«Гоголь сопровождает всю мою жизнь»

В этом сезоне два киевских музыкальных театра показали премьеры прекрасных балетов известного украинского композитора Евгения Станковича: «Майская ночь» — в Киевском муниципальном академическом театре оперы и балета для детей и юношества и «Вечера на хуторе близ Диканьки» в Национальной опере Украины.

«...Я СТАЛ «СПЕЦИАЛИСТОМ» ПО БАЛЕТАМ»

— Евгений Федорович, в вашем багаже шесть масштабных балетов. Чем привлек балетный жанр?

— Я познакомился со Стефаном Турчаком, когда он был дирижером моей Третьей симфонии «Я утверждаюсь». Потом он перешел работать в Оперный театр, приближалось празднование 1500-летия Киева, и Турчак предложил что-то вместе сделать. Разумеется, об опере — такой большой и сложный жанр — речь не шла. А я еще задолго до того познакомился и подружился с Анатолием Шекерой, которого Анатолий Авдиевский пригласил балетмейстером для постановки моей фольк-оперы «Когда цветет папоротник», это был 1978-1979 год. Шекера предложил мне написать балет «Княгиня Ольга». Потом по его же предложению появился балет «Прометей-Распутин», дирижером был также С.Турчак, — этот балет даже ставили в Македонии. Так я стал «специалистом» по балетам.

— То есть все получалось ситуативно. Автором либретто двух первых ваших балетов был кинорежиссер Юрий Ильенко. Как так случилось?

— Я с ним делал фильм «Мавка». Ильенко был человеком энциклопедических знаний, работал оператором у легендарного Сергея Параджанова. Юра постоянно пропадал в библиотеках, работал с документами... Он очень хорошо знал историю Киевской Руси, потому именно к нему обратились с предложением написать либретто «Ольги». А затем он создал второе либретто («Прометея») и третье — к опере «Страшная месть», которая могла стать событием...

— Так этот замысел берет начало еще с тех времен?

— Да, тогда культовый режиссер Борис Покровский дал согласие на постановку, а также художник Валерий Левенталь из Большого театра. Но произошла трагедия — очень заболел Турчак... Потом хореограф Виктор Литвинов поставил «Ночь перед Рождеством», а недавно — «Вечера на хуторе близ Диканьки».

— Композитор принимает участие в постановке? Или даете материал, а затем смотрите, что из этого получилось?

— Если бы я не принимал участие в постановках, то и балетов не было бы! Начнем с «Ольги». Тогда в Киевской опере работал прекрасный художник Федор Нирод, который оформил немало спектаклей. Стефан Турчак — дирижер наивысшего уровня. Анатолий Шекера на то время уже поставил «Ромео и Джульетту», «Легенду о любви», «Спартак», — это все были знаковые спектакли.

Что касается моих балетов, то хореографы видели их по-разному. Шекера — единственный, кто имел практический опыт с моей музыкой. Он хорошо представлял то, что должно быть на сцене, придумывал сценическое воплощение своих идей. Другие балетмейстеры отталкивались уже от музыки. Каждый по-разному. Есть такие художники, например, Борис Эйфман, которые ставят просто на конкретную известную музыку.

— Что запомнилось с тех времен, особенно в период работы с Турчаком, Ильенко, Шекерой?

— Дело в том, что это был период расцвета деятельности тех больших мастеров. Например, Юрий Ильенко имел колоссальную практику в кинематографе, талант Анатолия Шекеры хорошо знали в разных странах, Стефан Турчак был вообще одним из лучших дирижеров того времени. Само отношение к работе тогда было другим, по сравнению с сегодняшним днем. Например, Турчак работал три месяца, чтобы достичь необходимого эффекта в музыке. И это касалось не только моего балета, но и, например, «Пиковой дамы» П.Чайковского, «Екатерины Измайловой» Д. Шостаковича и т. д. Бедные музыканты стонали от такой многомесячной работы, но зато результат был непревзойденным!

Сегодня — господство быстрого темпа, а потому наблюдаются некачественность, поверхностность. На выезде музыканты немного лучше играют, потому что мотивация — гастроли, а дома — как получится...

