Иван КОЗЛЕНКО: «Ретрокино — это один из способов высвободить украинскую культуру из тисков провинциализма»

В Одессе завершился кинофестиваль «Немые ночи». Причал в одесском порту у яхтклуба не мог вместить всех желающих посмотреть шедевры немого кино, вживую озвученные лиричными итальянскими рокерами группы ZIZ и философскими немцами существующего с 2000 года проекта Durban Poison, вдумчивым поляком, композитором Марчином Пукалюком и виртуозным импровизатором Юрием Кузнецовым. Их музыка, усиленная морем, органично вплеталась в стильное черно-белое кружево образов немого кино. Программа фестиваля была подобрана мастерки. От плакатного «Турксиба» Виктора Турина до гениального фарса Николая Шпиковского «Шкурник». От наполненной авангардистскими киноприемами американской ленты «Одинокие» Паль Фееша до звенящего Серебряным веком «Костра пылающего» Ивана Мозжухина.

Идеологом и движущей силой этого незабываемого, прошедшего уже в третий раз действа был и остается философ по образованию Иван Козленко, сумевший собрать образованную и творческую команду, которая плодотворно работает сегодня, сохраняя достояние страны.

— Одессит Иван Козленко приехал в Киев, чтобы стать заместителем генерального директора Кинотеки, официальное название — Национальный центр Александра Довженко. Мало кто знает, чем именно занимается Центр. Можно рассказать об этом широкой аудитории?

— Задача кинотеки традиционная — сохранять кинофонд, который существует в стране. В мировой практике кинофонд не ограничивается фильмами лишь собственного производства. Там хранятся все фильмы, которые были в прокате. Например, в московском Госфильмофонде 50 000 наименований — все фильмы, в том числе отечественные, которые были на экранах этого государства. В Украине же все иначе. Наш фильмофонд состоит исключительно из украинских фильмов, причем тех, которые удалось как бы интегрировать назад в Украину, а они уже были отсюда вывезены. Ничего из того, что у нас было создано до 1992 года, здесь не сохранялось. Абсолютно случайно «встречаются» фильмы конца 1980-х годов, исходные материалы которых остались на кинокопировальной фабрике. Когда развалился Союз, необходимо было как-то формализовать это имущество, и оно было признано украинским. Собственно украинское насыщение киноархива началось после 1992 года фильмами нашего производства. Интересно, об этом многие забывают, но до 1995 года производство фильмов осуществлялось негосударственными средствами. В основном были частные структуры, и сейчас права на них государство не имеет. Но они есть в нашем фильмофонде. Я пришел туда впервые, чтобы найти фильмы, которые хотел показать на кинофестивале немого кино в Одессе — «Немые ночи». Оказалось, что фильмов периода 1920—1930-х годов очень мало. Буквально до 10 кинолент, не считая довженковских картин, которые к тому времени уже отреставрировали, но, к сожалению, в недостаточном (как сейчас ясно), качестве, они годятся исключительно для DVD-просмотров. Сейчас их невозможно показать на широком экране. Фильмов межвоенного периода единицы, фильмы послевоенного — это дар Госфильмофонда Украине, то есть вернулись они с большим апломбом, будто нам их подарили. Так образовалось около 4600 наименований. Туда также входят и документальные фильмы — с 1990-х годов документальные фильмы сдавались также в Центр Довженко, а не только в киноархив Пшеничного. В итоге получился абсолютно нерепрезентативный архив. Он не представляет ни украинское кино в полном объеме, ни мировое. Это какие-то осколки региональных постколониальных кинематографиков. Когда пришел в архив, было очевидно, что в огромной европейской стране не может существовать кинофонд из 4000 наименований, как в заштатном провинциальном киноархиве. Первое, что попытался сделать, — собрать хотя бы те фильмы, которые не могут туда попасть по закону (по закону туда попадают все фильмы, созданные государственными средствами), но являются украинскими. Это фильмы независимых продюсеров, украинской программы фестиваля «Молодость»; также удалось договориться с «Артхаус Трафик», и они нам передали не только кинофильмы Украины, которые были на Одесском кинофестивале в украинской программе, но и те, что были в дистрибуции — артхаусное кино. Мы не имеем на него прав, но это нужно сохранять, оно может быть показано в образовательных целях, некоммерческих, хотя это не исключает показа на большом экране. Также есть коллекция видеоарта, которая была собрана Фундацией современного искусства (в прошлом Центр современного искусства Сороса). В 2000-х годах Янина Пруденко создала оцифрованные коллекции видеоарта. Она просто успела «вскочить в последний вагон», потому что все фильмы хранились на VHS-кассетах и были почти полностью размагничены. Таким образом, уже за шесть месяцев фильмофонд увеличился на 1000 наименований. Он пока не каталогизирован, но оприходован, уже сохраняется. Например, мы нашли украинскую фонограмму «За двумя зайцами», которая разыскивалась десятки лет, и только в прошлом году она была обнаружена на киностудии Довженко. Оказывается, ею просто никто не интересовался. Нашли украинскую фонограмму к «Григорию Сковороде» Кавалеридзе. Там есть действительно уникальные вещи. А в маленьком региональном Мариупольском кинопрокате, хоть и в ужасном состоянии, есть гениальная классика — и Эйзенштейн, и Феллини. Это должно быть в нашем архиве, в каком бы ни было качестве. Этого достаточно, чтобы показать один раз на большом экране.

