, что, мне кажется, он исчерпал все человеческие возможности для страдания».

Айседора стремится забыться. Но это была уже скорее оглядка на прошлое, нежели настоящая жизнь. Даже короткий роман с русским пианистом Виктором Серовым не мог воскресить ее. Она пыталась покончить с собой, но ее спасли.

14 сентября 1927 года в Ницце Айседора Дункан села за руль спортивного автомобиля. Было прохладно, однако она отказалась накинуть пальто, лишь повязала на шею длинный шарф. Машина рванула с места, почти сразу же конец алого шарфа порывом ветра затянуло в спицы колеса... Голова 50-летней танцовщицы резко качнулась вперед. Алый шарф задушил ее...

Сегодня Айседоре Дункан посвящают спектакли, концерты, выставки и фестивали. О ней пишут книги и снимают фильмы. Ее исполнительский стиль «просматривается» во многих направлениях танцевального модерна. Великие актрисы, среди которых Ванесса Редгрейв и Майя Плисецкая, пытаются разгадать тайну ее судьбы. Айседора Дункан, «божественная босоножка», покоится на кладбище Пер-Лашез в Париже...