«Ольгу» фактически спас выдающийся ученый-историк Дмитрий Лихачев. В Киеве тогда проводился Конгресс славистов, на котором он присутствовал. Относительно балета кое-кто высказывал мнение, мол, Ю.Ильенко что-то там неправильно исторически осветил в либретто. Вероятность того, что балет выпустят на сцену, была 50 на 50. В ЦК КПУ, которое тогда руководило, — а там, конечно, все были «балетными знатоками», — Лихачев считался столбом истории, в частности знатоком Киевской Руси. Ну, он и дал «добро». Тогда на заседании присутствовали академик Александров и другие члены Политбюро. А Лихачев закрыл этот вопрос, сказав, что такая трактовка имеет право на существование. Такое было не только с этим балетом. Это происходило практически со всеми произведениями, особенно новыми. В той системе, которую мы теперь называем тоталитарной, подобных казусов случалось много.

«КЛАССИЧЕСКИХ 32-х ФУЭТЕ УЖЕ НЕТ»

— У вас есть любимые балеты?

— Все они писались в разные времена, каждый раз ставилось другое задание. Я менялся как человек — становился старше. У каждого произведения была своя цель, да и авторы либретто имели отличные концепции. Ильенко, например, всегда формулировал какую-то глобальную цель.

В настоящий момент очень много взглядов на балет. Есть продолжатели классики. У них балет сюжетный: Мариус Петипа и другие следовали за сюжетом, драматургией, например, в «Ромео и Джульетте», «Золушке» Сергея Прокофьева... И очень многие французские и немецкие композиторы придерживались этого вектора. В 1960-х в балете начала развиваться линия авангарда, модерна. Я в свое время побывал на многих фестивалях в Югославии, Германии, Польше. Был такой знаменитый французский хореограф Феликс Бласка — один из основателей жанра авангардного балета. Там уже обращались даже к ритуальным тибетским молитвам.

— Экспериментальные поиски?

— Не могу сказать да, скорее, это иной взгляд на искусство. Классических 32-х фуэте, которые крутят балерины, уже нет. В настоящий момент в хореографии действуют другие законы — жесты, мимика, пантомима. Многое из этого перекочевало в рок-культуру, где балет сегодня занимает не меньшее место, чем, собственно, вокал. Рок-симфония, рок-балет — это уже теперь что-то привычное, там самое главное — коммерческая составляющая. В принципе, балет как искусство будет жить столько, сколько будет жить человечество, музыка, искусство. Танцы — в природе человека, как и пение!

— О вашем балете «Прометей» смогла найти очень мало материалов. У него три разных названия: «Прометей», «Распутин» и «Агония». Почему?

— Он видоизменялся. Это зависело от ситуации. Чиновники, например, спрашивали: что агонизирует? Так, госпожа Погорелова из ЦК Компартии на заседании худсовета кричала: «Вы увидели революцию глазами сексуального маньяка из подворотни!», а Ильенко ответил, что она, мягко говоря, ничего не поняла.

— Откровенно!

— Да. Вот такие были тогда баталии. С операми, думаете, было легче? Тогда художники должны были бороться за постановки.

— У вас есть балеты «Ночь перед Рождеством», «Майская ночь», теперь вы вспомнили о «Страшной мести»...

— «Страшная месть» в конечном итоге вырисовывалась как опера-балет. Там есть сочетание танца, пения, драматического искусства...

«Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ХОДИЛ НА РЕПЕТИЦИИ!»

— Три ваших больших произведения связаны с именем Гоголя.

— Гоголь сопровождает всю мою жизнь. Творчество этого  классика с детства меня увлекало. Я считаю, что этот писатель предусмотрел какие-то мировые вещи... Для меня Гоголь владеет определенной магией, которая влияет на мир и притягивает.

КОЛОРИТНЫЕ ПЕРСОНАЖИ «ВЕЧЕРОВ...» — ОБОЛЬСТИТЕЛЬНАЯ ТАТЬЯНА АНДРЕЕВА (СОЛОХА) И           ЧРЕЗВЫЧАЙНО АРТИСТИЧНЫЙ ЧЕРТ В ИСПОЛНЕНИИ ВИТАЛИЯ НЕТРУНЕНКО / ФОТО АЛЕКСАНДРА ПУТРОВА

— Расскажите о балетах нынешнего сезона, возобновленных в киевских театрах. По жанрам они абсолютно разные.

