«Общество должно продолжать давление»

9 cентября — последний день Недели украинского кино в поддержку Олега Сенцова, которую организовали украинские кинематографисты, в частности продюсер Анна Паленчук. Все деньги от продажи билетов на фильмы передадут родственникам украинского кинорежиссера Олега Сенцова, о незаконном удерживании под стражей которого «День» писал уже не единожды (см. материалы «Сенцов... по следам традиций НКВД» от 31 мая и «Новый 37-й» в № 93 от 8 июня этого года и другие). Напомним, 11 мая в Симферополе были задержаны Олег Сенцов, Александр Кольченко, Геннадий Афанасьев и Алексей Черний, которые по сей день находятся в московской тюрьме Лефортово и которым инкриминируют подготовку террористических актов.

В рамках акции в столичной «Кинопанораме» уже показали 8 украинских фильмов («Гамер» Олега Сенцова, «Хайтарма» Ахтема Сейтаблаева, «Иван Сила» Виктора Андриенко, «Поводырь» Олеся Санина и другие), которые в большинстве собирали переполненные залы. На представлениях нескольких фильмов в рамках Недели... присутствовала сестра режиссера Наталья Каплан, которая непосредственно занимается организацией защиты брата. «День» воспользовался возможностью и расспросил  Наталью о подробностях судебного процесса, а также о ее, как гражданки России, восприятии сегодняшнего состояния российского общества.

Начали с хронологии событий:

 — Об аресте Олега я узнала на следующее утро, — рассказывает Наталья. — Мне позвонили родственники и сказали, что Олега посадили. Конечно, был шок и непонимание, что делать. Было ясно, что это ФСБ. Но, честно говоря, я не воспринимала это всерьез, потому что подумала: ну, это Крым, там сейчас бардак, Олег был на Майдане, он активист, наверное, сейчас его там допросят, узнают и отпустят. Я даже не думала по-другому. Примерно через неделю стало ясно, что его обвиняют в терроризме, но это все равно очень долго не воспринималось как реальность: неизвестно, что делать, какие шаги предпринимать. Лучше всего среагировал в этой ситуации российский Союз кинематографистов. Они позвонили адвокату Дмитрию Динзе, который защищает политических, художников например. Динзе связался со мной, мы с ним подписали договор, привлекли к делу еще одного адвоката и стали работать. Были препоны, чтобы адвокаты не могли встретиться с Олегом, а это было первое, что они хотели сделать. Увидеть его побыстрее, сказать, что есть защита, чтобы он держался и не начал давать показаний против себя. Это было самое важное в тот момент — встретиться с заключенным. Следователи говорили, что его ждут в Москве, а по факту его местонахождение было неизвестно. Выяснилось, что он в Симферополе. Один адвокат срочно вылетел в Симферополь, но и там с Олегом встретиться не удалось, были различные отговорки, что он на этапе, хотя в действительности его везли просто в гражданском самолете. Встретились с ним уже в Москве после примерно недели этих попыток. Почему были все эти препятствия? Потому что были пытки, Олег был избит, и они ждали, пока сойдут следы этого. Они явно не ожидали, что будут такие серьезные адвокаты. Адвокаты не боятся работать с ФСБ.

Сейчас мы отстаиваем свою позицию, судимся, количество судов уже даже и не смогу сказать. Получаем отказы, готовимся к Европейскому суду по правам человека. С российской судебной системой все понятно, мы от них ничего хорошего не ждем. Вся надежда на Европейский суд. До этого нам должны во всех российских инстанциях отказать, вот мы сейчас и собираем отказы.

— Из последних новостей — то, что Олегу продлили срок содержания под стражей до октября...

— Да, продлили срок. А суда, который выносит вердикт, мы ждем не раньше, чем к концу января. Тут уже должны включаться политики и договариваться на политическом уровне, чтобы дело закрыли. Я очень надеюсь, что это все пройдет гораздо быстрее. Ждать суда и судиться — это очень долго. Я на 99 % уверена, что ЕСПЧ его отпустит, но пока мы до них дойдем... Ходорковский сколько шел?

— А трое остальных ребят сейчас находятся в той же ситуации?

— Да. У двоих, как я понимаю, ситуация несколько выгоднее, потому что они давали показания, откровенно клеветали против Олега, признали свою вину. Еще один товарищ, мы сейчас вместе держимся, — это Саша Кольченко. Олег посолиднее в этой четверке выглядит, он постарше их, поэтому он «назначен» «организатором», а все остальные — «боевики».

— Они были до этого знакомы между собой?

— Насколько я понимаю, Сашу Кольченко и Гену Афанасьева Олег знал. Ну, как знал: в Крыму несогласных было не так много, конечно, они были знакомы. Но сказать, что они плотно общались, нельзя. Не удалось пока узнать, кто такой Алексей Черний и откуда он. Остальные трое между собой знакомы.

— Какие действия предпринимает украинская власть и в достаточной ли мере, на ваш взгляд?

