«Он был известен за пределами Украины более чем кто-либо из харьковчан»

Юбилей выдающегося композитора, педагога, автора полутораста музыкальных опусов, многие из которых его соотечественникам еще предстоит открыть, в Киеве не прошел незамеченным. В начале июня Симфонический оркестр Национальной филармонии под руководством Николая Дядюры представил программу из произведений Валентина Бибика, куда были включены масштабная Пятая симфония, Концерт №3 для скрипки с оркестром (солист — Дмитрий Ткаченко), а также диптих «Плач и Молитва», посвященный трагедии Голодомора 1932—1933 годов. В грядущем концертом сезоне дирижер Роман Кофман планирует осуществить премьерную постановку оперы «Бег» по одноименной пьесе Булгакова.

В канун дня рождения Валентина Бибика «День» в сокращенном варианте публикует статью гамбургского музыковеда Михаила Бялика — близкого друга композитора.

Мы познакомились с Валентином Саввичем, скорее всего, на одном из украинских композиторских съездов. Он был учеником Дмитрия Львовича Клебанова, несомненно, самого талантливого и серьезного из работавших в Харькове композиторов. Как рассказал мне мой старинный друг, дирижер Игорь Иванович Блажков, знаток и интерпретатор творчества и Клебанова, и Бибика, определяющее значение для художественного формирования Дмитрия Львовича имело его двухлетнее пребывание в Ленинграде. В 1927—1929 он работал альтистом в оркестре Государственного академического театра оперы и балета (бывшего Мариинского). Постановка «Пульчинеллы» и «Байки про Лису» Стравинского, премьера «Воццека» Берга, на которой присутствовал автор, а также непосредственное общение с замечательными дирижерами Эмилем Купером и Владимиром Дранишниковым оставило неизгладимый след в душе талантливого музыканта. Думаю, что мечту о городе на Неве как музыкальной Мекке именно Клебанов заронил в душу Вали Бибика.

...После смерти «вождя народов», объявившего об обострении классовой борьбы в эпоху империализма, партия еще долго продолжала искать и разоблачать «идеологических противников», «агентов международного капитала». Их следовало находить не только во всех творческих организациях, но даже в каждой возрастной группе. Среди молодых харьковских композиторов таковым был почему-то признан Бибик. Пишу «почему-то», ибо творчество Валентина располагало к подобным обвинениям ничуть не больше, чем творчество большинства его однокашников — разве что писал он ярче, профессиональнее и, как положено художнику, не чуждался новизны. Но властям, видимо, удобно было утверждать: находившийся под подозрением Клебанов вырастил ученика, подобного себе. К тому же трусливых и коварных чиновников устраивала Валина реакция на «партийную критику»: он не возмущался, не протестовал, не искал поддержки у зарубежных авторитетов и корреспондентов буржуазных газет, а спокойно продолжал работать. Чего стоило ему это «спокойствие» — разумеется, не интересовало их вовсе.

Было бы, однако, несправедливо полагать, что Валя находился в изоляции, что никто его в трудных обстоятельствах не поддержал. Прежде всего, у него установился контакт с «отверженными киевлянами» Валентином Сильвестровым и Леонидом Грабовским, с которыми он познакомился в Доме творчества композиторов в Ворзеле под Киевом, а также с Игорем Блажковым (музыкант уникальной эрудиции и инициативы, он был, по существу, наставником своих друзей-композиторов). Установившиеся между ними взаимоотношения — сдержанные, уважительные, начисто, помнится, лишенные пафосности, сентиментальности, — оставляли возможность самостоятельно мыслить и поступать. Но вместе было легче отбиваться. Хотя устроители съездов и пленумов старались приглашать из России и других республик гостей, которые заведомо были бы с ними заодно, каждый раз «просачивались» и независимые личности, выражавшие опальным коллегам свою солидарность — гостям, «людям со стороны», это было сподручнее. Я тоже, как мог, старался уберечь Валины сочинения от дурных ярлыков, которые на них навешивали.