— Это и было толчком, чтобы из свободного человека стать госчиновником?

— Это было продолжением программы, которая никогда не была формализирована, начавшись с фестиваля «Немые ночи». Пришел в Госкино за поддержкой второго фестиваля и с вопросом о возможности получения прав на издание DVD-коллекции фильмов, которые были показаны на первом фестивале. Уже был грант на такое издание от Фонда «Відродження». В агентстве по кинематографии как раз обсуждалась возможность программы реставрации, и Екатерина Копылова предложила мне ее возглавить. Мною уже был подготовлен список из 28 наименований. Вскоре они уже были готовы. Возникла опасность, что их может постигнуть та же участь, что и коллекцию Довженко: ее увидели, может, человек 50, 500 — получили формальный дипломатический подарок; они его, может, и не открывали даже. И в таком виде она (коллекция) пропала втуне, и никто ничего не увидел, и обещания это издать в коммерческую дистрибьюцию так и не осуществились. Стало ясно, что 28 фильмов могут с таким же успехом погибнуть, никто их никогда не увидит. Но поскольку уже тогда существовал проект по изданию DVD-коллекции, мною инициированный по следам фестиваля, то мы захотели это объединить — это срасталось логично в единое ядро, и было принято решение с некоторой периодичностью эти фильмы показывать.

— Эта программа стартовала показом в рамках МКФ «Молодость» фильма Г. Стабового «Два дня» в «Мистецьком Арсеналі» в сопровождении камерного оркестра. И фильм, и живая музыка произвели неизгладимое впечатление. Такие показы модны и популярны сегодня в мире. А вы, создавая фестиваль «Немые ночи», «изобретали велосипед» или знали об этом?