— Понимаете, в чем проблема? Украинская власть действует в рамках существующих законов, пытается соблюдать моральные и этические, правовые нормы, как бы забывая, с кем она имеет дело. России плевать на эти нормы, как на внешние, так и на внутренние. Я в российскую власть не верю, даже если они пообещают, лично Путин скажет: «Все, давайте выпускать Олега», я поверю, только когда Олег уедет из России.

— Есть ли какая-то поддержка Олега от крымчан?

— Крым, действительно, пророссийский, чего греха таить, но даже там не верят, что Олег террорист. В России есть те, кто верит. В Крыму те, кто не согласен, уже либо уехали, либо «сидят по норкам», потому что там всех запугали очень сильно. Из Крыма голосок слабенький — только тех людей, которые близко и давно знают Олега.

— Как вы оцениваете волонтерскую поддержку со стороны украинских и российских деятелей?

— Все это очень хорошо. Я постоянно говорю: единственное, чего боится ФСБ, — это огласка. Чем больше мы будем говорить, тем большее давление они будут испытывать, тем легче будет потом подмахнуть, чтобы его выпустить. Это очень важно, потому что если бы не было такой шумихи, Олег так бы и сгинул в симферопольских подвалах. Такие методы не новы для России, у нас с чеченцами точно так же поступали: кто не согласен, тот террорист. А что уж там с ними делали, в каких подвалах они сгинули... То же самое тут: два человека дали показания, этого достаточно.

— В каких условиях Олег находится сейчас?

— Олег в тюрьме Лефортово — это тюрьма при ФСБ. С точки зрения быта она считается, наверное, одной из лучших. Даже Новодворская говорила в свое время, что Лефортово — самая лучшая тюрьма в России. Там нормальное питание, Олег не жалуется, более-менее сносные условия, но с точки зрения информации, какого-то воздействия — это самая закрытая тюрьма. Если в других можно передать мобильник (да, его потом отберут при обыске, но передать можно), а уж записки и так далее — вообще не вопрос, то тут — ничего. Допустим, мы собирали ко Дню рождения Олега поздравления. Адвокат не мог ему дать их почитать — он сидел и лично зачитывал все 19 страниц. До такой степени все закрыто. Естественно, ни о какой записочке речи не идет. Это главная особенность. И, конечно, надо понимать, что такой информационный вакуум давит на психику.

— То, как сейчас развиваются события в связи с войной России с Украиной, может повлиять на самих россиян, их понимание событий?

— Чтобы повлиять, россияне должны признать, что их страна агрессор, что никакого фашизма на самом деле нет. Ты должен признать и свою вину в том числе. На это способны далеко не все. Проблема России сейчас не в ура-патриотах, которые кричат: «Крым — наш!», «Все — на борьбу с хохлами-фашистами!», «Кругом враги!», «Все это проплачено Америкой!» Как ни странно, они в меньшинстве. Их очень видно, потому что активно кричат, но это абсолютное меньшинство. Большинству россиян все равно. Просто полное безразличие. Либо люди просто устали, потому что Россия постоянно с кем-то воюет, здесь постоянно что-то случается, и люди просто уже не могут чувствовать, сочувствовать. Плюс зомбирование — оно все равно есть и очень сильно действует. Я лично знаю людей, которые еще четыре года назад говорили, что Путина надо убирать, «Россия — без Путина», шли на Болотную площадь. И вдруг — такой щелчок... и откат. Объяснить это я могу только каким-то очень сильным воздействием. К сожалению, в России с информацией совсем все плохо. У нас есть основная линия, которая идет по всем СМИ. Более того, даже в Интернете, не умея искать, ты ничего не найдешь. Если наберешь в Яндексе или в Гугле даже «Олег Сенцов» — вылетит, что террорист. Надо уметь искать информацию. Это тоже знания.

— Как в связи с этим вам удается придать дело Сенцова огласке в России?

— Информация все равно просачивается. Есть социальные сети, знакомые. Мы в Москве тоже не молчим: у нас проходят показы, была серия одиночных пикетов в поддержку Олега. Конечно, такого шума, как в Украине, нет. Но шум есть, хотя и небольшой, чуть-чуть продавливаем ситуацию. Чуть-чуть удается. Например, наши СМИ уже замолчали. Они перестали про Олега совсем говорить, что для нас хорошо. Более того, в Интернете, где есть информация про Олега, уже даже в комментариях нет так называемых кремлеботов либо есть совсем малое количество, а поначалу их было очень много. Видно, что, по крайней мере, информационную войну мы пока выигрываем.

— А как вы оцениваете Неделю украинского кино в поддержку Олега Сенцова?

— На пять с плюсом! Очень круто, что что-то делается, что всем не все равно. И вот это единство очень сильно воспринимается после России. В России такого нет. Очень радостно наблюдать, что есть общество, есть страны, где все устроено совсем по-другому, не так, как у нас.

— Будем надеяться на результативность этих усилий.

— Общество должно продолжать давить, потому что если это все схлынет, Олег пропадет, с ним сотворят неизвестно что. Общество должно давить таким методом, политики и дипломаты должны договариваться, мы с адвокатами юридические вопросы на себя берем. Чем больше сторон тут задействовано, тем лучше.