Молодая режиссура в музейном пространстве

«День» уже сообщал о том, что в Киевском литературно-мемориальном музее Михаила Булгакова состоялась премьера «Фауст. Отражения».

Постановку спектакля по мотивам произведения «Мефистофель» Бойто осуществила молодой киевский режиссер Лариса Леванова. Она принадлежит к так называемому поколению «нулевых»: гибкому, энергичному и чрезвычайно мобильному. И, вместе с тем, в наилучшем смысле этого слова, к консервативному. В оперную режиссуру Л. Леванова пришла не сразу. Сначала были дирижерско-хоровой факультет в Криворожском музыкальном училище и Национальной музыкальной академии Украины им. П. Чайковского. Впоследствии — учеба на факультете оперной режиссуры Alma mater и стажировка в ассистентуре. Сегодня Леванова работает преподавателем кафедры оперной подготовки и музыкальной режиссуры и главным режиссером Центра культуры и искусства Киевского национального торгово-экономического университета, выступает режиссером многочисленных спектаклей и концертов в разных городах Украины. Ее последняя работа — «Фауст. Отражения» в Доме Булгакова, а еще на киевских сценах идет несколько спектаклей Ларисы Левановой. Самая свежая и, по-видимому, наиболее интересная из них — «Орфей и Эвридика», которая после премьерного показа вошла в репертуарную афишу Оперной студии НМАУ.

— Лариса, насколько реализация замысла спектакля «Фауст. Отражения» оказалась близкой к начальной вашей идее?

— С Музеем Булгакова я сотрудничаю уже достаточно давно, в этом доме ставила свой первый спектакль — «Орфей и Эвридика» Глюка. Затем была «Нежность» Губаренко. «Фауст. Отражения» — третья работа. Дирекция музея предложила мне создать спектакль к 120-летию со дня рождения Булгакова. Предлагали поставить «Фауста» Гуно, но я отказалась, потому что в музее уже когда-то ставили эту оперу, повторяться не хотелось. Когда я послушала оперу «Мефистофель» Арриго Бойто, признаюсь, что музыка меня поразила! Поэтому и выбрала это произведение. Состав исполнителей был определен сразу. На роль Маргариты пригласила солистку Муниципального театра оперы и балета для детей и юношества Ирину Ладину. О том, что в проекте будет принимать участие легендарная Виктория Лукьянец, узнала намного позже. Именно тогда возникла идея «двух Маргарит», для каждой — свое решение образа. Партию Мефистофеля должен был исполнять Сергей Скубак, но он за три недели до премьеры позвонил мне и сказал, что все время болел... Не хотел связывать болезнь с подготовкой партии, но петь все же отказался... Вот таким было первое испытание! В конечном итоге, актер на роль Мефистофеля нашелся — это Руслан Пасичник. Он — артист хора Оперной студии НМАУ: выучил партию через две недели и активно включился в репетиции! Кстати, как только Сергей Скубак отказался от партии, так сразу выздоровел...

— Вам пришлось адаптировать оригинальное произведение к исполнению в камерном формате. Какие изменения вы внесли в музыкальный материал?

— Адаптировать оперу к музейному формату было не так легко. Сначала планировалось, что будет звучать оркестр. Директор Муниципальной оперы Владимир Меленчуков с радостью предложил мне весь музыкальный материал — партитуру, голоса и даже пообещал оркестр. Велись переговоры и с художественным руководителем театра Алексеем Бакланом. Однако в последний момент банк, который должен был финансово поддержать проект, отказал музею в помощи. Однако проблема оркестра — это не только финансы, но и пространство. На премьеру было приглашено очень много публики, разместить всех — и оркестр, и гостей — было невозможно! Нужно было выбирать: оркестр или зритель? И мы выбрали публику. С Кирой Николаевной Питоевой мы сразу решили, что спектакль в Булгаковском музее не может называться «Мефистофель», тогда родилось название «Фауст. Отражения». Когда же узнала, что все заинтересованные зрители не смогут его увидеть, возникла идея видеопроекции изображения на стену музея, чтобы каждый, кто даже просто идет по Андреевскому спуску, приобщился к празднованию 120-летия Булгакова. На улице спектакль можно было не только увидеть, но и услышать. Сопровождение осуществлялось на двух музейных роялях: белом, который находится в зале «Мастер и Маргарита», и черном, который разместили во внутреннем дворике...

— Каждая следующая картина оперы происходила в другом пространстве...

— Это для того, чтобы контролировать ситуацию с перемещением артистов и публики, а еще понадобилась помощь моих студентов-режиссеров. Таким образом, они и помогли, и получили своеобразное «практическое занятие». Хотелось, чтобы зритель стал участником спектакля, потому и возникла идея «четырех пространств». Кстати, вторую и третью картину оперы зритель слушал стоя, и словно через окно, как бы подсматривая за актерами. Зал «Мастера и Маргариты» (для первой и четвертой картины) выбран не случайно. В нем три выхода и двери, через которые мы видим «отражения»: Фауста, Мефистофеля, Маргариты...

