Нужен ли Киеву экспериментальный театр?

Итоги нынешнего театрального сезона столицы выглядят не очень радостно. Ведь возник вопрос о дальнейшем существовании «Киев Модерн-балет» и «бедного» театра «Открытый Взгляд». А еще город теряет коллектив театра «ДАХ», поскольку о своем выходе из труппы официально сообщили ведущие актеры Дмитрий Ярошенко и Владимир Миненко. Да и театральные скандалы вокруг Национальной оперы, Национального Центра искусств им. Леся Курбаса добавляют перца. Но несмотря на неурядицы, пробиваются и позитивные побеги — ярко заявляют о себе новые режиссерские имена. Один из них — Алексей Скляренко — актер, хореограф и режиссер. Кстати, Скляренко родом из знаменитой театральной украинской династии. Дед Алексея — Владимир Скляренко — известный режиссер и педагог (работал с Лесем Курбасом в театре «Березіль»), а бабушка — Надежда Титаренко — выдающаяся актриса. Отец Алексея — Владимир Скляренко — был театральным режиссером, мама — Елена Скляренко — актриса Львовского ТЮЗа, родной дядя — Владимир Денисенко — один из лучших педагогов в Украине по классическому танцу. Жена Алексея — Екатерина Степанкова — актриса и режиссер, дочка легендарных Ады Роговцевой и Константина Степанкова).

Алексей Скляренко окончил актерский факультет в Киевском национальном университете театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого (курс — Валентины Зимней), работал в Москве, в Театре Романа Виктюка (1997—2012 гг.) и в хореографическом проекте Аллы Сигаловой «Грезы любви» (2001—2003 гг.). Алексей был режиссером пластики и хореографом в московских театрах: в Малом театре, Театре сатиры, в Театре Романа Виктюка; в Киевском театре драмы и комедии на Левом берегу Днепра и в Мастерской театрального искусства «Сузір’я».

Напомним, весной Алексей Скляренко представил свою первую самостоятельную режиссерскую работу на сцене Учебного театра КНУТКиТ им. Карпенко-Карого — пластическую драму «Кураж» по мотивам пьесы Б. Брехта «Мамаша Кураж и ее дети». Уровень постановки вышел за рамки студенческой работы и имеет право продолжать собственное существование уже в репертуарном театре. Возможно, новым этапом будет создание именно такого драматически-пластического театра в Украине. Нужен ли Киеву экспериментальный театр? На этот вопрос хочет найти ответ Алексей Скляренко.

«ВИКТЮК — МОЛЬФАР И УКРОТИТЕЛЬ СТИХИЙ»

— За пятнадцать лет в Театре Виктюка я, параллельно с актерскими работами, вместе с Романом Григорьевичем выпустил несколько спектаклей как хореограф-постановщик, — рассказывает Алексей СКЛЯРЕНКО. — Работал почти во всех спектаклях, но главные роли не исполнял. Первая моя роль в театре — роль без слов в спектакле «Саломея». Но в репетиционной период Роман Григорьевич обнаружил определенные мои способности — и я получил огромный кусок пластической партитуры. Так постепенно от простого солдата дорос до того, кто совместил четыре роли, — Черного Ангела, Тейлора, Судью и Молодого Сирийца, однажды даже пришлось сыграть Иоканаана. Впоследствии была первая серьезная роль Тереодора в спектакле «Кармен», где играл с Ириной Апексимовой. Выход Тереодора выстраивался как характерная балетная вариация. Я исполнял до восьми трюковых серьезных прыжков, после которых сразу шла драматическая сцена. Тогда почувствовал настоящий синтез движения и драмы. Спектакль «Нездешний сад. Рудольф Нуреев» Азата Абдулина, где я играл Эрика Бруна, снова совмещал текстовую линию с пластической. Как и последняя моя роль в театре Романа Виктюка — принц Эццо в спектакле «Король Арлекин», где я параллельно занимался постановкой пластики. Спектакль вышел после смерти выдающейся немецкой танцовщицы Пины Бауш и был посвящен ее памяти...

Виктюк — мольфар и укротитель стихий. Рядом с мольфаром, вероятно, должно быть и страшно, и опасно — но всегда интересно!

— Используете ли вы режиссерские методы Виктюка в работе с актерами?

— Виктюка невозможно повторить. В каждом новом спектакле он находит что-то принципиально новое. Роман Григорьевич умеет заворожить, извлекая из актера определенную реакцию, которую очень непросто найти. Он заставляет пройти этот путь, и тогда воспроизведенное актером становится рефлекторным и оживает само собой. Так умеет только Виктюк. Но я его ученик и, безусловно, его эстетика и выстраивание мизансцен мне близки. Хоть я и ушел из Театра Виктюка, но у нас с Романом Григорьевичем сохранились хорошие взаимоотношения.

«АКТЕР ДОЛЖЕН ПРОПУСКАТЬ БОЛЬ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ СЕБЯ»

— Что для вас как режиссера важно в актере?

— На творческой встрече с Эймунтосом Някрошюсом в Киевском Доме актера ему задали тот же вопрос. И он в первую очередь определил меру вкуса, во вторую — работоспособность, и только в третью — талант. Для меня важно — мгновенное включение, отклик и желание проявить себя. И конечно же важна мера вкуса. Актер — это человек, который не имеет права только созерцать, он должен пропускать боль окружающего мира через себя.