— Все началось в 2009 году, когда поступило предложение от Ирины Медушевской, она работала тогда с клубом высокой музыки — это объединение музыкантов, которое организовал Юрий Кузнецов, очень известный и талантливый джазмен-экспериментатор, объединить наши усилия и создать ивент с музыкальной составляющей. К тому времени я уже много лет работал в ивент-бизнесе. Она познакомила меня с Катериной Мальцевой, тогда содиректором Джаз-карнавала в Одессе и талантливейшим менеджером. У них благодаря Джаз-карнавалу образовались крепкие связи с музыкантами, и я предложил под эту музыку показывать немое кино. Почему немое кино? В тот момент читал книгу Любомира Госейко «История украинского кинематографа» и был настолько впечатлен, для меня это была terra incognita. Я был довольно искушенным аматором кино, старался не пропускать ни одного фестиваля, но с ретрокино не был знаком. Это оказалось очень близко моему мироощущению. Понравилась эстетика, способ изложения. Подумал: Боже, неужели эти фильмы недоступны? Он так захватывающе пишет про «Два дня» и про «Звенигору»! Я «Землю» уже тогда видел, и она меня совсем не впечатлила в первый раз, между прочим. Распознал ее гениальность с третьей пробы. Стал в Интернете искать — ничего, потом удалось найти некоторые вещи на DVD. К моменту, когда стали разрабатывать концепцию, мною уже был освоен некоторый массив. Прочитал много материалов об Анне Стен, показалось, что ретрокино — это один из способов высвободить украинскую культуру из тисков провинциализма. К тому времени я был достаточно искушен в украинской авангардной литературе, потому что издавал в Одессе литературный журнал, и имена Йогансен, Семенко, Яновский — были кумирами. Я понимал контекст. Но контекст Расстрелянного Возрождения абсолютно не полон без кинематографа. Мало кто об этом говорит, но украинский кинематограф — тоже Расстрелянное Возрождение. Мы об этом попытались сказать в нашей книге к коллекции. Подумал — раз у нас нет пророка в своем Отечестве, надо показать извне, чего же мы стоим. И коль скоро за границей признаны такие звезды, как Анна Стен, Григорий Хмара, Майя Дерен, Наталья Лысенко, надо их показывать.

Подал проект на грант в Фонд «Украина 3000», и мы выиграли его на первый фестиваль. Это был очень скромный грант, хотелось показать максимум фильмов, и была создана двухдневная программа из 12 фильмов — коротко- и полнометражных. Принцип фестиваля кристаллизировался, он сам себя рождал, мы называем это у себя в команде «чары фестиваля». Автоматически получилось, что у нас фестиваль разделился на два блока: украинские фильмы, снятые в Украине, и фильмы, снятые за границей при участии украинских актеров либо режиссеров. Решили, что украинские фильмы должны озвучивать иностранцы, иностранные фильмы — украинцы, чтобы показать транскультурную связь. Это важный акцент, мы — часть Европы, откуда никогда не выпадали. Было важно, чтобы иностранцы попробовали это в своих музыкальных категориях переосмыслить, а мы — в своих.

— Что о перспективах как фестиваля, так и государственного киноархива вы можете озвучить?

— Реставрации, к сожалению, угрожало попасть в существующую систему. О 28 фильмах, отреставрированных в 2011 году, мог так никто и не узнать. Это была бы катастрофа. Когда British Film Institute реставрирует один фильм — «Турксиб», который мы показали на этом фестивале, тоже украинский, кстати, частично, об этом гремит вся их пресса, туда подключаются самые известные музыканты. Просто преступление об этом не сказать. Желание эти клады вскрыть привело к тому, что мы разработали целую систему показов, не хочу сказать —популяризации, потому что не до конца уверен, что мы исчерпали все возможные механизмы. До сих пор не удалось сделать коммерческого выпуска коллекции, созданной в 2011 году. Оказалось, — это не так просто, как хотелось бы. Но механизм мы разработали. Он подразумевает репремьеру реставрированного фильма каждые два месяца. Если это немой фильм, то в новом музыкальном сопровождении. Сложный темп, ведь существуют еще и исторические даты, которые уплотняют график, но если темп не выдерживать, все бесследно пропадет.

Пытаемся работу Центра Довженко подчинть маркетинговым правилам. Не хотелось, чтобы это была дотационная структура, которая финансируется по остаточному принципу, она может зарабатывать. Накануне фестиваля сдали книгу «Рабочие моменты съемок «Земли» Бориса Косарева — книгу уникальных фотографий, которые сделаны им, ассистентом Демуцкого на «Земле». То, что не вошло в кадр, абсолютно уникальная вещь. Это прекрасный альбом, который будет продаваться, уверен. Той же логики придерживаюсь относительно издания DVD-коллекции. Уже первый том частично финансирован государством. Теперь есть большое желание сделать второй, третий, четвертый тома, существуют 24 фильма, как раз 6 на 4, чтобы издать четыре тома тематических коллекций. И есть уже абстрактные тома — авантюрно-приключенческого кино, отдельный том. Я бы это назвал киномаргиналии — так называемое феминистическое, детское кино и кино национальных меньшинств, например, татарское или еврейское. Сейчас сфокусировались на том, чтобы полностью охватить десяток немых фильмов. Туда уже введены новые фильмы, например, «Шкурник». Абсолютное открытие для меня. Все киноведы много о нем писали, но никто никогда не видел. Гениальный пасквиль на советскую власть, недаром был запрещен, высокопрофессиональное кино.

