Равновесие. Есть театр. Есть танец. И есть Пина Бауш

Она родилась в 1940 году в Золингене, в Рейнской провинции Третьего Рейха. Обучалась балету в Эссене и Нью-Йорке. В 1973-м в городке Вупперталь (ФРГ) возглавила труппу, ныне известную как Tanztheater Wuppertal (Танцтеатр Вупперталя). Ушла из жизни в 2009-м.

Она создала даже не стиль, а новый тип зрелища, в котором движение актера является альфой и омегой сценической материи. Танец Пины, освобожденный от академических ограничений, стал языком мощнее слова; это проживание предельных состояний, балансирование над безднами, в которые в театре еще никто не осмеливался заглянуть. «Менее всего я интересуюсь тем, как люди движутся, меня интересует, что ими движет» — эти слова Пины наиболее точно выражают суть ее системы.

Недавно мне удалось попасть в Вупперталь и в течение одного вечера посмотреть два самых знаменитых спектакля Tanztheater: «Кафе Мюллер» и «Весна священная» по одноименному балету Стравинского.

Это — идеально взаимодополняющий контраст. «Кафе Мюллер» — пластическая поэма одиночества под унылую барочную музыку Генри Перселла. «Весна священная» — безудержный коллективный экстаз.

Кафе: много одинаковых стульев и столиков нейтрального темно серого цвета. В глубине — стеклянные двери, слева — еще один вход. Действие начинают две женщины в длинных белых платьях, движутся, словно во сне, беспомощно протягивая руки — но если одна вступает в игры с другими, то вторая, которую танцевала сама Пина, а теперь — похожая на нее актриса — так до самого конца и остается никем не замеченной, привидением в собственном сне.

В действие вступают мужчина в костюме (официант? гость? ангел-хранитель?), который с грохотом разбрасывает стулья на пути перед женщиной в белом, еще один мужчина-лунатик, появляется немного смешная дама с рыжими кудрями, пробегает какой-то господин в плаще и очках, который вызывает у рыжей неподдельный интерес. Кафе — место встреч, однако здесь у каждого своя линия движений, своя траектория контактов и отторжений. Истории, которые происходят между этими, частично словно загипнотизированными, частично слишком суетливыми, людьми — вечны: о стремлении близости и ее невозможности, об упрямстве человеческой воли и желании отдать ее в другие руки, о забытьи и поиске потерянного времени наощупь. В этом странном лимбе все повторяют одни и те же движения, ходят по кругу одних и тех же микрособытий; это не жизнь и не смерть, это тихое скольжение на грани между всеми вещами, и даже касаясь друг друга все персонажи остаются одинокими, но не так ли всегда в конечном итоге?

Перемена декораций от «Кафе» до «Весны священной» выглядит как отдельная интермедия: появляются монтажники сцены, разбирают предыдущую декорацию, выкатывают на сцену металлические баки и высыпают из них горы земли, которую разбрасывают по сцене граблями.

«Весна священная» — это и есть ритуал пробуждения земли, который совершается в столкновении мужского и женского. Вакханалия. Оргия. Языческое восстание.

Земля хочет жертвы, и ее нужно выбрать. Нужно ее принять.

Если в «Кафе Мюллер» время отсутствует, то здесь его пытаются обогнать, разорвав собственными телами.

Неистовство танца, соединенное с математически точным ритмом движения, вызывает ощущение потрясающей достоверности. Это настоящий ритуал, который действительно вызывает весну, это настоящее племя, это настоящее жертвоприношение, это происходит за тысячи лет до нашей эры и через сотни веков после нас, это древняя будущая драма, в которой также пульсирует часть тебя, часть которой звучит в тебе.

«Весна Священная» и «Кафе Мюллер», экстаз и печаль — две стороны высокой меланхолии, присущей лишь великим мастерам. Две оси координат, в которых нет ничего случайного, ничего, кроме невыносимого, огромного знания — которое Пина оставила нам.

Продолжение темы: АЗУСА СЕЯМА: «Спектакли Пины — вне времени»