Две ипостаси Любови Рапопорт

Сначала, как положено, анкетные данные. Любовь Рапопорт родилась в Киеве. Она — наследница династии, в ее семье было и есть множество художников, чье творчество определяет не только индивидуальный и неповторимый стиль, но и стиль семьи. Любовь Рапопорт — в лучшем смысле этого слова — ученица своих родителей. Кроме того, она училась в Киевской художественной школе им. Т. Г. Шевченко, где ее преподавателями были Н. Нечипоренко, О. Титова, В. Барский. Обретенная в итоге профессия — художник- реставратор. Год ее официального получения (1973) стал годом начала выставочной деятельности.

Живопись и графику Любови Рапопорт на нынешней выставке развели по разным залам. Из-за этого возникли два пространства с «микроклиматом», разным настолько, насколько это только возможно, когда кисть и перо держит одна и та же рука.

Оговоримся сразу — никакого сознательного эксперимента Любовь Рапопорт не ставит. И в живописи, и в графике она выводит на рабочую поверхность — соответственно холста или бумаги — сходных, а порой и просто одних и тех же героев в сходных, а порой и просто одних и тех же ситуациях. Быть может, причина — и в самом деле в пресловутой разнице двух видов изобразительного искусства.

Графика Любови Рапопорт — легкая, прозрачная, виртуозно-точная. Такую графику — за краткость и емкость — обычно сравнивают с афоризмами. Однако в данном случае это скорее маленькие новеллы. Их суть — не в блистательном остроумии и какой-то жизнеутверждающей энергии этих рисунков. С ними не страшно. Здешние злодеи — прежде всего смешны. Здешние влюбленные, несмотря ни на что, счастливы.

Живопись Любови Рапопорт — мир одновременно гротескный и трогательный. Он безрадостен, как поздняя осень, и суров, как фабричная окраина, где из-за труб и трубного дыма не стоит пытаться разглядеть небо. Это мир, окрашенный в болезненные коричневатые тона. Его обитатели — двуликие Янусы: то бесформенные монстры с бессмысленными масляными взглядами («Осень в городе»), то беспомощные, неуклюжие чудаки, обреченные любить и мечтать («Таня и птицы», «Люди в колпаках»). Первые страшноваты и — вопреки всей своей энергичной самоуверенности — жалки. В отношении к другим определиться сложнее хотя бы потому, что они — в отличие от нас (и тех, первых, — тут мы, увы, оказываемся в одном ряду) — способны летать. Они летают тяжеловато и немного комично, и среди них — сама художница, парящая перед очередным холстом с кистью в руке («Автопортрет»).