— Судя по тому, что энциклопедия к первому тому немого кино издана на двух языках — украинском и английском, предполагается выход этого проекта на международную арену?

— Если мы не трансплантируем вытесненный и запрещенный культурный опыт украинской урбанистической среды в тело современной украинской культуры, значит, новое поколение будет расти без важного для него опыта. На международном фестивале показывают только с пленки либо в соответствующем цифровом разрешении. Значит, сейчас ни Довженко, ни Ильенко, ни Мыколайчука нельзя показать ни на каком фестивале. Перереставрировать тоже нельзя, будет «подвійне використання коштів». Ситуация, когда можем оперировать только неизвестным украинским кино. Казалось бы, плачевно, но нет худа без добра. Открылись абсолютно уникальные вещи, украинские «полочники» — запрещенные, цензурированные, урбанистическое кино, которое меня интересовало и в немом периоде тоже. Это классический неореализм, с которого начинала Муратова, прекрасный образчик украинского неореализма. Абсолютно отдельный корпус украинской кинематографии, который будет ассоциироваться не с традиционной этничностью, а с Годаром, Феллини, Антониони. Будучи в Каннах, пошел к директору программы Cannes Classic, он предложил подать на конкурс фильмы, дескать подайте столько, сколько считаете нужным, а селекционная комиссия отберет три-четыре картины. Не факт, что каждый из фильмов попадет в программу, не факт, что в программу следующего года, может, по одному фильму ежегодно. Оказалось, программа Cannes Classic фактически дублирует по форме конкурсную, но там нет конкурса.

— А какова (вы не могли не сталкиваться с этим) система взаимоотношений украинского государственного киноархива с Госфильмофондом России, где невероятное количество фильмов по праву, хотя бы по месту создания и по исполнению, принадлежит Украине?

