АЗУСА СЕЯМА: «Спектакли Пины — вне времени»

Начало темы: Равновесие. Есть театр. Есть танец. И есть Пина Бауш

В Вуппертале мы встретились с одной из ведущих актрис театра, которая работала с Пиной Бауш и теперь танцует в «Весне священной» и еще в нескольких спекткалях, — японкой Азусой Сэямой.

— Как началась ваша работа с Пиной?

— Мне было 24, это где-то 1999 или 2000 год. Я училась в Эссене. Как я узнала потом, через моих преподавателей в Университете искусств Фолькванг мои контакты получила Пина Бауш. Она искала гостевых артистов для «Весны священной», потому меня и других студентов пригласили в Париж, на отбор в театр Пины. Я прошла его успешно и все лето работала над спектаклем. Потом начался сезон, мы собрались в Вуппертале, и Пина попросила меня присоединиться к труппе. Я не могла в это поверить.

— Помните ваши первые впечатления о Пине?

— Она была очень высокой, но и хрупкой, поэтому казалось, что когда подует сильный ветер, то она упадет. (Смеется.) Выглядела очень спокойным человеком, а еще была очень трудолюбивой.

Для каждого артиста Пина находила особые слова. Мне она помогала открывать мои собственные таланты. Даже когда я говорила: «Кажется, мне с этим не справиться», она отвечала: «Нет, ты сможешь! Давай, ты прекрасны!» Она помогала мне раскрываться настолько ярко, в такой неожиданной гамме, что я сама себя удивляла. Она была первооткрывателем наших способностей.

— Насколько вы изменились после прихода в этот театр?

— Не думаю, что я изменилась в корне, но существенно раскрылась как актриса и стала значительно более открытой как человек. Я счастлива, что достигла именно таких возможностей — физических, умственных, эмоциональных.

— Что составляло основу метода работы Пины с труппой?

— Она всегда требовала от нас большего. Даже когда мы выкладывались максимально, она выжимала из нас еще больше. Мы никогда не останавливались на достигнутом.

— При таком интенсивном режиме вы могли на нее разозлиться, обидеться?

— Нет, я только делала все от меня зависящее, чтобы не испортить ее работу. Но, повторюсь, даже если я выкладывалась каждый раз больше, Пина продолжала говорить: «Ладно, но ты можешь еще лучше!»

— Как велась работа над новым спектаклем?

— Пина часто начинала с вопросов и ответов. Мы обсуждали произведение, к которому приступали, и должны были размышлять над сотнями разных вопросов, фраз или небольших определений. Ответы искали вместе, но наши предположения часто отличались от ее взглядов и объяснений.

— Это было только на словах?

— Иногда она хотела ответов через движение, иногда — только на словах. Она внимательно за всем наблюдала и все записывала в блокнот. Не знаю, что она писала, возможно, сравнивала наши первые ответы и следующие, когда повторяла нам те же вопросы опять. Возможно, мне тогда не хватало опыта — жизненного и профессионального. Ответов на большинство из таких вопросов я не знала, не представляла и никогда ни над чем подобным не задумывалась. К примеру, Пина могла спросить, как выглядят слезы утраты. Собственно, я сначала воспринимала такие вопросы как абстрактные и они временами казались мне абсолютно бессмысленными. Но когда задумывалась над ними глубже, начинала понимать, что это значит именно для меня. Пина также делилась личными взглядами на вещи, о которых мы говорили. Я до сих пор вспоминаю, какая беспомощность меня тогда временами охватывала. Как же я могла прожить двадцать четыре года и не научиться выразить в танце простых мыслей? Получается, мне мыслей, собственно, и не хватало, я не могла протанцевать чего-то, о чем никогда не думала.

— Так где больше правды — в движении или в слове?

— Мы никогда не проводили такое разделение между танцем и текстом. Наверное, истина где-то между ними. Пина имела целостный творческий подход и тонко чувствовала и весь танец, и каждое отдельное движение во всей его многозначительности. Для нее не существовало ничего, что невозможно было бы выразить на сцене.

— Вспомните ли сейчас какое-то задание, которое стало для вас самым сложным вызовом?

— Для меня работа в этом театре на самом деле и является сплошным вызовом! (Смеется.) Каждое произведение становится для нас испытанием, ведь всякий раз приходится учиться чему-то новому. В одних спектаклях я должна изо всех сил кричать, обнажать перед залом свою боль или злобу, в других — постоянно петь, говорить, иногда бегать по сцене или танцевать настолько долго и изнурительно, что теряется вся радость, которую мне обычно дает танец. Поэтому я каждый раз преодолеваю новые вызовы, сколько бы их ни преодолела раньше.

— На самом деле «Весна священная» и выглядит как невероятный труд, в том числе и физический.

— О да, после этого спектакля артисты иногда обращаются к врачам из-за травм головы и переломов пальцев.

— А у вас не возникает иногда сомнений, сможете ли справиться с ролью?

— Возникают постоянно. На сцене иногда приходится делать определенные вещи впервые в жизни. Открывать определенные чувства перед зрителями, срываться на крик перед моими коллегами. Меня в таких случаях останавливают сомнения, однако я вспоминаю, как Пина повторяла: «Я знаю, ты это сможешь».

— А какой спектакль заставил вас больше всего сомневаться в себе?

— «Палермо Палермо».

— И как бы вы оценили собственное выступление?

— В последнее время мне уже достаточно хорошо удается играть. (Смеется.) Во время репетиций мне помогала мама — я звонила по телефону ей и советовалась, как мне лучше кричать. Тренировалась на японском языке.

— Вашей маме хорошо удается кричать?

— Хорошо и достаточно часто — она очень строгая.

— Каким вы видите будущее Танцтеатра Вупперталя?

— Я бы очень хотела, чтобы нам удалось передать будущим поколениям то невероятное наследие, которое оставила Пина, — и театр, и ее виденье, и особенную атмосферу, которую она умела создавать. Конечно, со временем что-то будет меняться, но мы должны передать нашим преемникам ее пыл, чтобы он не успел охладеть — сохранить огонь танца и душу театра. Это ответственность всего коллектива и каждого актера лично.

— Напоследок: как вы живете вне театра? Имеете ли какие-то увлечения, кроме танца?

— Увлечения вне танца? (Смеется.) Что же вам ответить? Здесь вы меня заставили по-настоящему задуматься.