Дмитрий СТУС: «Я попробовал представить своего Василя Стуса...»

Монография Дмитрия Стуса «Василь Стус: життя як творчість» в марте этого года получила Гран-при VI Всеукраинской благотворительной акции «Книга года». Многие авторитетные литературоведы называют ее событием в отечественной биографистике. Изданная в прошлом году тиражом тысячу экземпляров (!), она разошлась за два месяца.

В основу издания легли обработанные документы, в поисках которых Дмитрий Стус ездил по всей Украине и России, а также, и это самое главное, — личные воспоминания сына: откровенные, искренние, щемящие... Именно из них Василь Стус предстает не только поэтом и патриотом, а и сыном, мужем, отцом... Очевидно, таким его мы мало знаем, а то и не знаем вообще.

Разговор с автором книги вышел за пределы ее обсуждения и коснулся нашего сегодняшнего дня.

«МОЖНО СЧИТАТЬ, ЧТО ТРИ ЧЕТВЕРТИ КНИГИ НАПИСАНЫ ИССЛЕДОВАТЕЛЕМ И ЧЕТВЕРТЬ СЫНОМ...»

— Дмитрий, вы были составителем и автором предисловий к книгам Василя Стуса «Веселий цвинтар», «Вікна в позапростір», «Золотокоса красуня», «Лист до сина», «Палімпсест»; одним из руководителей авторского коллектива (совместно с Михайлиной Коцюбинской) по доработке, подготовке к печати и изданию произведений поэта в шести томах. Что побуждало взяться еще за написание отцовской биографии?

— Начиная с начала 90-х годов, жизнь и творчество Василя Стуса было некому исследовать. О нем писали преимущественно родные и друзья, которые знали его настоящего, и те, кому он был интересен. И все это делалось и делается почти без какого-либо содействия со стороны государства. Прежде всего здесь надо вспомнить Михайлину Коцюбинскую, Евгения Сверстюка, Василия Овсиенко, Костика Москальца, Оксану Дворко, автора Галину Стефанову, которая создала моноспектакль «Палимпсест», барда Сергея Мороза, который первым переложил на музыку стихотворения Василя Стуса. Всем им была интересна личность, которая смогла не только создать собственную концепцию жизни, но и оставила высококлассные поэтические произведения. Работая, мы вырастали на этих материалах, что и становилось нашей суперкомпенсацией!

Я неоднократно спрашивал себя, почему этим занимаюсь? Ведь работа над отцовскими сборниками не приносила значительных финансов, наоборот, приходилось вкладывать заработанные деньги, да еще случались и неприятности. И где-то в глубине души всегда честно признавался: я росту на этом материале как человек.

Николай Жулинский давно убеждал меня взяться за написание биографии Василя Стуса. Я долго сопротивлялся. Наконец, когда возник конфликт с моим непосредственным руководителем в Институте литературы имени Тараса Шевченко НАН Украины, был намерен уходить оттуда. Но Николай Жулинский, директор этого учреждения, напомнил о монографии, посоветовав никуда не переходить. Разговоры «надо — не хочу» продолжались до тех пор, пока не поступил в докторантуру. Наконец, книга «Василь Стус: життя як творчість» — следствие трех лет обучения в ней: изучение документов в архивах СБУ, поездки по Украине и России. Можно сказать, что три четверти книги написано исследователем и четверть сыном — такой вот симбиоз научной и семейной субъективности.

Я довольно много ездил с выступлениями об отце по украинским городам и видел интерес к его фигуре и в то же время непонимание, как может человек заставить уважать себя сильных мира сего, пусть даже после смерти. В этой книге попробовал представить своего Василя Стуса.

— А какой он, ваш Василь Стус?

— Сейчас Стуса очень удобно трактовать как борца за независимость Украины. Мне же представляется, что этот момент второстепенный и присутствует только в последние пять — восемь лет жизни поэта. В начале 90-х годов для меня было важно дистанцировать поэта от политики и для этого я делал все возможное на протяжении десяти лет. Хотя уже тогда осознавал, что это также часть Стуса. Но если подчеркивать только ее, а вне этого не видеть самого человека, то лепится образ искусственного полубожка. Поэтому я отстранялся от политической составляющей, подчеркивая прежде всего творчество.

Потом, уже когда работал над биографией, понял: Василь Стус прежде всего человек, который не допускал неуважения к себе ни при каких обстоятельствах! Он бросил вызов обществу в котором существовал, но это всечеловеческий вызов, потому что неординарная личность во все времена приходит в противоречие с обществом.