— Когда начинал заниматься возрождением нашего классического кино, реставрацией, казалось, необходимо забрать это наше имущество. Сейчас понял очень простую вещь: что такое оригинал в кино? Это негатив. Не сохранилось негативов немых фильмов межвоенного периода. Это, как правило, дубль-негатив с найденных позитивных пленок. Но дубль негатива можем и мы себе сделать. Он не будут уступать качеством, потому что оригинала как такового нет. Нам бы укомплектовать украинский архив всеми фильмами, созданными в Украине, — от Федецкого или Тимченко, которые не сохранились, но, возможно, их никто не искал. Нам не нужны фактически их негативы, старая пленка. Понятия оригинала не существует, значит, нам не следует что-то у них требовать, тем более покупать. В Москве архивом ведает фантастический человек — Дмитриев, ему уже глубоко за 80 лет, абсолютный фанат своего дела. В последнем каталоге к ретроспективному фестивалю «Белые столбы» написал отчаянную статью. Пишет, что впервые задумался над тем, чтобы стать собирателем этих кладов, надо забыть об этичности, пренебречь моралью. Далее пишет: «Я признаю, мы нечестно собирали архив. Наш архив самый полный — это единственное, что нас оправдывает, но вы думаете, что мы чистенькие? Нет, чтобы это создать, мы пошли на много сговоров с совестью». В общем, нам не следует сейчас начинать с россиянами дискуссию. Правда, было неплохое предложение у Госейко — если бы все 15 бывших республик обратились в Москву с консолидированной точкой зрения, потребовали возврата, тогда «монополисты» не смогли бы нам отказать. Но ведь надо еще иметь ресурсы, где сохранять. Большего архива, чем в Москве, нет. Больше скажу: нам повезло, что в 1990-е годы наши фильмы хранились там, здесь бы они сгнили. Условия хранения и сейчас у нас не в лучшем виде. А если бы не сгнили, может, были бы проданы туда же, в Москву, часть ведь была продана. Поэтому нужно бороться не за факт физического обладания пленками, а за факт идеологической претензии на этот культурный опыт. И если Довженко и его творчество, глубоко национальное, этакую украинскую национальную метафизику можно было интегрировать в российский культурный канон, то украинской культуре надо этому научиться. Украинская культура работает по иному коду: она исторгает из себя все, что не соответствует этническому канону. Это ужасно, мы порой отказываемся от таких вещей, которые нам принадлежат органически. Почему «Человек с киноаппаратом» — не украинский фильм? Это абсолютно украинский фильм, только в Украине Дзига Вертов снял свой единственный неидеологический фильм. Только в Украине это было возможно не только потому, что тут цензура не работала в такой степени, как там, а потому что тут иное мироощущение. Он полностью отразил это мироощущение. Об этом написано в нашей «Энциклопедии», и особенно видно в сравнении с фильмом его брата — «Навесні». Там полная интеграция в украинскую культуру, чистый витаизм Хвылевого, без всякой мироощущенческой связи с Россией, кроме формалистических. Но формалистический язык авангардного кино был универсален. А Шпиковский? Во всех энциклопедиях пишется, что он русский режиссер. Но это украинец Мыкола Шпыковськый из Белой Церкви, который поехал в Москву, два года там проучившись, вернулся сюда снимать, потом опять уехал. Это факты, которые в любой нормальной стране вообще не вызывали никаких вопросов. Никто не вспомнит, что Юрий Ильенко только на склоне лет вдруг стал украинцем. А до того активно присутствовал в московских интеллигентских кругах. Мы должны об этом говорить, потому что это пример нормального культурного обмена, и когда наконец, через 20-30 лет у новых поколений не будет ментальной зависимости от имперской культуры, они будут воспринимать факт культурного сотрудничества с Россией как нормальный факт равнозначных игроков.

— Значит, вы верите в перспективу? Государство мешает, помогает, нейтрально?

Государство помогает центру Довженко, оно же не вмешивается в дела архива. К сожалению, существует формальное внутреннее разделение между центром Довженко, как производственными мощностями, и архивом, как массивом фильмофонда. Фильмофонд до сих пор по большому счету, к сожалению, никого особо не интересовал. Сейчас ситуация значительно изменилась. Мы получаем немалое финансирование на реставрационные программы. Раньше никто не думал, что архивное кино может быть конвертировано в деньги. Никто этого не доказал, к сожалению, пока. Я как раз хотел бы доказать, что это возможно. Если не в деньги, то хотя бы в статусы. Если украинское архивное кино будет в следующем году присутствовать в официальной программе Каннского фестиваля, это прекрасное достижение. Если убедить власть в том, что все эти культурные продукты можно конвертировать в статус и реноме, что это больший капитал, нежели любые кредиты МВФ, то, что нас приобщает к европейской культуре органически, а мы принадлежим ей, хотим того или нет. Имею в виду гражданскую украинскую культуру. Для меня, человека со специфическим образованием, культура — это не только искусство и не только воспитание, это вся система отношений, все, что вербализировано, передано в образы, все, что является надстройкой над природой. Мы можем говорить о качестве презентативности культуры, потому что авангард, который был последней героической эпохой перед нашей, показал образчики титанов и нам кажется, что мы должны на них равняться, а... измельчали. Не совсем так. Просто возможности для реализации каждого человека возросли, и сейчас он может быть стихийным художником в Интернете, на заборе, все равно где. Это измеряется уровнем свободы, поэтому титанов сейчас не может быть, и культура кажется какой-то прибитой, не настолько явственно проявляющейся. Абсолютно оптимистично считаю, что ничего никуда не девается, и мы живем еще в эпоху великих. Вот я был на премьере балета на музыку Мирослава Скорика, он — великий. Мы еще живем в одну эпоху с этим человеком...