— Почему решили заниматься именно пластической режиссурой?

— Выбирая материал для постановки, мне интересно найти в нем скрытое взаимодействие противоборствующих сил, стихий, а не людей конкретных. А относительно пластических структур, то важно воспроизвести не просто красивое движение тела в пространстве, а возможность телом передать движение души.

Работая постановщиком пластики и хореографии в драматическом театре, я попадал в ситуации, когда приходилось заниматься не только хореографией, но и сугубо режиссерской работой. Я выстраивал номер под сцену, но и сцену выстраивал тоже. Особенно это касалось антрепризовых спектаклей, где принимали участие пять-шесть звезд, которых трудно собрать вместе. Я очень благодарен постановкам, потому что мог работать с хорошими актерами, приобретая режиссерский опыт.

— Как возникла идея воплотить пьесу Брехта в пластическом рисунке?

— Идея взять одну из самых текстовых пьес «Мамаша Кураж и ее дети» и сделать ее без единого слова, возможно, и выглядит странно. Но если внимательно прочитать текст и учесть ремарки автора перед каждой сценой, а затем соединить их, то получаешь либретто. Это и натолкнуло на мысль создать пластическую форму. Идея зародилась лет шесть тому назад. Я думал ее осуществить в Москве. Но именно потому, что я не мог выяснить для себя жанр, мне было очень сложно объяснить потенциальным спонсорам, что это за проект...

В Киеве я ставил пластику в спектакле «Обман длиною в жизнь» — спектакль Театра на Левом берегу Днепра (в постановке Екатерины Степанковой). После премьеры, на которой побывала мой прежний педагог Валентина Ивановна Зимняя, она предложила сотрудничество с ее курсом. Позволила поэкспериментировать и это выросло в дипломный спектакль. Фактически без денег, с минимальным бюджетом.

Когда работал над «Кураж», не думал о жанре. Но в настоящий момент я не назвал бы его просто пластическим спектаклем, это скорее — пластическая драма. В спектакле «Кураж» очень легко внедрить текст. Другой вопрос: для чего? Я больше отношу эту постановку к драматическому театру, чем к сугубо пластическому.

— Не возникало проблем с пластической подготовкой студентов-актеров?

— Я пытался использовать их возможности, подстраивался под конкретную физику и пластику. Если у меня не получалось сделать то, что я хотел, я просто отпускал ситуацию. Но все-таки частично я добивался невозможного от некоторых из них. Одно дело, если ты видишь потенциал, а студент по определенным причинам его не использует, тогда нужно добиваться, а если этого нет — зачем тратить время на недосягаемое. Долго выбирал, кто будет играть Кураж, пока остановился на Виктории Быстрицкой. Она не училась танцам, но в ее природе есть определенная энергия, и она чувствует движения. Я даже нашел оправдание необычности блондинки в этой роли (прежде всего Кураж — немка).

«КУРАЖ — ТЕМА ЖЕНЩИНЫ, ИДУЩЕЙ СКВОЗЬ ВОЙНУ»

— Кто еще принимал участие в создании спектакля?

— Отдельная благодарность сценографу Тарасу Ткаченко, ведь он не просто отвечает за какой-то кусок сценографии, а проникает в таинственные смыслы всего произведения. Почти половину музыки к «Кураж» написал украинский композитор Андрей Шусть. Это был праздник сотворчества. Часто он писал уже после пластического решения определенных сцен. Некоторая музыка была подобрана до начала репетиций, другая вплеталась во время работы, например, Борис Гребенщиков и трагические украинские песни «Іде матьонка додому» и «Ой, гойдала, гойдала» Марьяны Садовской. Музыкальный разноплановый коллаж объясняю тем, что мы не привязывались к определенным историческим реалиям, была важна сама тема войны. Ведь война происходила во все времена, во всех уголках мира: Тридцатилетняя война в Германии по Брехту, Вторая мировая, война Америки и Вьетнама и т.д. Поэтому использована и песня украинской группы «От Винта» на мотив американского армейского марша. Но в конце спектакля звучит именно немецкий марш, который подчеркивает суть самой Кураж, — немки и Брехта — немца.

— Какова главная тема вашего спектакля «Кураж»?

— Тема женщины, идущей сквозь войну. Для меня это не конкретная Кураж, это стоический крепкий сборный образ женщины в противопоставлении сборному образу войны, судьбы и смерти.

— А что будет дальше с этой постановкой, когда студенты уйдут из университета?

— Не знаю... Состоялись последние экзаменационные показы спектакля, дальше дети пойдут на пятый курс, но пойдут не все, будет ли возможность играть ее дальше — не знаю. Сейчас пытаюсь сделать все возможное, чтобы спектакль существовал дальше. Возможно, для этого его нужно будет «переселить» на другую сцену.

— Вы планируете и в дальнейшем оставаться в Украине, или все-таки будете возвращаться в Москву?

— Я недавно кардинально изменил свою жизнь. Уход из театра — очень серьезный шаг. Пока продолжаю жить на два города (Москва — Киев). Два года тому назад Катя подарила мне сына. Малышу в Киеве удобнее, здесь все более приспособлено для него, чем в Москве. В настоящее время у меня есть определенные творческие предложения, но на данный момент ничего конкретного сказать не могу...