...Но главной его опорой были исполнители, вдохновенно интерпретировавшие его сочинения и энергично их пропагандировавшие — в числе этих артистов пианист и дирижер Игорь Жуков, альтист Игорь Богуславский, скрипач Богодар Которович, бас Евгений Иванов, пианист Юрий Смирнов, меццо-сопрано Валентина Левко, Киевский камерный хор под управлением Виктора Иконника, дирижеры Игорь Блажков, Роман Кофман, Геннадий Рождественский и многие другие.

Мне нравилась музыка Бибика, и я до сих пор храню в памяти впечатления от тогдашнего знакомства с некоторыми из его опусов, в частности, Второй симфонией, Первым фортепианным трио. Мне нравился и он сам — своей абсолютной правдивостью, открытостью и доброжелательностью. Валя был человеком тонко чувствующим и ранимым — я узнал это, когда наши отношения стали доверительными и сердечными, — но он никогда не позволял себе изливать на окружающих свои эмоции, особенно негативного свойства, не жаловался, не искал сочувствия. И постоянно был при деле. Мне кажется, он просто не умел предаваться праздности. Валентин сознавал, что одарен, что владеет мастерством, которое всегда стремился усовершенствовать, что его композиторский потенциал успешно реализуется — и этим определялось его позитивное отношение к жизни, при всех ее несуразностях и несправедливостях. В нем было чувство достоинства, которое не могли ослабить никакие обиды и унижения.

...Наши встречи происходили не только во время суетных публичных мероприятий, но и в уютной тиши домов творчества, которые мы оба охотно навещали. Среди того доброго, что имелось в прежнее недоброе время и что нынче, к большому сожалению, ушло, была благодатная возможность общения. Это способствовало постоянному обмену информацией, опытом, идеями и дарило ничем не заменимую радость находиться в среде людей, тебе симпатичных, интересных, близких.

...Так случилось, что в течение нескольких лет мы с Бибиками вместе проводили летний отпуск на Черном море, в Сухуми, в «Лилэ» (однажды с нами там отдыхало и семейство Блажковых), в последующие годы — в Иваново. Если это происходило в июле, 19-го мы вместе праздновали Валин день рождения. Мы сблизились семьями. Поближе познакомившись с семейством Бибиков, я понял, что служило еще одним, быть может, главным основанием Валиного положительного настроя, его защищенности от житейских бурь: крепкий домашний тыл. Редко доводилось мне встречать семью столь дружную, единую в своих взглядах и пристрастиях, где царили бы не только любовь, преданность, но и большое уважение друг к другу.

...Если бы тогда нам рассказали, как, схожим образом и необычно, сложатся наши судьбы, мы бы, наверное, не поверили. Шли годы и десятилетия, сменялись поколения, разительно обновлялась жизнь. Некогда подвергавшийся злобным нападкам дерзновенный новатор в родном Харькове занял ведущее положение, став заведующим кафедрой Института искусств и возглавив отделение Союза композиторов. Более, чем кто-либо из харьковчан, он стал известен за пределами Украины. Расширялся круг преданных его музыке интерпретаторов. У него появились даровитые ученики, в их числе очень известный ныне композитор Леонид Десятников (продолживший образование в Ленинградской консерватории).

...Как-то, помню, Валентин Саввич приехал в Ленинград — показать в Малом оперном театре свою оперу «Бег» по Булгакову. Музыка произвела большое впечатление, опера была принята Малеготом к постановке. Но... постановлением партийных чиновников, осуждавших саму идею написания музыки на тему «о белогвардейцах», опера к показу была запрещена.

...Именно с этого времени у Вали сложились добрые и оказавшиеся достаточно прочными отношения с тогдашним главным дирижером театра, впоследствии возглавившим Академический оркестр Ленинградской филармонии, Александром Дмитриевым.

...Прошло еще несколько лет, и вот Валя мне сообщает: «Мы переезжаем в Северную Пальмиру!».

