ПТСР*

Зате я знаю тепер, —

говорить він, —

яка війна.

Ну і яка? — питаю його.

Ніяка, — відповідає він.

Так і є:

війна — ніяка,

про неї так і говорять —

без прикметників.

Як ти себе почував?

Ніяк.

Як до тебе ставились?

Ніяк.

Як ти про це говориш?

Ніяк.

Як нам тепер із усім цим жити?

Сергей Жадан, 2018 г.

Война закончилась в 2024 победой Украины. Было много раненных. Много безымянных могил. «Атлантида» начинается в наши дни с появления одной из них, ракурсом сверху, в инфракрасном изображении: трое с автоматами добивают и закапывают пленного. Этот труп появится потом, «частично скелетированный, частично мумифицированный», как записывают эксгуматоры в очередном протоколе. Мир утверждается нескончаемой подготовкой к похоронам.

Валентин ВАСЯНОВИЧ родился 21 июля 1971 в Житомире, учился в Музыкальном училище имени Виктора Косенко, в КНУКТиТ имени И. К. Карпенко-Карого (специальности —  оператор, режиссёр документального фильма), в Школе режиссёрского мастерства Анджея Вайды. Снимать начал в 1998. Документальная драма «Против солнца» (2004) получила Приз международного жюри в Клермон-Ферране и Особое отличие жюри в Торонто. Игровые «Обычное дело» и «Креденс» прошли незамеченными. Работал оператором и продюсером в «Племени» Мирослава Слабошпицкого (2014). В 2017 выпустил «Уровень черного»; «Атлантида» — четвертый полный метр, впервые в истории нашего кино награжденный как лучший в конкурсе Orizzonti в Венеции.

В Украине последние шесть лет про войну снимают регулярно. Результаты, как правило, неубедительны. Причина, кроме медленного и трудного созревания национальной школы, еще и в довлеющей актуальности событий, в слишком высоком эмоциональном фоне.

Васянович устанавливает дистанцию искусственно — дает титр о завершении войны в недалеком будущем и усиливает эффект визуальным отстранением: «Атлантида» — это 28 сцен, снятых на общих и средних планах почти всегда статичной камерой, причем эпизод может длиться и после выхода протагониста из кадра.

Поначалу действуют Сергей (Андрей РЫМАРУК) и Иван (Василий АНТОНЯК). Вместе воевали (кстати, оба исполнителя прошли фронт), сейчас работают на сталелитейном комбинате. В свободное время развлекаются стрельбой по вырезанным из металла мишеням. Потом эти черные силуэты громоздятся в комнате словно тени убитых. Живут Сергей и Иван в заброшенном доме рядом с комбинатом. В цеху их недолюбливают  — победа победой, но «колбаса по 2.20» в головах осталась. Иван контужен, не спит, работа валится из рук. После пустячного конфликта с бригадиром он ломается окончательно, падает в ковш с расплавленным металлом. Комбинат закрывают ради «новых возможностей», провозглашаемых пролетариям с большого экрана американским инвестором в эпизоде, где явно травестируется «1984». Карикатурного Старшего Брата сменяет «Симфония Донбасса» Вертова — самая талантливая пропаганда, когда-либо снятая об этих местах, — а под экраном дерутся. Того патетического, авангардного Донбасса больше нет, более того, на ближайшие десятилетия это обреченный край: реки и водоносные пласты заражены солями с брошенных шахт. Нет питьевой воды — нет цивилизации. Пейзаж после победы некрасив и недружелюбен, окрашен тусклыми цветами, заполнен минами, полуразрушенными зданиями, большими машинами, людьми в форме и берцах — мертвыми и живыми. А еще работой. Все при деле, пусть даже по результативности оно сродни ежедневному наполнению бочки Данаид.

Васянович еще со студенческих короткометражек полагает работающего человека в основу сюжета; при этом труд так или иначе сталкивается с бытовым/бытийным хаосом.

Гончар в «Против солнца» раз за разом сминает еще не обожженные изделия и терпит постоянные закадровые скандалы.

Психотерапевт в «Обычном деле» бросает работу в больнице ради поэзии, но и с поэзией не складывается.

Виолончелист в «Креденсе», не желая поступаться принципами, теряет место в оркестре и вдребезги ссорится с родней.

Фотограф в «Уровне черного» переживает смерть отца и разрыв с партнершей, мечется в одиночестве по разгромленной после дня рождения комнате.

Сергею уже не нужно воевать и производства больше нет; остаются два занятия, наиболее востребованные в «зоне»: развозить питьевую воду в цистерне  и помогать парамедику Кате (Людмила Билека — также реальный фронтовой парамедик) при эксгумации безымянных захоронений. Дотошность, с которой показаны все судебно-медицинские процедуры — один из аффектов фильма, подобно самоубийству Ивана или соитию в фургоне среди спрятанных в пластиковых мешках «двухсотых» — не ради шока; иным способом не промерить глубину травмы, которая из медицинского понятия стала модусом существования освобожденной территории. Застопоренный кадр вторит эмоциональному оглушению; камера двигается, лишь когда Сергей приходит, как можно догадаться, на руины собственного дома, где потерял семью. Пусть так, он снабжен хоть каким-то прошлым, которое и дает ему волю выживать.

Еще один, малозаметный, но мертвящий мотив — числа. Иван и Сергей, совмещая стрельбу с мордобоем, бросают друг другу «3-11! 4-18! 3-20! 2, 6, 8!» На доме, где они живут, выведено черной краской «1977». Ковши, что выливают расплавленный шлак в карьер после самоубийства Ивана, несут нумерацию 9, 76, 10, 45. Саперы говорят о минах: «пятидесятые, девяностые находили... Работы на 15-20 лет», останки хоронят под табличкой «47 69-349-31. Временно неидентифицированный защитник Украины». Номера на автомобилях, броневиках, танках. Война, как и любая тирания, любит счет, потому что цифры распредмечивают, развоплощают. Противостоять превращению в статистику можно только действием, ведь, в конце концов, действие, по Ханне Арендт, — «это человеческий ответ на то, что удел человека — быть рожденным». Работать, хоронить, любить, спасать кого еще можно спасти — функционировать в опустошенном, никаком пейзаже и никаком времени. Им действительно нет места среди обычных людей, как замечает Сергей, обнимая Катю. Им быть здесь. В Атлантиде, скрытой за минными полями и отравленными водами.

Перед финалом Васянович опять и внезапно включает тепловизор, погружая влюбленных в призрачное оранжево-синее мерцание после того, как становится ясно, что они никуда не уйдут и не уедут с этой истерзанной земли. Они принадлежат ей так, как могут принадлежать разве что мертвецы — или самые отчаянные живые.

Так і жити.

Интервью с Валентином Васяновичем читайте в завтрашнем номере нашей газеты.

*ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство, чаще всего диагностируется у участников боевых действий