Медитации в замкнутом пространстве: живопись Светланы Галдецкой

Вполне логично, что основой своих живописных медитаций Светлана Галдецкая избрала натюрморт. Относительно небольшой выбор предметов определяет особую строгость и стройность этих картин. Пресловутая «точность фактуры», сохраняясь, отходит на второй план перед попыткой обозначить связи, существующие между реальными вещами и окружающим их про- странством. Несколько яблок и груш; драпировки, эфемерные настолько, что их можно счесть материализованной идеей драпировки, а не реальным куском конкретной материи; цветы — тонкие, хрупкие, ломкие в столь же тонкой и хрупкой стеклянной вазе; пустая клетка и почти всегда — фрагмент великого живописца, обычно эпохи Ренессанса: приколотая на стену открыточка, а то и вырезка из журнала, как исключение — гипсовый бюст, причем это банальнейшее украшение всех художественных мастерских становится вдруг воплощением подлинного искусства; позади — побеленная стена, лишенная каких бы то ни было украшений, даже углов: вот мир, в котором Светлана Галдецкая создает свои натюрморты. Она называет их по-разному: то глубокомысленно («Уравновешенное пространство», «Разрозненные предметы»), то изысканно просто («Натюрморт с пустой клеткой», «Осенний натюрморт», «Белый натюрморт»).

И только в одном случае вместо стены открывается огромное окно со струящимися красными шторами, но за ним, разумеется, — брейгелевские «Охотники на снегу» («Зимняя история»). Говорят, всему причиной — модель, реально знакомая художнице, и в то же время воплощение (по мнению той же художницы) «типа Ренессанса»; впрочем, вряд ли — Симонетта или Дона Велата; скорее уж (раз Брейгель) — Неле из «Уленшпигеля». Но себя Светлана Галдецкая портретирует иначе, в пространстве не просто замкнутом — замкнутейшем. И называет свой автопортрет «Монолог».