«Если мысль сопровождает текст, он имеет влиятельную силу»

Недавно в конференц-зале Центрального государственного архива — музея литературы и искусства была представлена художественно-документальная выставка «Неофициальные лица классиков. Шаржи, карикатуры и эпиграммы из фондов ЦГАМЛИ Украины», экспонаты которой способны рассказать намного больше о быте, привычках, внутренних противоречиях и непростых характерах отечественной творческой элиты второй половины ХХ века, чем любые «официальные» монографии или панегирические юбилейные статьи. По-видимому, совсем неслучайно этот вернисаж превратился в «неофициальную» творческую встречу с человеком, который уже свыше полувека является символом украинского юмора — выдающимся мастером художественного слова Анатолием Паламаренко.

В советское время ни один серьезный правительственный концерт не обходился без его участия, выступления артиста постоянно звучали по радио и транслировались по телевидению.

Сегодня гениальный голос Анатолия Несторовича можно услышать не так часто, как хотелось бы, хотя он продолжает работать в Национальной филармонии, которой отдал полвека жизни, преподает мастерство художественного слова в Национальной музыкальной академии Украины им. Чайковского и Национальном педагогическом университете им. Драгоманова. К счастью, в последние годы ситуация понемногу меняется к лучшему. Украинское театральное общество все активнее устраивает гастроли мастера, чтобы его голос «вживую» смогло услышать и молодое поколение украинцев. К нему за профессиональными советами выстраиваются в очередь известные телеведущие и оперные звезды. Герой Украины, профессор, лауреат Шевченковской премии охотно делится опытом со всеми, кто в этом нуждается.

Встреча с Паламаренко в стенах ЦГАМЛИ Украины превратилась в вечер воспоминаний, которые перемежались чтением прозаических отрывков из Николая Гоголя, Александра Довженко, Павла Глазового... Анатолий Несторович любит повторять, что всесоюзную популярность ему принесли юморески, но заветной вершиной всегда был и остается Тарас Шевченко, едва ли не все произведения которого он знает наизусть! Признанный юморист, от которого можно было бы ожидать потока басен и жизненных анекдотов, Анатолий Паламаренко в беседе с «Днем» раскрылся с совсем другой стороны — как чрезвычайно серьезный человек, предельно требовательный не только к современникам, но и, прежде всего, к самому себе.

— Анатолий Несторович, поделитесь секретом, как вы готовитесь к выступлениям? Чувствуете ли вы на сцене какое-то особенное состояние, которое магическим образом передается аудитории?

— Я должен почувствовать каждый образ, написанный автором. А самое главное — подниматься до мышления автора. Так же, как он любить сюжет, картины, характеры. Не «надевать на себя» Шевченко, как часто бывает. Тогда остаются только пустые слова, а это не Шевченко, это уже другой человек говорит словами Кобзаря, которые не стреляют, не имеют насыщенности, весомости, объема, внутренней силы, которую имел автор. К Шевченко я иду уже 65 лет. Все время поднимаюсь к нему, как альпинист на высокую гору, изучая его творчество, характер, жизнь, особенности натуры.

— Расскажите, какой он — «ваш» Шевченко?

— Это был особенный характер... Перечитал много биографов Шевченко: от Кониского и Шагинян до Зайцева и Хинкулова. Все это вместе сотворило во мне удивительный образ. Когда есть внутреннее наполнение, слово становится органическим, логическим. Но это не «наполнение» Анатолия Паламаренко, это наполнение Тараса Шевченко! Владимир Нелли, мой педагог в театральном институте, учил играть по принципу «я в предложенных обстоятельствах», а высшим классом актерства считал модель «я творю образ». Для меня образец такого артиста — киноактер Николай Гриценко...

— Поэзия и проза в вашем исполнении — это музыка, которую вы словно «пропеваете» по нотам. Вы для каждого писателя ищете свойственную только ему интонацию?

— Продуманная интонационная канва делает свое дело. К сожалению, в Украине нет ни одного учебного заведения, где был бы факультет художественного слова, а только факультативы. В Киевском национальном университете театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого нет ни одного педагога-чтеца, который бы и сам мог выйти на сцену, был мастером художественного слова! Дать им один из тех текстов, которые мы прорабатываем со студентами консерватории, они же правильного его не прочитают!

— А кого вы цените из отечественных драматических актеров?

