Катя Петровская: «Я попыталась освободить рассказ от неизбежного распределения ролей»

Во время фестиваля «Дни немецкоязычной литературы» 7 июля в Клагенфурте была вручена одна из самых престижных литературных наград — премия имени Ингеборг Бахман. Ее вручают за не опубликованные произведения. Процесс определения победителя довольно неординарен: номинанты читают на сцене отрывки из своих романов (но решает все же сам текст, поскольку жюри знакомится с ним заранее).

Лауреатом 2013 года стала писатель и журналист Катя Петровская (дочь киевского литератора Мирона Петровского), которая живет в Берлине почти 14 лет. Она ведет постоянную колонку во Frankfurter Allgemeine Sonntagszeitung, а также сотрудничает с украинскими, российскими изданиями и образовательно-культурными центрами (например, с Институтом иудаики).

Наш разговор c Катей начинается с расстановки акцентов. «У меня до сих пор украинское гражданство. И на самом деле — по принципиальным причинам. В ситуации отсутствия двойного гражданства, я не хочу быть гражданкой Германии — я хочу быть гражданкой Украины. Просто хочу, чтобы Украина была немножко другой страной», — говорит писатель.

— Прежде всего, поздравляю вас с наградой! Как известно, роман еще не опубликован... И тем не менее, смогут ли его прочитать украинские читатели?

— Он выйдет в издательстве «Суркамп» (Suhrkamp) в марте 2014 года. То есть моя книга еще не готова. Книги большинства писателей, которые номинировались в этом году, будут опубликованы буквально в сентябре.

Что касается украинских читателей, проблема в том, что эту книжку невозможно писать по-русски (я на украинском , к сожалению, не пишу пока), потому что весь смысл этой книги — это разговор с неким потенциальным немецким читателем. То есть на родном языке нужно писать другую книгу. Желание написать книгу на немецком — для меня самой было неожиданностью. Его реализация стоила мне в конце концов немало крови и доставалась ценой невероятных усилий, поскольку я очень поздно начала учить немецкий. Но дело в том, что если мы пишем по-русски, у нас есть претензия на моральное право. Мы сразу оказываемся или победителями, или идентифицируем себя с жертвами, что для человека из еврейской семьи происходит почти автоматически. Я же попыталась освободить рассказываемую историю от неизбежного распределения ролей. Это очень интересная ситуация отчуждения. Таким образом, меня интересует не извечная тема жертв и палачей, а то, что произошедшее — наше общее наследие. «Вы все преступники, а мы все хорошие» — именно такая позиция приводит к преступлениям. Если человек занимает позицию жертвы — он может с легкостью превратиться в репрессивную силу, стать палачом. Этого многие не понимают. То, что я написала эту книгу на немецком, дало мне возможность подчеркнуть: проблема не в том, «кто, кого когда», а в том, как мы относимся друг к другу сейчас и к этому общему.

— Хильдергард Келлер, один из членов жюри премии, выразила мнение, что хорошие писатели на собственном примере освещают глобальные вопросы. Почему вы решили писать именно на эту тему?

— Я начала писать о своей семье. Скорее, это был импульс — передать то, что передали мне, и передать то, что невозможно никому рассказать. История моей семьи довольно интересная, с совершенно безумными персонажами: например, альтруистами, которые семь поколений подряд учили глухонемых детей говорить... Собственно, я хотела рассказать о двухстах годах. И в результате получилось, что все время «спотыкаюсь» о войну.

Дело не в том, что мне хотелось об этом писать, наоборот. Но есть вещи, которые не дают покоя. И, в общем, совершенно непонятно, как с ними обходиться. Бабий Яр — это именно такой случай. Это и история моей семьи тоже, но я попыталась рассказать так, как будто это неважно или даже непонятно, чья это история: как будто нет никаких «мы» и «они», а есть рассказ для каждого.

Наверное, я попыталась повернуть эту историю из истории двух громких слов и страшных цифр ( которые уже никто не понимает) к истории конкретного человека и чисто антропологической ситуации.

— Каким материалом вы пользовались, когда писали роман: архивными данными, воспоминаниями родителей...

— История Бабьего Яра — доступна. Есть знаменитая книга Анатолия Кузнецова. История Бабьего Яра после войны — тоже преступление. Множество киевлян пытались как-то рассказать об этом месте, чего только стоит история создания мемориала! Недавно в Киеве вышли сборники документов. Есть литература на разных языках. И мне рассказывали родители, конечно.

— Это про вашу бабушку или собирательный образ?

— Нет, это правдивая история. И она действительно про бабушку моего отца.

— Что нового можно сейчас сказать о войне?

— Война неисчерпаема, как античность. Я об этом пыталась рассказать. Это наша общая трагедия, общий миф (в котором нам еще разбираться и разбираться). Отношения к войне в Германии и в Украине — совершенно разные. И это просто удивительное состояние общества в Украине, когда на общественном уровне не осуществляется конструктивная дискуссия. Ни о Голодоморе (из этого, кстати, делают «карточку» для вступления в Европейский Союз), ни о других исторических или современных событиях нет общественных дискуссий (то есть они не происходят в общественном пространстве). И то, что я пишу об истории своей семьи, не на украинском и не на русском — это тоже, в общем-то, показывает, какая у нас страна. Мне легче сделать что-то сложное, чем остаться в этом пространстве. Это не только моя история, это история моего родного города с его невероятной центробежной силой.

— Ну, я не совсем согласна с вами на счет отсутствия дискуссий. Не так давно прошли общественные слушания, посвященные 60-летию Норильского восстания в сталинских лагерях, которые инициировали режиссер Михаил Ткачук, Восточно-Европейский институт развития и сотрудники газеты «День». Также наше издание организовывает множество круглых столов. Но, к сожалению, конечно, это не массовые обсуждения актуальных тем...

— Вы совершенно правы. Есть институты, которые проводят конференции и выпускают книги. Я тоже пыталась в свое время внести свою лепту и организовала «Киевские диалоги» (конференцию «Kiewer Gesprache») — попытка создать пространство диалога журналистов, интеллектуалов и политиков в Украине и Германии. Происходит множество мероприятий и поважнее, но это не связанно с формированием общественного мнения, с массовыми общественными дискуссиями. Нет иерархии газет, телевидения; отсутствуют необходимые звенья в общественной коммуникации. Но это конечно не значит, что нет отдельных интеллектуалов, способных действовать, или достойных событий культурной жизни, — просто они тонут в море общественного безобразия и беззакония.