Большинство таких людей внутренне ломаются или учатся идти на большие или малые компромиссы. Поэт оставался себе верным до конца! Можно сказать, что в известной степени он был асоциальной фигурой. Государство, которое пренебрегало его правами, не имело особого смысла для него. И при этих условиях отец все-таки смог реализоваться: имел друзей, любимую. Более того, любимую, которая ждала его. Об этом могут мечтать 99,9 процентов мужчин. Поскольку понять отца было очень сложно, мама скорее верила ему и ждала именно потому, что верила. Она до сих пор говорит, что Василь Стус был неземным человеком. Он создавал свой мир, который сейчас интересен не только в Украине именно потому, что — универсальный. В нем заложены конфликты «личность — среда», которые приходится преодолевать всегда.

Однако другой аспект жизни Василя Стуса позволяет говорить о нем как о борце за независимость Украины. Он сохранял верность украинской культуре, хотя были искушения перейти в русскую. В 1970-м, не имея какой-либо возможности на Родине, он даже пытался поступить на Высшие сценарные курсы в Москве, написал сценарий на русском языке для вступления. Но вмешательство кого-то из украинского ЦК (фамилия мне точно не известна), кто порекомендовал его туда не принимать, помешало отходу от родного.

«...СТУС ОДИН ИЗ ТЕХ, КТО РЕАЛИЗОВАЛСЯ ПОЛНОСТЬЮ ВОПРЕКИ НЕГАТИВНЫМ ФАКТОРАМ»

— Дмитрий, вы понимали своего отца или, может, постигли его только теперь?

— Между нами были сложные отношения. Живя с пяти лет без папы, я привык жить с мамой. Скорее, у нас были отношения учителя с учеником, причем учеником далеко не лучшим, который все воспринимает с опозданием.

Я очень люблю парадоксы французского математика, физика и философа Блеза Паскаля. Например, наши знания похожи на шар: чем больше знаем, тем больше точек столкновения с неизвестным. В принципе, не могу сказать, что я понял папу. Познание — вечный процесс, но мне интересно познавать и Стуса-отца, и Стуса-личность, и Стуса-поэта.

Где-то три года назад я думал, что путь Василя Стуса — малоперспективный. Видел, как за такой его выбор поплатились мои мама, бабушка и дедушка... У него в письмах об этом есть: «нашим родным намного тяжелее, чем нам». А сейчас мне кажется, что это способ оставаться самим собой, независимо, станешь ли ты известным человеком или просто будешь дворовым философом, который в каждом украинском селе является безусловным авторитетом местного масштаба. И эти люди равновеликие, потому что масштаб определяется больше Богом, от тебя же зависит, как ты себя реализуешь в тех конкретных условиях, которые определены судьбой. Василь Стус один из тех, кто реализовался полностью вопреки негативным факторам.

— Дмитрий, как вы воспитываете своих сыновей? Ставите им в пример деда, зная заранее, что бескомпромиссность усложняет жизнь?

— Я их учу лишь любить: мир, тех, кто рядом... Никогда не желать добра всем, а всегда пытаться делать добро конкретно, потому что хорошим для всех не будешь. А все остальное — уже от характера зависит. У Василя Стуса он был стальным. Не для каждого характера такая жизнь подходит. Помню, когда папа, вернувшись из лагеря, сказал: «Я — один из величайших украинских поэтов ХХ века!» В ответ его спросил: «Какой же ты поэт? Где твои книги?» Тогда его вообще никто не знал, за исключением нескольких друзей... Думаю, что немногие из тех, кто, не имея при жизни признания, сохраняют такую непоколебимую веру в себя. Это по силам только людям калибра Витольда Гомбровича, Василя Стуса, Пантелеймона Кулиша...

«В МОНОГРАФИЯХ ДОЛЖЕН ПРИСУТСТВОВАТЬ ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК, А ОБ ЭТОМ ПИСАТЬ ОЧЕНЬ СЛОЖНО»

— Перед тем, как начать работу над своей монографией, вы перечитывали чьи-то биографии? Как вы считаете, о ком из известных украинцев и как нужно писать сейчас?

— В свое время на меня имела влияние книга об Эвите Пероне, жене аргентинского президента Хуана Перона. Прочитал несколько интерпретаций жизни британского разведчика 20 — 30 х годов прошлого века Лоуренса Аравийского. Если говорить об украинских авторах, то читал биографии Махновца о Григории Сковороде, Петрова-Домонтовича о Пантелеймоне Кулише, Зайцева о Тарасе Шевченко.

