Казантипский тупик

Поручика Ржевского просят рассказать «анекдот с каламбурчиком». «Мне снился сон, господа, что я в пустыне, а вокруг — песок и дерьмо», — говорит Ржевский.

«А где же тут соль, поручик?» «И никакой соли, господа, песок и дерьмо, песок и дерьмо».

Вы слышали об этом. Может, читали, может, видели по ТВ. Казантип. Организаторы полагают, что это будет крупнейший на всем постсоветском пространстве фестиваль молодежной музыки, новой молодежной культуры. В конце августа к развалинам недостроенной Крымской АЭС приезжают молодые люди со всего бывшего СССР, чтобы... Чтобы что?

Я поехал на фестиваль, чтобы разобраться, зачем он проводиться, что хотят получить от фестиваля его участники и организаторы. Это не очерк и не хроника, и если вы хотите узнать, сколько народу было в этом году и какие ди-джеи здесь выступали, лучше сразу прекратите чтение.

... Начало. Огромная эстрада. Южная ночь изрядно отдает марихуаной, по-простому — анашой. С иными, более мощными психоделическими средствами проблем тоже никаких нет. Просто они не пахнут. Самый распространенный казантипский мусор — использованные шприцы и презервативы — уже хрустит под ногами.

Примерно дюжина молодых людей с факелами и обнаженными торсами появляется на сцене. Им, видимо, положено символизировать собой силу и гармонию молодости. В неверном свете факелов видны сотни молодых людей, которые с нетерпением ожидают зрелища. Ведущий, весьма довольный собой, сообщает, что главное в этой жизни — пляж, берег моря, сцена с рекламой «Птюча», музыка, алкоголь, секс, наркотики. «Вы здесь, — поведал он собравшимся, — для того, чтобы слушать музыку, веселиться, заниматься любовью, отрываться на полную катушку». Собравшиеся в целом согласились с этим.

Я бродил по берегу, задавшись вопросом: «зачем»?

— Море, солнце, дешевая жизнь, секс на природе, — ответила мне 19-летняя Лена из Москвы.

— Неужели так интересно?

— Да нет, надоедает.

Девушка отвернулась и снова начала танцевать надоевший рэйв. Лена оказалась единственным человеком из нескольких десятков опрошенных, которая на вопрос «зачем» дала подробный ответ. У остальных дело ограничивалось репликами типа «прикольно» или «да пошел ты...».

Почти сразу мной овладело ощущение бессмысленности мероприятия, от которого я не мог избавиться все дни пребывания на Казантипе. Тысячи молодых людей хаотично двигались вокруг, стараясь загнать себя в экстатическое состояние наркотиками, музыкой, алкоголем. Те, которым это по какой-то причине не удавалось, выглядели самыми несчастными людьми на свете. Они были вялы, грустны, но крепче и крепче сжимали зубы, прыгали до изнеможения на танцполах, закидывались все большими и большими дозами в ожидании долгожданного «прихода». Ведь если «не вставит», если не забудешься, то придется начать думать, и откуда-то из глубин может возникнуть вопрос «зачем», вопрос, которого на Казантипе все, кажется, очень боятся.

Были тут и те, кто лихорадочно симулировал веселье и обещанный ведущим «отрыв», лишь бы окружающие не догадались, что им вовсе не так здорово, как кажется. Таких легко узнать по неестественной, застывшей улыбке, напряженно-механическим движениям и грустным-грустным глазам.

... Быть как все. Слушать музыку, колоться наркотиками, заниматься сексом не потому, что так уж сильно хочешь этого, а чтобы не отрываться от коллектива, чтобы быть как все. Быть как все...

Пустота. Нет смысла, нет ответа на вопрос «зачем». А смысла нам никто и не обещал. Старшие готовы дать нам наркотики, музыку, моду, стиль, все что угодно, но не смысл. Смысл рождается внутри — у отдельного человека и поколения. И пока мы не найдем ответ на этот вопрос, серое пространство жизни поколения 90-х будет усыпано использованными шприцами и презервативами. И никакой соли, господа.