...В отличие от Москвы, где миграция постоянна, Питер оберегает сохранность своего контингента, общность школы, преемственность традиций и неохотно принимает «чужаков». И в этом отношении мне в свое время было значительно легче: я приехал сюда молодым — продолжить образование, приобщиться к здешней школе. Валя же прибыл совершенно сложившейся личностью, с собственными принципами и профессиональными секретами. Взлетной полосой для Бибика стал Ленинградский союз композиторов. В течение нескольких десятилетий его возглавлял Андрей Павлович Петров, чья мудрость и общественный авторитет помогли в самые трудные времена сохранить в творческой организации приемлемый климат и уберечь талантливых мастеров от идеологических преследований. Мы с Андреем были близкими друзьями, я обстоятельно отрекомендовал ему Валю как человека и мастера. Познакомившись с ним, Петров сразу же понял, сколь ценным пополнением для союза станет Бибик, и делал все необходимое для его быстрейшей адаптации, для того, чтобы он чувствовал себя востребованным. Поддержку Андрея Валя воспринял с большой благодарностью. Он сразу же стал принимать участие в жизни союза, показывать коллегам на творческих секциях свои новые опусы, недостатка в коих не было. Его сочинения включались в программы вечеров, проводившихся в Доме композиторов, звучали в филармонических залах, фигурировали в репертуаре ежегодного фестиваля «Музыкальная весна». Наряду с исполнителями, которые и прежде его играли — среди них видный специалист по музыке ХХ века пианист Олег Малов, упоминавшийся маэстро Александр Дмитриев, — появились и новые. Петербургский период был для Вали активным и успешным.

...Затем Валю пригласили преподавать, читать лекции в Тель-Авивском университете. О дальнейшем я узнавал из писем и телефонных сообщений: что в самом Израиле и из других стран он стал получать заказы на сочинения, что творческий процесс продолжался с нарастающей интенсивностью.

А спустя несколько лет и я перебрался за рубеж, теперь уже повторив шаг, сделанный Валей. В начале 2003-го я с близкими отправился в Германию. Спустя полгода после переезда пришло потрясшее нас сообщение о безвременной Валиной кончине...

И вот в канун своего 80-летия я, сидя за компьютером в нашем гамбургском жилище и сопоставляя похожие и весьма нетрадиционно сложившиеся Валин и мой жизненные маршруты, задумываюсь: «А что в них, собственно, столь уж необычного? То, что повели они за рубеж? Так ведь это же одна из главных свобод любого гражданина — жить там, где хочется! В Советском Союзе этой свободы не существовало. Сейчас она завоевана. Впрочем, пока лишь небольшая часть наших соотечественников смогла ею воспользоваться. Но придет пора, когда возможность выбирать себе место жительства из теоретической станет реальной».

Глупо при этом по инерции считать, что отъезд каждого деятеля искусств наносит ущерб родной стране и ее культуре. От того, что Рахманинов и Стравинский провели многие годы за рубежом, они (как и сами утверждали) не перестали быть русскими людьми и художниками. Немецким композитором остается, живя в Италии, Хенце. Дорогие моему сердцу украинские композиторы Леся Дычко, Слава Скорик, Женя Станкович и еще многие остаются жить и творить на родине. А Валя Сильвестров, часто и подолгу находящийся в Германии, Леня Грабовский, давно уехавший в Нью-Йорк, как и Валя Бибик, перселившийся в Израиль, тоже остались в душе и в своих творениях украинцами. От того, что они сумели с максимальной полнотой реализоваться в избранном ими месте и выйти со своей музыкой на международную орбиту — лишь выигрывает родная их страна.

В отличие от судьбы простого смертного, судьба художника не завершается с окончанием его жизненного пути. Он продолжает жить в своих созданиях — и это отнюдь не поэтическая иллюзия. С каждым годом музыка Бибика оказывается нужной все большему числу артистов и меломанов. И вне пределов места и времени своего создания она сохраняет и увеличивает силу воздействия. Музыка впечатляюще звучит в Москве, Санкт-Петербурге, Нью-Йорке, Париже, Иерусалиме. Что же касается Украины, то тут серьезный интерес к одному из достойнейших представителей ее культуры второй половины ХХ века проявляется многосторонне: сочинения Бибика издаются, включаются в программы самых представительных фестивалей, в учебный репертуар. Разные периоды и жанры его творчества становятся объектом музыковедческих исследований. Стремясь удовлетворить возрастающий интерес к творчеству Валентина Саввича Бибика, его коллеги хотят искупить вину — не свою, чужую — за те гнусные меры, которые в свое время ограничивали распространение этого творчества и больно ранили мастера.

Будущее Валиной музыки видится мне долгим и счастливым.