В общем, биография — это идеологическая составляющая государства. То есть красивая биографистика, которая в Украине не развивается, — это то, что должно поддерживать государство и может быть способом распространения знаний о нем в мире.

Мне бы хотелось прочитать «живые» биографии о Несторе Махно, Богдане Хмельницком, диссиденте и поэте Зиновии Красивском, которого знал и очень любил. Хорошо, если бы смогли написать о Викторе Петрове-Домонтовиче — одном из неоклассиков, который работал на советскую и немецкую разведки. Говорят, что во имя любви к жене Николая Зерова попал в неприятную историю, но таки стал ее мужем. Все они создавали себя, «строили» свои биографии и круг друзей. С удовольствием купил бы книгу о Лине Костенко, с которой также знаком. Перед нею всегда снимаю шляпу. Считаю, что она одна из наиболее ярких и самых интересных украинок ХХ века! Прочитал бы о Лесе Украинке и о Тарасе Шевченко, несмотря на то, что о них много писали.

В монографиях должен присутствовать живой человек, а об этом писать очень сложно. Большей частью авторам не хватает дополнительных эмоциональных знаний. Исследователи или сбиваются на документы, или на выдумки. Поэтому существует немало односторонних малоинтересных взглядов.

Почему мы и далее заставляем наших детей, заканчивающих школу, не любить Тараса Шевченко?.. Почему не рассказываем им о его победах, а зацикливаемся на страданиях! Я сам вышел из школы с такой нелюбовью и потом двадцать лет шел к Кобзарю, к пониманию его текстов и судьбы. Боясь сфальшивить, мы часто замалчиваем какие- то драматические моменты. Но культура мстительна, и когда вы что-то прячете, то это будет интерпретироваться другим типом литературы. Помню, как ругали книгу Леся Бузины, но ведь эта книга, нехорошая, конечно, в отношении Шевченко, в то же время является реакцией на абсолютно ненормальное состояние, которое существует в нашем литературоведении, нашей биографистике, нашем псевдоцеломудрии. Знание не может быть целомудренным. Максимум, что от него можно требовать — уважения и понимания. А мы создаем божков, и в результате — безэмоциональную документалистику или художественную выдумку, мало базирующуюся на документах. А у нас столько настоящего и интересного!

— В свое время при содействии Екатерины и Виктора Ющенко был записан компакт-диск «Живий голос Василя Стуса» и в конце прошлого года издана книжка «Василь Стус: життя як творчість». На ваш взгляд, с приходом новой власти украинская культура получит надлежащую государственную поддержку?

— С новой властью я контактировал тогда, когда она была еще в оппозиции. При их поддержке также создан Гуманитарный центр Василия Стуса. Как наши отношения будут складываться далее, сказать очень трудно. Пока что работать стало тяжелее.

Я не надеюсь, что новая власть что- то принципиально изменит. Как человек, который работает в культуре, болезненно воспринимаю, что ни вице-премьер по гуманитарным вопросам, ни министр культуры не говорят о создании культурной наступательной технологии (хотя время говорить об индустрии), о правилах игры и условиях конкуренции в культуре... Одноразовые проекты наподобие госпраздника или Евровидения в мире — пройденные этапы, а у нас — главная задача.

Вот проводим дискуссию о том, чтобы «отменить» присуждение званий «народный артист», «заслуженный»... Это можно решать через лет десять, когда будут созданы какие-то альтернативные схемы. Это же какие-то гарантии старшим людям! Или разговоры о реформировании Национальной академии наук Украины. А что вместо этого? В конце концов, АН создал гетман Павел Скоропадский и она просуществовала до сих пор. Создайте что-то более ценное, а тогда уже беритесь, и то осторожно беритесь, что-то разрушать. Но, это не значит, что академия не нуждается в модернизации. Нуждается, еще и как нуждается. Но пока уровень разговоров о таких реорганизациях лично меня пугает непрофессиональностью.

С книгоизданием ситуация вообще катастрофическая. Книга, на которую есть спрос, не может быть переиздана, как вот «Василь Стус: життя як творчість». Причина банальная — у издателя нет средств. Это свидетельствует об условиях, в которых приходится выживать украинской книге, когда рядом мощные российские, польские, американские книгоиздания. Так и живем, кто-то летает на самолетах, а мы догоняем его на телеге.

— Что останется у Дмитрия Стуса, если у него забрать Василя Стуса?

— Останется мир, в котором можно будет свободнее хулиганить и меньше обращать внимания на постоянные нашептывания доброжелателей: «Веди себя приличнее, ты же сын Василя Стуса».