В связи с Казантипом мне почему-то вспомнились события тридцатилетней давности. То, что сегодня называют постиндустриальной революцией. Тогда, в конце 60-х, поколение молодых бросило вызов всему обществу. «Запрещается запрещать», «Будем реалистами — потребуем невозможного» — под этими лозунгами парижские студенты дрались на баррикадах с полицией, а американские захватывали свои кампусы, чтобы установить в них царство справедливости.

Эти люди не были несгибаемыми революционерами, которым чуждо все человеческое. Они тоже танцевали, употребляли наркотики, занимались любовью, но у них был смысл. Их смыслом стали свобода и творчество, отказ от окаменевших норм, и они защищали свои принципы. И секс, и наркотики были для них не просто способом убить время, не самой в себе целью, а средством достижения новых степеней свободы. Сейчас нам трудно понять их. От концепции свободной любви шестидесятых осталось просто «потрахаться», а от наркотического творчества — «уколоться и забыться». Нам трудно их понять, но мы должны знать, что именно они сегодня правят миром. И не от естественного хода вещей — мол, поколения сменились, а потому, что они создали этот мир. Они не просто требовали невозможного, они его создавали.

После баррикад на парижских улицах и сожженных американских флагов они изобрели всепланетные компьютерные программы, опутали мир паутиной Internet, придумали генную инженерию, построили гражданское общество, уничтожили «империю зла» — СССР. Они мечтали и их мечты сбылись. Настоящим мечтам свойственно сбываться.

Молодежь — это не просто люди определенного возраста. Молодость — это всегда оппозиция старому, неподвижному, рутинному, отжившему. Молодость — это время обновления, пространство безудержной и рисковой жизни. Это высокие цели, радость созидания, устремленные в завтра мечты. У молодого не может быть потухшего взгляда. Именно поэтому мне показалось, что молодых на Казантипе почти и нет. С таким маниакальным упорством время убивают только пенсионеры, считающие себя совсем уж потерянными для жизни. Моя бабка на вопрос о смысле того или иного действия, например просмотра телесериала (для пенсионеров это способ добиться экстатического состояния не худший, чем наркотик для молодых), протяжно тянет «ну-у-у, я не знаю» с таким же выражением, как и юная рэйверша, встреченная мной на Казантипе...

Но вернемся к фестивалю. Если сами его участники не знают, зачем он им нужен, приходится обращаться к профессионалам. На мой вопрос о смыслах Казантипа отвечает известный гуманитарный технолог Владимир Грановский: «Мне кажется, что одной из целей участников Казантипа может быть своеобразный эксперимент над собой. Сколько я могу выдержать эти условия, могу ли я танцевать целый день, заниматься сексом при всех на пляже? Этакий экстремальный туризм. Я далек от того, чтобы осуждать их за это. Молодость — это такое состояние, когда действительно можно не спать ночами, пить, находиться в экстремальных условиях: организм это позволяет. Однако такая эксплуатация своих ресурсов приводит к выработке такого способа деятельности, когда человек не развивает свои способности, но эксплуатирует данные ему от природы. Поэтому, когда они в силу естественного хода времени исчерпываются, человек оказывается в ситуации тупика. Такая же стратегия в других ситуациях приводит к невозможности найти работу, да и вообще свое место в жизни: ведь в современных обществах социальная жизнь построена прежде всего на создании новых ресурсов, а не на эксплуатации наличного. Человек тогда только может создавать новый ресурс для себя самого или для окружающих, когда его действия имеют цель, когда он знает и может ответить на вопрос, зачем он это делает, когда он сам его ставит и сам на него отвечает каждым своим действием... В противном случае гораздо удобнее эксплуатировать то, что есть, как это и происходит на Казантипе...».

Если иметь все это в виду, получается, что фестиваль — не такое уж и безобидное событие. Казантип становится символом определенного образа жизни, особой жизненной стратегии, направленной вовсе не на успех. Получается, что рэйв-культура — просто своеобразная форма социальной депрессии, что участники Казантипа — люди без будущего. Я отнюдь не уверен, что мои выводы верные, более того, искренне надеюсь, что ошибаюсь.

Хотя для себя решил категорично, что больше на подобные мероприятия меня и калачом не заманить. Нет там никакой соли...