— У Николая Васильевича нет какой-то единой линии драматургии. Голова в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» — может быть, фантазирую, и сегодняшний председатель Верховной Рады, — можно искать любые аналогии! Гоголь перескакивает с темы на тему — и все они актуальны. Более того, переходит из одного пространства в другое — и отследить это невозможно.

— «Ночь перед Рождеством» вы назвали балетом-пастиччо...

— В XVIII ст. существовало понятие опера-пастиччо. Пастиччо — это паштет. Например, у Альфреда Шнитке — полистилистика. Пастиччо мы можем найти у того же Баха, да и у разных мастеров других времен. Я использовал в своем балете такие темы, которые, возможно, и не очень прослушиваются...

— В «Майский ночи» автор либретто и хореограф Виктор Гаченко. Его сценическая версия очень интересная — с использованием в спектакле хора, который выступает участником,  комментатором событий,  средством музыкальной драматургии.

— Например, Анатолий Шекера часто менял порядок музыкальных номеров. Виктор Гаченко работал в Ансамбле им. П. Вирского, в других народных коллективах, он увидел мой фольк-балет по-своему. А вот дирижер Алексей Баклан и балетмейстер Виктор Яременко (постановщики последнего балета Е.Станковича «Властелин Борисфена». — О.Г.) вообще все перекраивали, как сами хотели и искали для танца свою драматургию.

— Честно говоря, я слушала «Вечера на хуторе близ Диканьки» в Национальной опере как оркестровое произведение. Это абсолютно самодостаточная музыка!

— Знаете, балетмейстер в театре должен получить не только признание публики, но и везение, что очень важно. Один представляет слабые постановки, которые «на ура» воспринимает рядовая публика, а второй и талант имеет, а ничего не получается.

— «Майская ночь» в Киевском муниципальном театре оперы и балета для детей и юношества шла в постановке Виктора Гаченко, впоследствии в хореографии Аллы Рубиной, а в настоящее время снова балетмейстерское виденье Гаченко.

— Да. Я не могу понять, почему так случилось. Когда приходит новое руководство театра, оно все делает по-своему...

— Из шести балетов автор сценографии трех: «Майская ночь», «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Викинги» — Мария Левитская, главный художник Национальной оперы...

— Машу я знаю еще с тех времен, когда она работала на Киностудии им. А. Довженко. Она очень одаренная художница. Театральный художник — очень сложная профессия. То, как создает сценографию спектакля Левитская, мне нравится. Например, в «Майской ночи» — это декорации-трансформеры, которые изображают то пейзаж украинского села, то берег пруда ночью, то сельскую околицу, то трактир.

Знаете, я никогда в жизни не ходил на репетиции! Только если меня специально приглашали. Давал балетмейстеру клавир, а дирижеру партитуру. Я появлялся только на репетиции оркестра — и то, когда меня приглашал дирижер. Понимаю, что исполнителей присутствие композитора ужасно раздражает. А мастера, такие как Стефан Турчак, Федор Глущенко, Владимир Сиренко, — они-то знают, какого результата стремятся достичь!

— «Страшна месть» уже практически оконченное произведение?

— У него сложная судьба. Я уже говорил, что замыслу немало лет. Над ним начинали работать Юрий Ильенко, Стефан Турчак, Борис Покровский, Валерий Левенталь, Анатолий Шекера. Тема очень тяжелая. И черт меня дернул за нее взяться!

— Ваш учитель Борис Лятошинский тоже интересовался ею!

— Да! Как-то мы сидели в классе. Там были Освальдас Балакаускас, Вячеслав Лиховид, Михаил Заливадный, и Борис Николаевич говорит: «Вот, когда будете браться за какую-то тему, то учтите! Я давно хотел написать произведение на «Страшную месть» по Гоголю»... Постепенно меня увлекла эта тема. Я начал работать над ней давно, а теперь решил, что нужно все-таки закончить эту работу.

— То есть пока неизвестно, какая судьба ожидает это произведение?

— Думаю, что в концертном исполнении мы сможем что-то сделать. Надеюсь, фрагментами произведение точно прозвучит. Очень хочу, чтобы публика получила представление о нем.