— А чем вам особо пришлось по душе произведение «Мефистофель» Бойто?

— Особенной глубиной постижения жизни и невероятной красотой оперы, с которой мир воплощен в живые образы. Конфликт произведения таков: Бог утверждает, что человек далек от совершенства, а человек уверен, что способен вырваться из «мрака» и имеет право выбора. А спор между Богом и Мефистофелем — это спор о природе и ценности человека... Маргарита осуждена обществом, но Бог оправдывает ее и дарит ей спасение. Жизнь Фауста — это путь непрерывных поисков. И он находит то, что искал! Он таким образом обретает спасение! Надеюсь, что зрители получили от спектакля наслаждение.

— Лариса, партитура «Орфея и Эвридики» Глюка существует в нескольких редакциях. Какой вариант вы выбрали и почему?

— Вторую, так называемую французскую редакцию. Сначала опера в камерном варианте была поставлена в 2008 году в рамках проекта «Привидение оперы в доме Булгакова». Потом я предложила Владимиру Рожку, ректору Национальной музыкальной академии, сделать спектакль на большой сцене Оперной студии, и он поддержал эту идею. «Орфей и Эвридика» — очень хороший материал для студентов-вокалистов. Партии Эвридики и Амура небольшие, но несут в себе существенные вокальные и актерские сложности. Единственная развернутая партия в опере — у Орфея.

— К работе над спектаклем вы приобщили не только студентов-вокалистов, но и хор консерватории...

— Поскольку первое образование у меня дирижерско-хоровое, в этой постановке я сразу увидела «массу». Подумала, что можно объединять усилия разных факультетов. Если в Киеве есть Художественная академия, то почему ее студенты не могут оформлять спектакли Оперной студии в качестве дипломных работ? Тем более что НМАУ финансирует постановки как репертуарные. Костюмы Оперной студии уже три года недорого шьют наши друзья из одного киевского ателье. Партитуру с оркестровыми партиями мы нашли в библиотеке Национальной оперы Украины, которая предоставила нотный материал. Студенческий хор выучил партии, хотя были свои сложности: одни выпускаются, другие приходят... Поэтому на сцене остался хор Оперной студии, который выходит на работу ежедневно, а студенческий хор мы разместили на третьем ярусе балкона и в боковых ложах — он «комментирует» события, как это происходило в театре Давней Греции.

— А от чего вы отталкивались, формируя режиссерскую концепцию спектакля?

— От слов Амура, который поет: «Под маской молчания храни свое обещание». Фабула «Орфея и Эвридики» основана на парадоксе: единственный способ приблизиться к Эвридике — это отвернуться от нее! Солисты и даже хор в ложах поют в масках, Амур тоже появляется в маске! Сценография — это также огромная маска, которая остается неизменной в течение спектакля. Все имеет форму ритуала — от любви до оперного спектакля. На сцене происходит ритуал погребения Эвридики, ритуал ее воскресения. Весь спектакль выстраивается как последовательность эпизодов-ритуалов. Знаете, когда я только поступила на факультет оперной режиссуры, отрывок из «Орфея и Эвридики» был моей первой работой. Меццо-сопрановую партию Орфея исполняла Сусанна Джамалатдинова (это позже ее голос квалифицировали как сопрано, сначала она пела репертуар мецо). Прошло много времени — и мечта о полноценном спектакле, наконец, осуществилась. В оригинале оперы три действия. Я сократила ее до двух за счет балетных номеров. Все вокальные номера остались без изменений.

— Исполнение опер XVIII века имеет определенную стилевую специфику. Удалось ли справиться со всеми трудностями?

— Многие думают, что Глюка исполнять легко. Но это иллюзия! Дирижеру-постановщику Владимиру Сиренко пришлось очень много поработать над каждой арией, а особенно над речитативами. Сиренко дирижировал первыми двумя спектаклями, а теперь мы даем возможность студентам попробовать собственные силы в оркестровой яме. А когда «Орфея» ставили в Музее Булгакова, Владимир Сиренко присутствовал в зале. Его дочка Мирослава тогда исполняла партию флейты, а дирижировал его студент. Со спектаклем в Оперной студии нам очень помогла преподаватель кафедры иностранных языков НМАУ Лилия Цибульская (с недавних пор она перешла на работу во Французский культурный центр). Она работала с солистами, сделала подстрочный перевод, который кардинально отличается от литературного. Даже от таких, казалось бы, пустяков зависит режиссерское решение спектакля... Я очень благодарна руководству Музея Булгакова за то, что имею возможность экспериментировать, а вместе мы даем жизнь разным творческим фантазиям...