— Если говорить о модели «я в предложенных обстоятельствах», то непревзойденным актером был Богдан Сильвестрович Ступка. «Богдан Хмельницкий в роли Ступки», «Иван Мазепа в роли Ступки», «Тевье-Тевель в роли Ступки» — это были блестящие роли. Но если говорить о наивысшем классе мастерства, то в Украине это — Амвросий Максимилианович Бучма. К сожалению, в театре я его не застал, видел только в кино, но это было гениально. В «Украденном счастье» он шел к Франко...

— В киевских театрах часто бываете?

— Достаточно часто в Театре имени И. Франко, где работает мой сын Алексей. Мне очень нравится, как он играет Омелька в «Мартыне Боруле». Стараюсь не пропускать премьеры франковцев.

— В жизни каждого встречаются люди, которые учат, вдохновляют, дают верные советы, из всех возможных путей указывают правильный. Кто был для вас таким человеком?

— Хотя я и окончил Киевский театральный институт, однако в театре не играю. Судьба «переселила» меня в музыкальное искусство, с 1962 года работаю в Национальной филармонии Украины. В течение полувека я имел возможность слушать выдающихся музыкантов: Давида Ойстраха, Святослава Рихтера, Бориса Гмырю, Ивана Козловского, Дмитрия Гнатюка, Николая Кондратюка, Евгению Мирошниченко, Беллу Руденко. Впечатление от их искусства давало мне особую силу, заострение и моего искусства. Когда обо мне снимали документальный фильм, то расспрашивали многих — Александра Билаша, Бориса Олийныка... Но наиболее сильно я был поражен словами Евгении Семеновны. То, как Мирошниченко слушала и воспринимала Шевченко, Довженко, как она сказала о моем творчестве, я ношу как наивысшую награду.

— Сегодня не жалеете, что когда-то оставили театр?

— В институте мне предсказывали прекрасные перспективы. В студенческих спектаклях играл главные роли. Особенно запомнился Аким во «Власти тьмы» Толстого. Сегодня, с одной стороны, жалею. А с другой, я открыл собственное дело, в котором даже в советское время чувствовал себя независимым.

— В чтении вы «сам себе режиссер»?

— Здесь я сам себе и актер, и режиссер, и литературовед. Театральный артист имеет партнера-профессионала, а в искусстве слова мой единственный партнер — зритель, которого надо удивить, взволновать. Это колоссальный труд — наладить контакт между словесной мощью классиков и публикой.

— По-видимому, один из вопросов, который невольно возникает у любого слушателя: как можно выучить наизусть огромный текст двухчасового выступления?

— Для этого должна быть гармония между памятью головы и памятью сердца. У меня очень хорошее воображение и чувственность: я не только вижу «картину», но и чувствую ее. Фраза — это информация, где каждое слово имеет определенное наполнение. Беру ручку и отмечаю в тексте, какие слова главные, а какие — второстепенные, о чем они говорят и как их правильно «пропеть». Тогда слово получает силу пули, способной «прошить» разум и чувства.

Перед большими концертами, когда в течение двух часов придется самому стоять на сцене, обязательно переписываю текст. Потому что, когда его переписываешь, получаешь свежую информацию. Каждый вечер назначаю себе «порцию», и к утру на 90 процентов проза уже готова. Со стихотворениями, где есть рифма, легче. Шевченко вообще гениален в своей простоте. На текст Кобзаря достаточно посмотреть — и он остается в тебе.

— Можете вспомнить ваш первый выход на сцену?

— В 1946 году пошел в первый класс, а со второго класса — на сцену. В доме культуры читал «Ваньку Жукова» Чехова. Люди слушали, и это для меня было большое наслаждение! В 1949 году в школе читал монолог Тараса Бульбы из Гоголя. Тоже слушали. Если мысль сопровождает текст, он имеет влиятельную силу! К сожалению, сегодня в школах учат запоминать головой, и дети становятся «попугаями». Недавно меня пригласили на конкурс в одну из киевских школ, где дети читали стихотворения Василя Стуса. Все — одинаково и безразлично! Тогда я сказал учителям: «Пусть детки выучат четыре строки, но прогонят их через свои чувства. Только тогда засветится мысль! Давайте будем творить детскую душу — настоящую, эстетическую, а не «физкультуру памяти»!