Нежелательные свидетели

Со зрителями здесь вообще не церемонятся. До объяснений — своих действий и поступков — не снисходят. Смотришь — смотри. Хочешь разобраться, что к чему — попробуй. Поэтому сильнейшее восхищение оказывается, словно бы на неловкости замешанным. Порой зритель оказывается прямо- таки в положении героини Маркеса, которая увидела то, что не должна была видеть; как известно, за это ей каждую ночь в течение 150 лет отрубали голову. При этом демонстративная простота названий и внешняя безобидность сюжетов картин — логичная и естественная часть всего происходящего.

Пожилая игуменья удит рыбку под сенью каких-то экзотических фруктовых деревьев и неба в зареве («Игуменья»); две сиротки гуляют по саду под надзором монахини в крылатом чепце («Сиротский приют»); мужик проводит пальцем по лезвию топора, с пальцев капает кровь («Мужик задумался»). Во всём этом, право же, нет ничего неясного, не говоря уже о сверхестественном. Но зато — есть что-то другое. Что?

В мире Светланы Деренчук царит особого свойства гармония. Героям художницы обычно присуще состояние какого-то отрешенного, почти сонного покоя. Правда, иногда их лица вдруг перекашивает от жуткого, невообразимого ужаса, а рты разрываются в страшном, на пределе человеческих возможностей, крике. Причины и следствия по-прежнему не важны; просто это произведение — о крике, как другое — об удящей рыбку игуменье.

Этот мир самодостаточен, иными словами — непереводим. Все искомое — в нем самом: в живописи, графике, расписных досках, лоскутных гобеленах, куклах. ***

Подогнать творчество Светланы Деренчук к чему-либо определенному практически невозможно. Немногочисленные факты, которые вроде как могут быть привлечены в подтверждение той или иной теории, с удивительной последовательностью опровергают друг друга. Художница участвовала в киевской выставке «Грани примитива» — значит, примитив, «наив»? Персональная выставка Светланы Деренчук проходила в лаврском Музее народного декоративного искусства; может быть, она — народная художница? Ее расписным доскам (только доскам!) присуще, по мнению разбирающихся в этом вопросе, сходство с русской народной картиной XVII — XVIII вв.; так что же — стилизация? Но, скорее всего, подобные дознания только помогают уяснить, чем Светлана Деренчук не является. Она — сама по себе. Мир художницы — от начала до конца — ее создание. ***

Изыскивать разъяснения мира Светланы Деренчук в тех или иных фактах ее биографии уже не только бесполезно, но и попросту неэтично. Разумнее — для полной ясности дела — ограничиться «анкетными данными».

Итак, родилась в Мариуполе в 1972 г. В 1988 — 1991 гг. посещала мариупольскую изостудию под руководством художника Владимира Миски-Оглу; кажется, это был период не столько практики, сколько теории, не столько самостоятельного творчества, сколько творческого самоопределения. В 1991 — 1997 гг. — работа в мастерской мариупольской художницы Татьяны Лысенко; это уже, вне всякого сомнения, время овладения ремеслом. При этом именно 1991 год — поворотный. Дело не только в начале выставочной деятельности, которая уже через год достигнет Парижа (хотя самая полная персональная выставка художницы состоялась все-таки в Киеве, в лаврском Музее народного декоративного искусства, в 1997 г.). Важнее то, что именно с 1991 года Светлана Деренчук сама начинает отсчет своему творчеству.

Впрочем, даже такая, сугубо деловая автобиография художницы, при всем ее предельном лаконизме, по-своему выразительна. Это — путь человека, поразительно рано все для себя решившего, как- то сразу (еще в школе!) разобравшегося со смыслом своего существования.